Рыжий: спасти СССР 2

Ого! Это, оказывается, моя персональная тачка!

— Передайте ключи товарищу Воронину.

— Вы город знаете? — осведомился у гэбэшника первый зам Романова.

— Знаю. Я ленинградец. Первые двадцать лет жизни прожил на Васильевском, — ответил Илья, взял у него связку и полез за руль.

Я уселся рядом с ним, а Свиридов с Марго позади.

— Кировский проспект дом двадцать шесть-двадцать восемь, — сказал встречающий.

Капитан кивнул и завел движок. По меркам XXI века мотор этого ретроавтомобиля ревел, будь здоров, но ход у него оказался мягким. Да и приятно было сидеть в салоне этого исторического рыдвана. Все-таки авто представительского класса, не чета всем этим малолитражками, что сновали по улицам культурной столицы. Ну что ж, судя по началу, первый секретарь областного комитета партии Ленинграда относится к моим идеям со всей серьезностью. Поглядим, что будет дальше.

«ЗИМ» пересек мост через Фонтанку, свернул на Садовую, перемахнул через Троицкий мост и оказался на Петроградской стороне. Вскоре он уже въезжал во двор знаменитого Дома Трех Бенуа, где когда-то жил Сергей Миронович Киров. Когда мы вышли из автомобиля, Свиридов повел нас в роскошное парадное, где у входа сидела не обычная консьержка, а сотрудник вневедомственной охраны. Он вскочил. Вытянулся, приложив руку к козырьку фуражки, пожирая взглядом начальство.

Первый зам первого секретаря самолично открыл решетчатую дверь старинного лифта, кабина которого была обшита изнутри дубом и встроенными зеркалами. Лифт поднял нас на четвертый этаж, а по меркам эпохи панельной застройки — на седьмой. Отворил высокую двустворчатую дверь и вся компания очутилась в просторной прихожей. В квартире было тихо, пахло старым деревом и свежим ремонтом. В прихожей имелся громадный шкаф-гардероб, зеркало во весь рост, тумбочка для обуви и стойка для зонтов и тростей.

— Вот ваши апартаменты, Анатолий Аркадьевич, — сказал Свиридов, протягивая мне ключи. — Здесь вы будете жить и работать. Ваши вещи из общежития перевезены. Располагайтесь, товарищи. До новых встреч!

Он кивнул и вышел.

— Вот это хоромы! — ахнула Маргарита. — Толик, а можно я здесь поживу?

— С какой стати, — хмыкнул я, скидывая раскисшие кроссовки. — Товарищ Трошкин не простит.

— Да плевать я на него хотела, — отмахнулась она. — Он трус! Всякий раз, когда лез ко мне под юбку, трясся, как припадочный.

— С твоего позволения, Толя, я осмотрю квартиру, — смущенный такой откровенностью проговорил Воронин.

— Да, Илья, действуй, как сочтешь нужным, — сказал я.

Он разулся и шмыгнул в ближайшую дверь.

— Ну так что скажешь, милый? — нарочито медленно облизнув губы, томно проговорила королева Марго.

— Оставайся, — пожал я плечами. — Все равно пришлось бы нанимать домработницу для таких хоромин.

— Дурак! — крикнула она и выскочила из квартиры.

Так то лучше. Я скинул отсыревшую джинсовку, швырнул ее на стойку для зонтов и дернул одну из дверей. Удачно. За нею оказался сортир. Рядом ванная. Вымыв руки, я пошел осматривать свое новое обиталище. Хоромы — не то слово. Я насчитал семь комнат. Судя по интерьеру — одна гостиная, другая кабинет с примыкающей к нему библиотекой, четыре спальни. И это не считая кухни, такой просторной, что в нее могла бы поместиться стандартная однушка в хрущевке.

Мебель, конечно, казенная, годов пятидесятых, но это лишь добавляло этим апартаментам солидности. Зато в гостиной имел современный явно цветной телевизор и музыкальный центр. На кухне — громадный импортный холодильник. Полюбопытствовал — весь набит снедью, да не с ближайшего продмага. Выдернув из отделения для напитков, бутылочку «Байкала» и отыскав в выдвижном ящике для столовых приборов открывалку, я откупорил бутылочку и присосался к горлышку.

Подошел к окну. Оно выходило во двор. Дождь прекратился. Возле «ЗИМа», на красной крыше которого блестели капли, топталась, нахохлившись, Ритуля. Вот же прилипла! Ну и что с ней делать? Сказать Илье, чтобы гнал взашей?.. А с другой стороны… Мне же понадобится секретарша. А любовница товарища Трошкина, надо полагать, уже бывшая, вполне подходит для этой роли. По всем параметрам. Пусть переезжает. Я отворил створку окна. Высунулся.

— Эй, ваше величество! — крикнул я, и эхо отразилось от стен, вспугнув голубей. — Поднимайся! Я пошутил!

* * *

— Мы пригласили вас для проведения профилактической беседы, — сказал человек в форме майора. — Надеюсь, услышанное здесь послужит вам уроком.

— А в чем, собственно дело? — завертелся низкорослый, с ранними залысинами, склонный к полноте юнец. — Я никаких законов не нарушал!

— Вас никто ни в чем не обвиняет, Егор Тимурович. Вы сын заведующего военным отделом газеты «Правда», Тимура Аркадьевича Гайдара. Внук двух наших знаменитых писателей Аркадия Петровича Гайдара и Павла Петровича Бажова. В университете на хорошем счету. Знаю, идете на красный диплом. Было бы жаль сломать жизнь такого молодого перспективного человека на самом взлете.

Гайдар вспотел, но старался не показать, что ему страшно. Вспомнились разговорчики в узком кругу друзей о том, что надо сделать переворот, как в пятьдесят шестом, в Венгрии. Привести к власти собственного Яноша Кадора, чтобы создать в Союзе свой гуляш-социализм. Неужели кто-то из парней настучал? Кто? Петька Авен?.. Ананьин? А может не настучали, а просто — проболтались?.. Трепачи…

— В таком случае, я не понимаю, товарищ майор, почему я вызван…

— Как я уже сказал — для проведения профилактической беседы, — повторил тот. — Это такой способ предотвращения преступлений. Когда преступление совершено, тогда и беседы ведутся другие. И называются они «допросами». Вам понятно, Егор Тимурович?

Гайдар обреченно кивнул.

— Советская власть дала таким как вы — все. Самое главное — образование, которое следует использовать во благо своему народу. Вы будущий экономист, следовательно, можете внести свой вклад в процветание страны. Партия не скрывает, что есть еще некоторые отдельно взятые недостатки в деле снабжения населения продовольственными и промышленными товарами. Не хватает жилья. Существуют проблемы с энергоснабжением отдаленных районов. Дорожно-транспортная сеть порой оставляет желать лучшего. Однако взгляните, Егор Тимурович, на все эти трудности с другой стороны. Глазами, так сказать, профессионального экономиста! Какой простор для творчества! Если вас действительно волнует жизнь советского многонационального народа, так приложите усилия, чтобы сделать ее лучше, не разрушая того, что созидалось десятилетиями! Ваш дед, Аркадий Петрович, будучи еще совсем юным, отправился воевать за советскую власть. А когда отгремела Гражданская, стал писать замечательные книги, на которых выросло уже несколько поколений. Началась Великая Отечественная война и ваш дед не стал прикрываться своей писательской славой и отсиживаться в тылу. Ушел воевать и погиб! И хотя его нет с нами, написанные им книги продолжают сражаться. Я ничего не перепутал?

Гайдар понуро помотал головой.

— И заметьте! — продолжал майор. — Аркадий Петрович вряд ли сомневался в истинности марксистско-ленинского учения, а ведь он был человеком образованным! Так почему же его внук предпочитает Марксу и Энгельсу буржуазного философа Адама Смита, а Ленину и товарищу Брежневу — ставленника американского империализма Пола Самуэльсона?

Стуканули все-таки, — угрюмо подумал Гайдар. — Ананьин, падла…

— Мне хотелось бы услышать ваш ответ, Егор Тимурович.

— Адам Смит — это основатель классической политэкономии, — начал бормотать тот. — Его идеи пронизаны буржуазным идеализмом, но Карл Маркс ссылается на его труды… А что касается Самуэльсона… Для борьбы с его враждебным учением, необходимо знать его основы…

— Рад слышать столь разумные речи, Егор Тимурович, — удовлетворенно покивал головой майор. — Для того советская власть и дала вам высшее образование, чтобы вы могли поставить крепкий заслон попыткам протащить в нашу страну враждебные ее народу учения. СССР уже неоднократно выигрывал экономическое соревнование с загнивающим Западом. Вспомните эту их «великую депрессию»… Чудовищный уровень безработицы. Закрывались предприятия. Людей выбрасывали на улицу, питаться благотворительной похлебкой. В то время как в нашей стране семимильными шагами шла индустриализация, укреплялось колхозное строительство, ширилось стахановское движение. За считанные десятилетия мы стали вровень с крупнейшими промышленными державами мира и выиграли самую кровопролитную войну в истории! Так скажите, Егор Тимурович, чему нас может научить буржуазный экономист Самуэльсон, который только о том и талдычит, как ловчее обмишуливать да объегоривать ближнего, называя это свободной конкуренцией и рыночной экономикой?

Гайдар только обреченно кивал. Он понимал, что спорить с этим чекистом бесполезно. А если попытаешься приводить факты и цифры, то профилактическая беседа сможет запросто перерасти в допрос. После которого он не в Дунино поедет, как собирался, а в Бутырку. Лучше со всем соглашаться. И уверять, что и в мыслях не было превозносить учение Самуэльсона, что он, сын правдинского журналиста и внук двух советских литературных классиков, на самом деле — преданный делу коммунизма борец с тлетворным влиянием Запада.