Русский узел. Стихотворения и поэмы

Завещание

I

Мне помнится, в послевоенный год Я нищего увидел у ворот — В пустую шапку падал только снег, А он его вытряхивал обратно И говорил при этом непонятно. Вот так и я, как этот человек: Что мне давалось, тем и был богат. Не завещаю — отдаю назад.

II

Объятья возвращаю океанам, Любовь — морской волне или туманам, Надежды — горизонту и слепцам, Свою свободу — четырем стенам, А ложь свою я возвращаю миру. В тени от облака мне выройте могилу. Кровь возвращаю женщинам и нивам, Рассеянную грусть — плакучим ивам, Терпение — неравному в борьбе, Свою жену я отдаю судьбе, А свои планы возвращаю миру. В тени от облака мне выройте могилу. Лень отдаю искусству и равнине, Пыль от подошв — живущим на чужбине, Дырявые карманы — звездной тьме, А совесть — полотенцу и тюрьме, Да возымеет сказанное силу В тени от облака… 1974

«За дорожной случайной беседой…»

За дорожной случайной беседой Иногда мы любили блеснуть То любовной, то ратной победой, От которой сжимается грудь. Поддержал я высокую марку, Старой встречи тебе не простил. И по шумному кругу, как чарку, Твое гордое имя пустил. Ты возникла, подобно виденью, Победителю верность храня. — Десять лет я стояла за дверью, Наконец ты окликнул меня. Я глядел на тебя не мигая. — Ты продрогла… — и выпить велел. — Я дрожу оттого, что нагая, Но такую ты видеть хотел. — Бог с тобой! — и махнул я рукою На неполную радость свою. — Ты просила любви и покоя, Но тебе я свободу даю. Ничего не сказала на это — И мгновенно забыла меня. И ушла по ту сторону света, Защищаясь рукой от огня. С той поры за случайной беседой, Вспоминая свой пройденный путь, Ни любовной, ни ратной победой Я уже не пытаюсь блеснуть. 1975

Любовь гиганта

Когда я протоптал гигантскую дорогу До крохотных существ: «Замри! — сказал мне гром, — Не стоит нагонять на этот мир тревогу…» — И поразил меня гигантским забытьем. Отважная княжна, поджав капризно губки, По моему лицу гуляла без забот. И, ручкой приподняв бесчисленные юбки, Поток моей слезы переходила вброд. Порхали башмачки иль звездные голубки Иль это ворковал и веял поцелуй?.. Я приоткрыл глаза — и вспыхнули все юбки, И дым чужих небес скатился по лицу. 1975

«Гулом, криками площадь полна…»

Гулом, криками площадь полна, Там качает героя толпа. Он взлетает в бездонное небо. Посулил ли он вечного хлеба, Иль дошел до предела в числе, Иль открыл, что нас нет на земле?.. Выше, выше! Туда и оттуда!.. Но зевнула минута иль век — И на площади снова безлюдно… И в пространстве повис человек. 1975

«Когда кричит ночная птица…»

Когда кричит ночная птица, Забытым ужасом полна, — Душа откликнуться боится: Она желает быть одна. Но дико слышать ей от века Рыданье ветра, хриплый вой И принимать за человека Дорожный куст, объятый мглой. 1975

Дуб

То ли ворон накликал беду, То ли ветром ее насквозило, На могильном холме — во дубу Поселилась нечистая сила. Неразъемные кольца ствола Разорвали пустые разводы. И нечистый огонь из дупла Обжигает и долы и воды. Но стоял этот дуб испокон, Не внимая случайному шуму. Неужель не додумает он Свою лучшую старую думу? Изнутри он обглодан и пуст, Но корнями долину сжимает. И трепещет от ужаса куст, И соседство свое проклинает. 1975

Пепелище. 1942

Не осталось по ту сторону От избы ни единой иголки. Дико воет труба на луну, И на вой собираются волки. Не исплакать постылой чужбы. Только волки сидят, подвывая. И со свистом из мертвой трубы Выползает змея роковая. Затянулись земные края Ядовитым чешуйчатым дымом. Опоясала небо змея — Волчья шерсть поднимается дыбом. 1975

«Выходя на дорогу, душа оглянулась…»

Выходя на дорогу, душа оглянулась: Пень иль волк или Пушкин мелькнул? Ты успел промотать свою чистую юность, А на зрелость рукою махнул. И в дыму от Москвы по Хвалынское море Загулял ты, как бледная смерть… Что ты, что ты узнал о родимом просторе, Чтобы так равнодушно смотреть? 1975

Между двух поездов

В полосе запыленных цветов Шли два вихря — попутный и встречный. И пропал между двух поездов Сизый селезень противоречий. Вырывали крыла друг у друга Острота и изнеженность юга — И задумчивый северный свист, А потом навсегда разошлись. Он оправил кровавые перья, Но под ними пылит и свистит, То вперед, то обратно летит И ему никогда не простит Любопытства, тоски и доверья. 1975

«Справа поле с кругами трамвая…»

Справа поле с кругами трамвая, Слева море с бегущей стопой. У того и у этого края Ты хотела остаться собой. Заковал он тебя как родную И ушел за бегущей стопой. Но цепочку его золотую Ты пилила железной пилой. И визжала она, и скрипела, Высекая златые струи. Чтобы он не расслышал, ты пела О земной и небесной любви. Лейся, песня любезная, лейся На опасную эту струю. Все простит он за вечную песню И на том, и на этом краю. 1976

Озеро

И снится мне озеро… Долго смотрю На столп вознесенной воды: То озеро нижет дремоту мою На пыль от туманной звезды. За озером тянется серая степь, За степью — синеющий лес, За лесом — отвесная горная цепь, А дальше — простор без небес. 1976

Двойник

Только солнце с востока взойдет, Тут же с запада всходит другое. Мы выходим из разных ворот, Каждый тень за собою ведет, И моя, и твоя — за спиною. Мы сошлись, как обрыв со стеной, Как лицо со своим отраженьем, Как два лезвия бритвы одной, Как рожденье со смертью самой, Как великая слава с забвеньем. Тучи с небом на запад летят — На восток покачнулись деревья. Наши тени за нами стоят Не сливаясь и бездны таят, А меж нами не движется время. 1976

Двое

Где-то в поезде ехали двое, Невпопад говорили, и вдруг Я словечко услышал такое — До сих пор пресекается дух. Глянул: бабка над внуком рыдала И рыданьем баюкала слух. — Кто тут был? — Никого не бывало… — До сих пор пресекается дух. И словечко-то, право, пустое, И расслышал его я не так: — В этом мире погибнет чужое, Но родное сожмется в кулак. 1976