С голубого ручейка...

Кафе и ресторанчиков вокруг в ту пору была тьма-тьмущая. Не очень дорогих и, как я сейчас понимаю, готовили в них не слишком вкусно, но всегда можно было посидеть между лекциями, а то и вместо лекций. Были бы деньги. Час, понятно, неурочный - но хозяйка одного из заведений, пышная, рыжеволосая, обвешанная фальшивым золотом тётка была, похоже, готова к любым неожиданностям. Три столика составили вместе и на них, откуда не возьмись, появились бутылки вина и водки с подходящей к случаю закуской.

Миша, как виновник торжества - разумеется, во главе стола, в центре всеобщего внимания. А как пришло время по второй выпить, так и вовсе - встал, всех обошёл, с каждым чокнулся, а то и обнялся, от каждого приветствие выслушал...

А я минут через двадцать, под шумок, шажок за шажком, и к двери. Благо, погода тёплая, никаких тебе курток и зонтов, никаких проблем. Никому до меня дела нет, все заняты Мишей. Сколько раз я проделывал подобное прежде - так почему бы не поступить так же и сейчас?

Вот только счастливый отец Миша в это утро был готов любить весь мир - и я не был исключением. Самое обидное - столько вокруг народу. С чего ему втемяшилось привязаться именно ко мне? Так нет же - заметил.

– Толян, ты куда?

Обыкновенно в таких случаях я объяснял, что у меня дела. "Извините, пожалуйста, желаю приятно провести время, рад бы ещё посидеть..." И всегда ведь срабатывало. Сколько раз срабатывало.

– Толян, послушай! Дочка у меня родилась. Понимаешь: у меня - и дочка!..

Словом, не успел я опомниться, как обнаружил в одной руке стопку с водкой, налитой примерно на два пальца, а в другой - бутылку с каким-то соком, кажется, яблочным, запить эту пакость. Надо ли говорить, что именно необходимость запить добила меня окончательно. Нет, я не растерялся. Даже сказал Мише короткую прочувственную речь о том, какая замечательная у него родилась дочка, как я за него рад и как им обоим желаю счастья. Миша аж прослезился с пьяных глаз.

– Спасибо, Толян!

Затем я привычно поднёс стопку к губам, подержал немного, делая вид, будто пью. Запил тем самым соком - на самом деле, запил, хотя запивать мне было нечего, и счёл вопрос исчерпанным.

Наивный.

– Толян, ты чего?
– искренне удивился Миша.
– Ты?.. Ты меня уважаешь?

Пришлось объяснить, что уважаю и даже очень - но пить эту пакость не буду.

– Толян, если ты не пьёшь - значит, ты меня не уважаешь. Значит, ты и дочку мою, и семью мою не уважаешь. Знаешь, кто ты после этого?..

Не стану подробно рассказывать о том, что было дальше. Здоровый парень Миша Мажурков и кулачищи у него, что молоты... А старый доктор в больнице, куда меня доставил вызванный хозяйкой патруль, долго качал лысой головой.

– Ну и дурак же ты, парень! Очень надо было тебе на рожон переть. Выпил бы с ними, ничего бы с тобой не случилось, из-за одной-то стопки.

Пришлось объяснить, как не раз делал прежде, и как, хотя тогда я этого ещё не знал, не раз буду делать в будущем, что я не пью. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

– Ну-ну...
– задумчиво протянул доктор.
– И как же это ты дальше жить собираешься? С эдакими-то принципами?

– Так и буду.

– Будет он!
– не согласился доктор.
– Ты лучше вот о чём подумай: река - она с голубого ручейка начинается, а дружба с чего?

– С улыбки?
– наивно спросил я, вспомнив старинную, ещё со Старой Земли песню.

– С поллитры, - объяснил доктор.
– Запомни, парень: с поллитры и ни с чего другого. Вместе посидели, поговорили "за жизнь", бутылочку раздавили - вот и друзья, понял?

А ведь ничего я тогда, наверное, не понял. Жизнь продолжалась, со всеми её удачами и огорчениями. Впереди меня ждал диплом, а после - первые, не слишком ещё уверенные шаги во взрослой жизни. И эта история - она не то, чтобы позабылась, а просто со временем стало не до неё. По-настоящему я вспомнил о ней только сейчас, почти через год после того, как встретил Полину.

– Простите!.. Вам плохо?.. Я могу чем-то помочь?..

Стоял светлый и солнечный осенний день. Почему-то мне всегда везёт на приключения именно в такую раннюю осень, когда ещё не чувствуется, что это - осень, когда ещё вполне по-летнему тепло. Мне вздумалось прогуляться по Изумрудным Горам, полазить по узким тропинкам, посмотреть на реку и Столицу с высоты птичьего полёта. Что я и сделал - посмотрел, полазил, нащёлкал кучу снимков, да ещё и пообедал в том самом "Плоскогорье", откуда весь Южно-Российск виден, как на ладони. Полюбовался, откровенно облизываясь, стартующими дельтапланеристами. Возле "Плоскогорья", на выложенной плиткой площади у них стартовая площадка, и в ясный погожий день много треугольных разноцветных птиц висело над городом и рекой. А я, хотя и имею удостоверение пилота-аматёра, о таком вот, бесшумном полёте без мотора могу только мечтать. Словом, я провёл замечательный день, и если мне что-то и оставалось, так то устроиться в мягком кресле и улететь на другой конец города, в свою маленькую уютную квартирку. Дома меня ждала статья, заказанная и даже частично оплаченная "Вестником Естественной Истории", и чтобы закончить её в срок, стоило немного поторопиться. Я и поторопился бы, без всякого сомнения, не выгляди эта девушка такой потерянной и несчастной.

Поэтому, слегка волнуясь, я подошёл и поднял сумочку.

– Уйдите!
– жалобно всхлипнув, она дёрнула плечиками.

Протянув руки, я резко развернул её лицом к себе. Может быть, даже слишком резко, не надо было так.

Тогда, в самую первую минуту она показалась мне очень некрасивой. Впрочем, слёзы и горе никого не красят. Округлое "крестьянское" лицо, да ещё и раскрасневшееся от плача, сбившиеся чёрные волосы над высоким лбом - кудрявый лён... Несколько минут мы молча смотрели друг на друга - а потом она вдруг ткнулась мне лицом в грудь и разрыдалась уже по-настоящему. А я стоял, полуобняв её за плечи, глядя по спутавшимся чёрным волосам, приговаривая: "Ну что вы... в самом деле, пожалуйста... не надо...", одновременно пытаясь сообразить, что же мне теперь со всем этим делать?

Вот так, полуобняв за плечи, я и повёл её вниз - в одно из маленьких кафе, каких полным-полно на пристани. Совсем не похожее на то, где обедал днём - грязное, открытое всем ветрам, с хмурой толстой тёткой за стойкой. Но здесь были столики на двоих и здесь, так уж оно получилось, в этот далеко не поздний час никого не было.

Здесь мы и сидели. Долго сидели, потому что сначала она довольно долго плакала. Затем деликатно высмаркивалась, причёсывалась и приводила себя в порядок. Долго-долго извинялась, сообразив, что перед ней совершенно чужой человек. Снова плакала, рассказывая незамысловатую историю девушки, приехавшую учиться в Столицу. Нехорошую историю, некрасивую и кое-кому откровенно не делающую чести. Я слушал... Нет, ну наивное же вы, девушка существо, до чего же наивное. Разумеется, мы, мужчины - далеко не ангелы, но и вам подставляться так глупо тоже не стоило. И кто же это такого ребёнка одного через полпланеты посылает? Знакомых бы каких-нибудь нашли...

Был уже вечер, когда мы гуляли берегом. Её сумочка всё так же была у меня в руке, а другой я крепко сжимал тонкие пальчики. Сверху нас закрывал крутой косогор, густо поросший соснами, внизу лизала камни река, по которой один за другим проплывали кораблики. Издалека они казались маленькими, словно игрушки. На одном из корабликов слышалась приглушённая расстоянием музыка, кружились пары на палубе, издалека похожие на разноцветные пятнышки... А у нас под ногами лишь гравий скрипит и, если не считать этой далёкой музыки, тишина такая, что каждое слово на языке словно тает.