Русско-турецкая война 1877—1878 гг.

В русской армии по прежнему уделялось гораздо больше внимания разработке правил по организации смотров и парадов, нежели подготовке новых боевых уставов. Так, например, во время войны 1877-1878 гг. русские войска не имели общеобязательной боевой инструкции, с правилами совместных учений пехоты с артиллерией издания 1857 года, в то время как еще в 1872 году в дополнение к строевому уставу был издан особый «Свод правил о смотрах и парадах больших отрядов войск», который дополнялся специальными приказами по военному ведомству в 1872, 1873, 1875 и 1876 годах.

Лишь накануне войны, весной 1877 года, военному министерству удалось приступить к составлению общеармейской «Инструкции для действий роты и батальона в бою», но война прервала эту работу, Перестройке боевой подготовки русских войск мешала недостаточная общеобразовательная, подготовка офицеров и солдат.

У 15 000 офицеров, получивших воинское звание по прохождении нескольких лет службы в качестве юнкеров или унтер-офицеров, общеобразовательная подготовка в основном часто ограничивалась только элементарной грамотностью; большинство имело низшее образование. Солдаты были в большинстве неграмотны. По данным Одесского военного округа, среди поступивших в войска насчитывалось в 1869-1870 гг.

– 3,4%, в 1870-1871 - 4,4%, в 1871 -1872 - 4%, в 1872-1873 - 5,2% грамотных по отношению к списочному составу части (32) .

4.32

(33) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 21, ч. II, СПБ, 1903, стр. 210.

Только в результате начавшегося обучения солдат грамоте в процессе прохождения службы в частях к середине 70-х годов процент грамотных солдат в пехоте поднимался до 36 (33) .

В специальных родах войск он был выше.

Помимо всего прочего, тормозом в деле усовершенствования боевой подготовки войск являлась двойственная линия Александра II. Утверждая новые положения боевой подготовки, в основе которых лежало стремление учить войска тому, что нужно на войне, и требуя их выполнения, он в то же время во всей силе сохранял прежнюю плацпарадность и внешнюю картинность войсковых учений. Первое царь вынужден был делать под влиянием очевидных факторов современного боевого опыта, а второе было милее его сердцу. Многие войсковые начальники в целях обеспечения своей карьеры увлекались плацпарадностью, отрывая войска от действительной боевой подготовки.

4.33

(33) См. Зайончковекий. Военные реформы 1860-1870 гг. в России, М., 1952, стр. 212.

При этих условиях перестройка боевой подготовки войск должна была происходить с большими трудностями и в весьма замедленных темпах.

Начало тактической подготовки офицеров было положено приказом по военному ведомству №379 в 1865 году; этот приказ, однако, касался лишь подготовки молодых офицеров и требовал от офицеров очень немногих тактических знаний (составления кроки, разбивки полевых укреплений и т.п.). Приказ №28 1875 года предъявлял уже более серьезные требования к тактической подготовке офицеров - вводил упражнения в решении письменных и устных тактических задач на планах и в поле. Ввиду того, что приказ вышел лишь в 1875 году, действие его до начала войны мало сказалось на подготовке офицеров. Улучшало положение в известной мере то, что в ряде военных округов тактические упражнения с офицерами проводились еще за несколько лет до 1875 года. Правда, разнобой в требованиях был при этом весьма велик. Общими недостатками приказов №379 и 28 являлось то, что они касались в основном молодых офицеров и не охватывали старших и высших, а также то, что само проведение их ложилось на офицеров генерального штаба, число которых был очень мало. Между тем младшие офицеры и без того были наиболее передовыми по своим политическим взглядам (многие из них воспитывались на идеях Добролюбова и Чернышевского) и военным знаниям и поэтому более важной явилась бы подготовка старшего и высшего командного состава, а ее-то как раз и не было.

Старшие и высшие (генералы) офицеры в основном избегали не только непосредственного проведения занятий, но даже и общего руководства ими; в то же время они сами выпадали из системы офицерской тактической подготовки; последняя для них ограничивалась по преимуществу маневрами, но они, как характеризовал маневры Милютин, «...вообще выходили более похожими на игру, чем на серьезное обучение войск. Неопытным офицерам они могут дать самые превратные понятия о военном деле» (34) . Курсов переподготовки для старших офицеров в армии в то время не имелось. Некоторым дополнением к служебной офицерской подготовке являлось самообразование. Стали обращать внимание на комплектование библиотек и выпуск новой военной тактической литературы.

4.34

(34) Милютин Д.А. Дневник, т. I, М., 1947, стр. 214.

В целом необходимо признать, что если в боевой подготовке русские младшие офицеры значительно ушли вперед от уровня подготовки офицеров времен Крымской войны, тем не менее она пока еще не отвечала требованиям военного дела 60-70-х годов.

Уровень подготовки большинства средних и старших офицеров был слаб, повышался он незначительно, все их служебные интересы в мирное время сосредоточивались преимущественно на строевых занятиях, ведении хозяйства и в лучшем случае на стрелковом деле. Тактические занятия для них чаще всего были делом второсте­пенным, и «о сравнении их, например, с церемониальным маршем не могло быть и речи» (35) . Та часть этого слоя русских офицеров, которая прошла курс военных училищ и военных академий уже в бытность военным министром Милютина, в большинстве случаев была теоретически в тактическом и оперативном отношениях подготовлена, но их было мало. Минусом подготовки офицеров в академии являлось отсутствие у них хорошего знания войск и крепких практических навыков.

4.35

(35) Гейсман П.А., заслуженный ординарный профессор. Русско-турецкая война 1877-1878 гг. в Европейской Турции, СПБ, 1906, стр. 70

Хуже всего, однако, обстояло дело с подготовкой генеральского состава. Почти все генералы основное военное образование получили еще в николаевское время, в ходе же службы теоретическая подготовка их совершенствовалась еще меньше, чем старших офицеров; лишь одиночки по собственной инициативе пополняли свои военно-теоретические познания самообразованием.

Все это весьма отрицательно сказывалось на перестройке боевой подготовки солдат и унтер-офицеров.

Обучение пехоты, как правило, развивалось по линии применения в наступлении густых строев и боевых порядков. Пехота плохо использовала в бою ружейный огонь, плохо сочетала огонь с движением и применением к местности. Несмотря на это, нельзя не признать, что обучение пехоты во многом со времени Крымской войны продвинулось далеко вперед.

На учениях пехоты, при наступлении батальона наиболее часто рекомендовалось строить боевые порядки из двух линий линейных рот, расположенных одна от другой на расстоянии двухсот шагов; в каждой линии было по две линейные роты, каждая рота наступала в развернутом двухшереножном строю. На триста шагов вперед от первой линии выдвигались пятая, стрелковая, рота батальона, которая рассыпалась в цепь, по густоте приближавшуюся к одношереножному строю (на стрелка в цепи приходилось 1 1/2-2 шага).

В ходе наступления допускалось усиление цепи. Движение цепи рекомендовалось производить перебежками в 50-100 шагов от укрытия к укрытию. Линейные роты в наступлении двигались обычно безостановочно, хотя теоретически им разрешалось останавливаться и ложиться, а также размыкаться. Перед атакой цепь учили раздаваться в стороны, линейные роты должны были выходить вперед, с 50 шагов брать винтовки на руку и с 30 шагов бросаться в штыки. Под влиянием стремления к картинной стройности практически командиры очень неохотно шли на усиление цепи и на движение от укрытия к укрытию, так как это вело к перемешиванию строя; наоборот, в наступлении широко практиковалось движение в ногу и подравнивание.

Согласно принятой схеме строя батальон занимал по фронту 200-400 шагов, а в глубину 500-700 шагов. В голове двигалась цепь стрелковой роты, которая в большинстве случаев одна только и вела огонь; этим резко ослаблялось использование всех имевшихся у батальона огневых возможностей. Считая в цепи 150 стрелков, каждый из которых нес на себе 60 патронов, батальон мог во время наступления выпустить всего 9 000 пуль. Практически же наступавший батальон вел еще более слабый ружейный огонь. Цепи разрешалось открывать огонь только на расстоянии 600-800 шагов до противника, притом лишь по крупным целям; только с 300 шагов открывался огонь по одиночным целям (36) . Однако и при этом предписывалось требовать от цепи наибольшей экономии патронов; Драгомиров, например, прямо требовал в наступлении расходовать не более половины носимого запаса патронов, то есть 30 штук. Так, в приказе своем по дивизии №19 1877 г. Драгомиров писал: «Человеку толковому и не ошалевающему 30 патронов за глаза довольно, если их выпустить не иначе, как тогда, когда наверное попасть можно» (37) . В результате из наличного носимого запаса в 45 000 патронов батальон в наступлении обучался расходовать лишь 4 500, т.е. использовал имевшиеся у него возможности ружейного огня только на одну десятую. Следовательно, пехота училась в наступлении почти не применять огневой подготовки атаки. Все это оправдывалось усиленно внедрявшимся при обучении взглядом, что успех наступления решает штык, ружейный же огонь играет только вспомогательную роль.

4.36

(36) Впрочем, согласно изменениям 1871 г. к «Наставлению для обучения стрельбе в цель пехоты и драгун» в стрелковых частях в мирное время учили стрельбе на 1500 шагов.

4.37

(37) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 5, СПБ, 1888, стр. 324.

Лишь в отношении стрелковых рот допускались кое-какие «послабления» в смысле ведения ими огня. Один из современников русско-турецкой войны писал: «Стрелков строго отличали от линейных. Первых готовили для действия в цепи огнем, а последних, по старым традициям, предназначали почти исключительно для штыкового удара... Пренебрежение ружейным огнем и как бы признание его малой действительности обусловливало и употребление малых дистанций в глубину боевого порядка; цепь и боевые линии друг от друга держались на 200 шагов, но никто из начальствующих лиц не делал замечания, видя дистанции и менее 100 шагов» (38) . Правда, эти воспоминания относились к войскам гвардии, где в подготовке мирного времени был особенно силен уклон в сторону плацпарадности. Тем не менее пренебрежение огнем было характерно и для весьма многих армейских частей. Некоторые начальники, чтобы оправдать невнимание к огню, перед самой войной придумали даже тезис о том, что «турки по своим религиозным убеждениям уклоняются от удара в штыки и во избежание штыковой свалки спешат очистить позицию» (39) . При слабом развитии артиллерии того времени пехота при таком обучении не могла восполнить своим ружейным огнем недостаточность артиллерийской подготовки атаки. Эта тенденция была явно отжившей, так как противник того времени с его сильным нарезным заряжавшимся с казны ружьем не мог быть подавлен без полного использования огневых средств.

4.38

(38) Грек Б.Н. 4-й батальон лейб-гвардии Гренадерского полка в бою под Горным Дубняком 12 октября 1877 г. «Вестник офицерской стрелковой школы», 1913, №1-2, стр. 5.

4.39

(39) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 93, СПБ, 1911, стр. 136.