Рюрик

– А-а! Бэрин!
– оглянулся на него вспотевший Рюрик.
– Не подходи сюда! Здесь опасно!
– крикнул он.
– Жди меня там, внизу! Мы сейчас крюк испытывать будем!
– Рюрик осторожно передал дружиннику рычажное устройство на треноге и ловко спустился вниз.
– Давай!
– скомандовал он смекалистому гриденю и махнул рукой к себе.
– Крути!

Бэрин раскрыл рот от удивления. Из узких расщелин вылез сначала один, затем другой и третий круторогий крюк, угрожая зацепить любого, кто приблизится к стене крепости.

– Ну, как?
– спросил его довольный Рюрик.

– И внушительно и страшно!
– отметил потрясённый жрец.
– Это Ярмерик с Абрамом такие крюки смастерили?

– удивлённо спросил он и заметил, как Рюрик недоумённо повёл плечом, как бы говоря: "Не только они, здесь многие поломали головы!" Жрец оглядел счастливого в эту минуту князя и тут же спросил его: - А спина твоя как? Ничего не чувствует?

Рюрик перестал улыбаться. Да, с тех пор, как в княжеской сустуге зашито ячменное зерно, его больше не преследовало омерзительное ощущение, будто кто-то примеривается к его спине секирой. Но начались сновидения - одно кошмарнее другого. "А вот говорить ли об этом жрецу, - подумал князь и посмотрел на Бэрина.
– Как было бы хорошо! Я отвлёкся здесь, наверху, от мрака, томящего мою душу… - подумал Рюрик, но злой досады к жрецу не испытывал.
– Я не хочу вникать в тот мир, в котором ты плаваешь, как рыба в воде", - хотел было сказать князь, но что-то остановило его. Он вздохнул, вытер пот со лба и хрипло проговорил:

– Да, спина теперь меня не беспокоит.

– А что… беспокоит?
– Жрец сразу понял его.
– Сны, - сдался Рюрик и уныло вздохнул.
– Я так не хотел говорить тебе об этом, - горько сознался он.

– Почему?
– испуганно спросил Бэрин.
– Ты не хочешь доверяться мне? Он отвёл Рюрика от стены. Там, наверху, прикреплялись бревна для сбрасывания на врага. Одно бревно грозило вот-вот сорваться: дружинники устали и едва удержали его.

– Да нет, - печально ответил Рюрик, отходя в безопасное место вслед за жрецом.
– Понимаешь, Бэрин, я устал от этого довлеющего мрака. Я знаю, что они не остановятся ни перед чем. Не заклинания, так заговоры… Я не хочу об этом думать!
– горячо прошептал он.
– Я хочу прожить пусть короткую жизнь, но не оглядываясь и не ёжась. Я хочу дышать полной грудью! Я хочу быть князем, Бэрин, а не жертвой волхвов моих врагов!
– с досадой воскликнул Рюрик и отвернулся от жреца.

Как Бэрин любил, как жалел в эту минуту гордого, но хлебнувшего уже столько горя князя! Как ему хотелось опекать его, этого несчастного и безнадёжно обречённого рикса. Бэрин протянул руку, дотронулся до плеча Рюрика и очень тихо сказал:

– Я всегда с тобой, князь! Но… это значит, что ты всегда должен рассказывать мне о… обо всем! Хорошо?
– ласково спросил он, глядя в спину Рюрику.

Рюрик поморщился. "Опять ты за своё, Бэрин", - недовольно подумал он и передёрнул плечами. Но, повернувшись к жрецу, увидел столько сочувствия и сопереживания в глазах друида солнца, страдальческое их выражение окончательно смутило Рюрика. Он глубоко вздохнул и еле выдавил из себя:

– Хорошо, Бэрин. Но… ты бы лучше своего коня нам попытал!
– уже бодрее предложил он.

– И попытаю! Нынче же вечером!
– Жрец с радостью подхватил разговор. Но он прекрасно понимал, что Рюрику сейчас нельзя тратить время на беседы, а потому перебил сам себя: - Ну, я пойду, сынок.

Бэрин отошёл от князя, решив зайти к Эфанде и выяснить, какие сны не дают покоя их риксу…

А младшая жена князя рарогов в это время занималась сушкой трав весеннего сбора. Небольшими аккуратными пучками висели на северной стене клети веточки белокудренника, полыни, наперстянки, диоскории, астрагала, цветы рябины и шиповника, распространяя в жилище княгини удивительный аромат разнотравья. Бэрин широко распахнул дверь клети и шумно вдохнул пряный запах.

– Ба! Уже наготовила трав!
– изумился жрец, с удовольствием дыша всей грудью.
– Не выгонишь меня?
– улыбаясь, спросил он немного испуганную Эфанду и бесцеремонно сел на стул.

– Нет, Бэрин! Добро пожаловать, - чуть-чуть растерянно, но нежно и сердечно пригласила Эфанда, одёрнув скромное льняное платье: она только что прикрепила последний пучок травы к стене, а потому и распоясалась, и немного разлохматилась. Бэрин залюбовался Эфандой: порозовевшая, нежная, сероглазая, светловолосая и вся такая естественная и простая. Вот она подпоясала плетёным пояском платье, накинула на плечи тонкий ажурный убрус, привела в порядок волосы и улыбнулась.

"Боги!
– подумал Бэрин, глядя на Эфанду.
– И эта девочка - жена! Такие ручки! Такая точёная шейка! А головка! Как у русалки!.. Нет, эта головка умеет запоминать нужные советы. Эта головка унаследовала от отца Верцина ум и прекрасную память, а от матери Унжи - терпение, нежность и красоту. Ей хочется поклоняться бесконечно… Да, именно такая жена нужна нашему Рюрику", - думал Бэрин, по-хозяйски рассматривая любимую жену своего рикса.

– Я слушаю тебя, наш достославный верховный жрец!
– нежно проговорила Эфанда и посмотрела в глаза Бэрину.

"Ни тени беспокойства, - снова подметил жрец, наблюдая за Эфандой, и захотел, чтобы она ещё что-нибудь сказала. Он бессознательно улыбался, глядя на неё, и радовался её красоте, как ребёнок, который впервые увидел прекрасный цветок.
– И всё-то ей к лицу: и это серое платьице, и этот голубой убрус…"

– Не попьёшь ли киселя овсяного?
– между тем спросила Эфанда и налила жрецу в глиняный горшочек киселя.
– Устал ведь, на, выпей!
– ласково предложила она и заставила Бэрина выпить весь кисель.

Бэрин выпил кисель, поставил на стол горшок, вздохнул и вдруг без обиняков спросил:

– Эфанда, ты хорошо запомнила облик князя… Вадима?

Эфанда немного нахмурилась, сосредоточилась и твёрдо ответила:

– Да, помню.

– Ты… поможешь мне свершить над его образом… заклинание?
– медленно выговаривая тяжёлые слова, хмуро спросил Бэрин. Он исподлобья смотрел на Эфанду и знал, что решиться на такое ей будет трудно.

Эфанда вскрикнула, широко раскрытыми глазами оглядела поникшего жреца и с ужасом прошептала:

– Н-нет.

– Н-нет, - как эхо повторил Бэрин и понял, что сейчас он не просто дотронулся до нежной души Эфанды - он тяжело ранил её. Зная, что молчать в таких случаях нельзя, Бэрин выпрямился и, видя, как часто вздымается невысокая грудь княгини, глухо проговорил: - Эфи, ты не на небесах живёшь и ведаешь, что враги твоего Рюрика не гнушаются ничем. Они уже несколько раз проводили… заклинание над его обликом…

Эфанда ахнула и мгновенно побледнела.

– Какое варварство, - с ужасом прошептала она и недоверчиво покачала головой.
– Не может быть.
– И, не веря ни Бэрину, ни самой себе, хмуро посмотрела на жреца.

– Ты замечала, как он иногда… как бы каменеет?
– тихо спросил жрец, видя её мучения.
– Напрягает спину, скрывает ото всех боль, пронизывающую лопатки?

Эфанда молча кивнула головой.

– Это и есть проявление заклинания, - мрачно подытожил Бэрин.
– И ты прости меня за жестокость, Эфи, но мне очень хочется тем же ответить и Вадиму, - резко завершил он и встал.

Лицо Эфанды преобразилось: оно стало суровым, и Бэрин не смог сразу понять, подурнела она при этом или нет.