С голубого ручейка...

Словом, погулял я по городу, посмотрел на парки и деревянные домики, постоял на длинном мосту над заливом... А ещё через день, вздумав прокатиться вдоль побережья на рейсовом кораблике, случайно разговорился с одной компанией - девушка никак не могла застегнуть замок-карабин у рюкзака. Простая, но по-своему коварная штука - у нас в аэроклубе на рюкзаках с парашютами такие же. И следующим утром с компанией молодых ребят и девушек, с их вожатым - пожилым усатым дядькой, которому дал слово не изображать чайник, с тяжёлым рюкзаком за плечами шагал по туристической тропе в горы.

Замечательные оказались ребята. Выпить мне никто не предлагал - у них не принято, да и вожатый с самого начала предупредил, что горы пьяных не любят. Ко мне, новичку, относились более или менее снисходительно - а я, если в самолётах и разбираюсь, то в походах по горам и в самом деле новичок. Зато с ними можно было здорово попеть под гитару - и даже записать несколько новых, неизвестных мне песен. А как приятно посмотреть на мир с высоты, увидеть мешанину исполинских ущелий и парящего, намного ниже тебя, грифа с широко распластанными крыльями. Или каково это - впервые в жизни увидеть снег, не тающий даже летом, умыв лицо холодной колючей кашицей.

Единственное, может быть но - все ребята и девушки здесь ехали парами, и только я, сидя вечером у костра, порой думал о том, как здорово было бы, если бы и здесь в моей руке лежала маленькая ладошка. "Полина!" Я старался гнать прочь эти мысли - приказываю не думать, и запрещаю думать, тем более, впечатлений и так хватало, но всё же... Особенно паршиво было в самом конце, когда на том же кораблике, огибая многочисленные острова, мы возвращались обратно в Лермонтов.

И снова был многолюдный аэровокзал, после прогулки по горам показавшийся неожиданно ярким и красочным. С пропылившимся рюкзаком и потрёпанной курткой я чувствовал себя чуть ли не дикарём, впервые в жизни попавшем в настоящий город. А тонкая, изящная стюардесса, встречавшая пассажиров у входа, взяла мой билет холёными пальчиками с таким видом... Снова был тесный салон иглолёта, рассаживающиеся в креслах пассажиры, вечно всем недовольные женщины в летах... Увидев впереди, в кресле около иллюминатора хорошо знакомую фигурку, выбивающиеся из-под платка пышные чёрные волосы и чёрную же блузку с короткими рукавчиками, я не очень сильно удивился.

– Полина!

Она повернула голову, улыбнулась. И тут же, отвернувшись, снова уткнулась носом в окно.

– Полина?
– спросил я, усаживаясь на своё место рядом.

– Да?
– спросила она, не оборачиваясь.

– Ты?.. Ты зачем здесь?
– ничего умнее в тот момент мне в голову не пришло.

– Так, просто...

– Но ты же... Ты же домой, ты же со мной летишь...

– Да, - согласилась она.
– И что?

"Не спеши, - сказал я сам себе.
– Она обижена, во всяком случае, она ясно даёт тебе понять, что обижена. Но она летит с тобой в Южно-Российск, где ей совершенно нечего делать, потому что университет закрыт, а подружки разъехались по домам. И негде жить, кроме как у тебя, потому что из общежития её давно выписали. Кстати восстановить по фамилии оставшийся у тебя обратный билет - дело пусть и возможное, но всё же достаточно хлопотное. Интересно: она летит, потому что сама так решила, или её родители убедили..."

Тем временем по радио отзвучали положенные слова на двух языках, нас слегка качнуло - иглолёт выруливал на взлётную полосу. А я сидел, глядя перед собой, на спинку соседнего кресла, пока лёгкий толчок не дал понять, что мы оторвались от земли.

Я посмотрел - Полина сидела, чуть ли не демонстративно уткнувшись носом в иллюминатор. Густые чёрные волосы выбились из-под платка, тонкий завиток прилип к загоревшей щёчке. На душе было мерзко - я живо представил, что нужно будет сказать ей дома. За иллюминатором полоскалось голубое небо с редкими облачками, а потом перегрузка мягко, ненавязчиво вдавила нас в кресла.

Вот тогда - мы как раз вышли из атмосферы, и в чёрном небе снова стали видны звёзды - вот тогда мне с какой-то пронзительной ясностью вспомнилось: светлое прозрачное осеннее утро, маленький ресторанчик и человек сорок студентов, собравшихся вокруг составленных столов. Я - молодой, глупый, не нашедший в себе смелости уйти. И огромный, широкоплечий Миша Мажурков:

"Дочка у меня родилась, Толян! Понимаешь ты - дочка!"

И он же, нависший надо мной, словно скала:

"Ты меня уважаешь? Если не хочешь выпить - значит, семью мою не уважаешь, и дочку тоже..."

И снова Полина - какой я увидел её тогда в метро. Маленькая, несчастная, горько плачет, уткнувшись лицом в колонну, а сумочка рядом лежит. "Дочка!" "Дурак ты, парень! Выпил бы с ними - ничего бы с тобой не случилось..." "Река начинается с голубого ручейка, а дружба с чего?" Опять Полина, её большие карие глаза, что смотрят на тебя с такой надеждой. "Вы ведь не передумаете, правда?".

И тот наш, не столь уж и давний новый год, звёздное небо и ракеты над крышей дома, рассыпающиеся россыпью разноцветных искр - маленькая добрая новогодняя сказка. Алкашня в моём старом дворе, за гаражом откупоривающая бутылки о кирпичный выступ...

А всё же, странные вы, люди, существа... (с) Atta, Москва, 04.11.2016 - 03.12.2016

(с) Atta,

Москва, 04.11.2016 - 11.12.2016