Рюрик

Ратники хмуро обдумали его предложение и склонили головы в знак согласия: пути назад действительно нет. Вывели свои ладьи из затона, погрузились, предварительно предав огню дома свои, и - в путь, в Ладогу, начинать новую ЖИЗНЬ.

УКРЕПЛЕНИЕ

На сей раз Рюрик не поехал в Новгород объясняться с союзными правителями. Он собрал дружину во дворе своего дома и, стоя на высоком крыльце, решительно объявил ей свою волю:

– Хватит! Год терпел! Думу лелеял добрую: не посмеют, мол, убить второго брата. Посмели! Они всё смеют!
– со злой иронией крикнул Рюрик и, окинув горячим взором войско, заявил: - И я смею! Отныне живём сами собой! Сами себя обеспечиваем! Эту крепость расширим! Пусть только попробуют учинить нам спрос!

– гневно крикнул он и ударил ладонью по перилу крыльца. Князь стоял среди друзей-военачальников, высоко подняв седовласую голову, и пытался внушить свою злую волю соплеменникам. Рядом с князем, по правую руку, в обрядовой одежде жреца стоял Бэрин. Злость и возмущение ратников-рарогов были ему близки и понятны. Всеми силами он стремился помочь сородичам выстоять в столь неравной борьбе и победить. Он внимал князю, а в душе его уже рождались молитвы, которые непременно он будет читать всем русичам.

– Верно!
– закричали в ответ ратники и взметнули мечами.
– Не дадим себя в обиду! Давно пора!

Ратники взбодрились. Их было почти четыре тысячи.

– Ну и что же, что холода начинаются, здоровых крепких рук много, сладим с любой работой!
– продолжил Рюрик так же настойчиво.
– Главное, мы теперь вместе!
– с вызовом крикнул он объединённой дружине.

– Мы теперь вместе!
– трижды повторила дружина злым хором.

– За работу! Да будет с нами Святовит здесь, на земле ильменских словен!
– воскликнул Рюрик.

– Да будет с нами Святовит здесь, на земле ильменских словен! троекратно повторила дружина вместе с верховным жрецом…

И закипело всё вокруг Ладоги. Там лес рубят, там бревна обтёсывают, там остро колья обтачивают, там крепкую стену ставят, где земля с водой дружна, там глины, камней, песку подсыпают, основу укрепляют - не на год стараются, на долголетия закладывают…

Но затуманился словенский народ здешний, ладожский, глядя на кипучую работу варягов-россов. "Только было кланяться друг дружке начали, а поди-ка вот какая напасть на них: крепость невиданную строят, от кого-то хорониться собираются; а мы, словене, как же? Коль гости нагрянуть - мы сами по собе, а оне - сами по собе? Зачем же дружину?.. А-а, какой пустой вопрос в душу лезет… Обидели их, крепко обидели, вот они и обособляются… Кто-то дела чёрные вершит, а народ расхлёбывает… Ну, почто не живётся добром!.." сокрушались ладожане-словене, ревниво наблюдая, как трудятся варяги.

Но зазлорадствовали викинги, чуя разногласия пришельцев с хозяевами. И хотя к открытым действиям против рарогов-русичей они не прибегали, но и не упускали ни единого случая посмеяться над их усилиями: то при виде тяжёлых строительных работ жестами показывали, как надо легко это делать, а то канатами возьмут да и растащат заготовленные рарогами бревна в разные стороны.

В ответ Рюрик не приказывал - просил всех молчать: боев впереди ещё хватит…

…Ну а что же Гостомысл? Что же Полюда, седая умная голова? О чём думу думает Домослав?

В огромной гридне дома посадника все трое вели ярый разговор.

– Чую! Ведаю! Срам и позор!
– запрокинув голову к низкому потолку, кричал Гостомысл. Меховая перегиба распахнулась на нём, лицо покрылось пятнами, серые проницательные глаза спрятались под лохматыми бровями, толстая, покрасневшая от напряжения и неестественной позы шея нависла над туго затянутым воротом льняной рубахи.
– А что я мог с ним поделать! прокричал он, не меняя позы.
– До сей поры никто не может показать пальцем на Вадима и трижды обвинить его в содеянном!

– торжествующе проговорил он, затем опустил голову и хитро оглядел послов.
– По нашей земле много чужого люда бегает и зло чинит. Разве всех поймаешь!
– опять прокричал он, не дав послам слова.
– Это мы думу чёрную имаем: Вадим - соперник, Вадим - злодей, а кто сюда приидет и укажет, что сие есть так?!
– крикнул он в последний раз и затих.

Послов словно прорвало.

– Всё это мы понимаем, - узрив хитрость новгородского посадника, хмуро проговорил Полгода.
– Но мы сами их позвали! Сами дали им дела управительские и суд над злодеями, а кровь пролилась, и мы, яко дети малые, руками разводим, ничего сделать не можем!
– перешёл на крик посол, тяжело дыша: ярость требовала выхода, и он не всегда успевал подбирать нужные слова.
– Хитрим, тёмную душу в лисью шкуру заворачиваем! Да разве так мы когда-нибудь прекратим разбой!
– Полюда кинул злой взгляд на посадника и подождал, что скажет тот в ответ.

Гостомысл молчал. Он без удивления слушал своего посла и ждал, когда тот выскажет все. "Ну, глаголь-глаголь. Я послушаю. Дела вершить всё одно буду по-своему", - думал он, глядя на именитого словенина.

Полюда понял, о чём про себя подумал новгородский посадник, но отступать не захотел:

– Менять пора древние обычаи! Они хороши были для тесной общины! горячо проговорил он и посмотрел на Домослава. Тот промолчал.
– Теперь живём объединённым племенным союзом, большой страной, старыми порядками не обойдёшься.
– Полюда перевёл возбуждённый взор на Гостомысла.

– Вот и начните!
– сердито, но явно подыгрывая самому себе, прокричал ему Гостомысл.
– Придумай новый порядок и доведи его до всех людей! напевно, как гусляр-сказитель, проговорил он и при этом выразительно глянул и на второго посла.

– Начну!
– сорвался опять на крик Полюда.
– Но прежде я приведу тебе человека, который трижды укажет на Вадима, - неожиданно объявил он.

Гостомысл вскочил.

– Зачем тебе сие надо?!
– загремел он, но тут же замолчал. Он подошёл к послу, ласково заглянул ему в глаза и тихо спросил: - Ты что, хочешь дальнейшего кровопролития? Полюдушка, да ты же первый устал от него, - уже примирительно сказал Гостомысл и положил руку на плечо словенина, миролюбиво погладив его.

– Кровопролитие кровопролитию рознь!
– угрюмо возразил Полюда, скинув руку посадника со своего плеча.
– Ты ныне видишь малое, а я зрю крупное!

Гостомысл покачал головой, отошёл от посла и встал, прислонившись спиной к тёплому боку печки. "Боги! И когда эти старцы будут мудрыми? Мыслят, яко дети!" - безнадёжно подумал новгородский правитель и нахмурился.

– Ты когда был последний раз в Ладоге?
– упрямо спросил его Полюда, наблюдая за переменчивым настроением Гостомысла.
– Боишься туда нос показывать!
– закричал он опять и встал. Медленными, тяжёлыми шагами он пошёл на посадника, чтобы напомнить ему кое-что, известное им одним.

Но посадник не дрогнул.

– Знаю!
– топнул ногой Гостомысл и не дал послу договорить.
– Всё ведаю, хоть и не бываю там. Ну и что?!
– уже тише спросил он и взглядом приказал Полюде остановиться. Тот, верный своей выучке, встал.
– Главная наша опора - наши враги!
– торжествующе бросил Гостомысл в недоумённые лица послов, с удовольствием прижимаясь к тёплой печке; он даже закрыл на мгновение глаза.
– Пусть строят себе на забаву свою крепость!
– лениво проговорил Гостомысл, хитро поглядев на Полюду и Домослава.
– Ныне построят, а завтра… воевать норманнов пойдут, - так же лениво закончил он и уже в душе начал радоваться: "Ну, вот и вся ярость…"