Рыцари былого и грядущего. Том I

— А хорошо бы, отец Августин, и сейчас так же стало. Хорошо бы Католическая и Православная Церкви не враждовали, а дружили и строили бы свои отношения по-братски.

— Больная тема. Конечно, нашим церквям надо дружить. Православные и католики должны смотреть друг на друга, как братья-христиане. Но мы не можем объединиться с католиками, пока они упорствуют в своих еретических заблуждениях. Лживым и фальшивым надо считать любое примирение, которое достигается ценой отречения от Истины.

— Н-да. Когда каждая из сторон отстаивает монополию на истину, диалог между ними редко бывает конструктивным.

— Ты пойми, Андрюша, что православные как раз-таки и не отстаивают свою монополию на истину. Мы не говорим, что именно мы правы. Мы говорим, что правы были и западные и восточные отцы, когда совместно на вселенских соборах утвердили учение христианства. Мы, православные, ни в одной букве не отступили от совместно принятого символа веры. А католики исказили символ, то есть отступили от учения вселенских соборов, после чего напридумывали таких экзотических догматов, от одной только мысли о которых у меня кровь в жилах стынет. Потом детально в католических ересях разберёшься. А у православных нет ересей и, как ни странно, это сами католики признают. Они никогда не называют православных еретиками, а только схизматиками, то есть раскольниками, хотя и это несправедливо. Значит, католикам, чтобы мы с ними объединились, вовсе не надо принимать наше учение, им достаточно вернуться к собственному учению.

— А ведь это всё меняет. Значит, у православных после седьмого вселенского собора не было никаких догматических новшеств?

— Вот именно. Я бы предложил католикам очень просто определить вероучение, приняв которое мы можем объединиться. Никто ни на чью точку зрения не встаёт. Просто каждая из церквей устраняет из своей догматики всё, что было принято после VII вселенского собора. Правда, ведь это не обидно для их самолюбия? Но они знают, что им в этом случае пришлось бы отказаться от полусотни догматов, а мы остались бы при своём. Как ты думаешь, они пойдут на это?

— Ну, если мы оставим им орган. — на вполне риторический вопрос отца Августина Андрей мог ответить только шуткой.

— Мы можем своими руками построить для них самый большой орган в мире и подарить, поздравив с долгожданным просветлением.

* * *

— Могу я узнать, имеет ли наш доблестный воин желание посетить Гондэр? — Дмитрий искрился своей фирменной ироничной улыбкой.

— Это, мессир, было бы большой честью для скромного послушника, которому любезные братья Ордена уделяют и так слишком много внимания, — было похоже, что Сиверцев просто копирует ироничную манеру командора, но Дмитрий понял, что за этой иронией скрывается вполне реальное недоумение. Уже без улыбки он сказал:

— Каждому из своих послушников Орден уделяет не меньше внимания, чем великому магистру. Это не армия. Новоначальные служители Ордена такие же братья нам, как и заслуженные ветераны храмовники. Встав на последнюю ступеньку орденской иерархии, ты вовсе не превратился в бесправного «служку на побегушках». К любому, кто сюда попал, мы относимся как к драгоценному камню, на огранку которого не жалко никаких усилий.

— По всей видимости, мессир, мне ещё только предстоит понять, что есть Орден.

— Не прибедняйся, Андрей. И не комплексуй. Говори и поступай так, как считаешь для себя естественным. Я уверен, что в решительную минуту ты не забудешь про иерархию и выполнишь любой приказ с беспрекословностью, намного превышающей армейскую. А сейчас команда — расслабиться.

— Если это будет угодно Господу, мессир.

— Через 10 минут я увижу тебя на КПП в белой эфиопской форме без знаков различия.

— Именем Господа, мессир.

* * *

Дмитрий позволил Андрею сесть за рычаги маленького спортивного вертолёта. Душа старого вертолётчика пела от управления изумительно послушной машиной. Курс на Гондэр — вест-вест-норд. Они пролетали по самым высокогорным районам Эфиопии — больше трёх километров над уровнем моря. Война до этих мест не докатилась и советские вертолётчики, соответственно, здесь не летали. Андрей завороженным взглядом скользил по гигантским хребтам. Он не мог бы сейчас сказать, чувствует ли он себя гордым покорителем великих вершин, сумевшим подняться над ними, или, напротив — ничтожной летающей букашкой, нелепой и жалкой на фоне этих супергигантов. Эти прямопротивоположные ощущения смешивались, как встречные вихревые потоки и породили в его душе настоящую эмоциональную бурю. Он почувствовал потребность вернутся в мир привычных земных понятий и вспомнил о том, что их вертолёт несёт на себе символику ООН.

— Дмитрий, мне, признаться, в голову не приходило, что наш Орден — структура ООН.

— Это не совсем так. Точнее — совсем не так. Хотя кое-кому именно так и рекомендуется думать. ООН — очень удобное прикрытие для сверхнационального Ордена. У нас и паспорта ооновские. Храмовники не могут быть гражданами своих стран. Это противоречило бы самой идее Ордена. Формально мы интегрированы в ООН, поскольку нам очень часто требуется официальный статус. Чисто подпольное существование резко ограничило бы наши возможности. Но фактически мы не являемся их составной частью. Высшие руководители ООН даже не догадываются, кому дали прикрытие. Там есть только два человека, знающих, что Орден на самом деле — сверхнациональная боевая сила христианства. Наша природа, наши цели, наши идеология — диаметрально противоположны ооновским. Момент истины наступит в своё время. А в Гондэре как раз наше официальное представительство — видимая часть Ордена.

Они приземлились на маленькой вертолётной площадке рядом с ангаром недалеко от горной дороги. Над ангаром развевался флаг ООН. Даже в этом совершенно безлюдном месте храмовники не могли себе позволить открыто взметнуть в небо Босеан. Вскоре Дмитрий уже вывел из ангара представительский джип, который советскому офицеру никогда в жизни видеть не доводилось. В джипе Дмитрий не говорил ни слова, лишь заметив, что до Гондэра не многим больше ста миль. Они ехали молча, потом Дмитрий ни с того, ни с сего спросил:

— Тебе известно то единственное место на земле, где совершенно бессильна любая прослушка?

— Мессир, я не контрразведчик.

— А я, как старый чекист, могу поделиться профессиональным секретом: даже самое совершенное прослушивающее устройство не может сделать запись в вертолёте с включённым двигателем.

Андрей понял, почему в джипе они всю дорогу молчали. Впрочем, вскоре они уже въезжали в пространство очередного чуда Эфиопии. Их принял Гондэр.

— Поработаю немного экскурсоводом, — Дмитрий начал свой рассказ, — это дворец Фасилидаса. Его называют «Дом льва». Не правда ли — настоящий рыцарский замок?

— Действительно, неприступная твердыня. Да ещё на таком холме.

— Это царский холм. А сейчас проверим твоё знание Африки. Что здесь совершенно нетипично для этого континента?

— Дворец — трёхэтажный. Да, кстати, и в самом городе я видел дома от 2-х до 4-х этажей. Это совершенно не типично для одноэтажной Африки.

— В точку. Почему-то строители Гондэра решили позаимствовать европейский стиль, причём именно в тот период истории Эфиопии, когда отношения с европейцами стали максимально враждебны. А ещё?