С любовью, Луков

Я покачала ее, шепча: «Тихо, тихо» и слегка потряхивая, как ей нравилось, прежде чем повернуться и увидеть Ивана, стоящего в дверях с дурацкой ухмылкой на лице. Я моргнула.

— Что?

Джесси продолжала плакать.

— Ты так легко взяла её на руки, — ответил он, переводя взгляд с меня на кроху и обратно, словно у меня получилось сделать что-то невообразимое.

— Это ребенок, а не граната, — пробормотала я, продолжая нашептывать и укачивать любимую малышку, в попытке успокоить. Это всегда срабатывало. Я улыбнулась милому возмущенному лицу.

— Не знал, что ты любишь детей, — произнес Иван, подходя ближе ко мне и выгибая шею, чтобы взглянуть на ребенка у меня на руках.

Я улыбнулась Джесси, зная, что парень меня не видит, и сморщила нос.

— Как видишь, люблю.

Его «Серьезно?» меня совсем не удивило.

Я покачала ребенка еще немного. Ее плач стал тише, пока девочка не начала просто хныкать. Бинго.

Жасмин – заклинатель детей.

— Да, — тихо ответила я, сохраняя спокойный тон. — Я люблю детей. А вот взрослых нет.

— Не любишь взрослых? Даже не верится, — фыркнул Иван и улыбнулся мне, прежде чем снова сосредоточиться на крошке. Он поднял палец и нежно коснулся одной из щёчек Джесси, вероятно, осознавая, насколько нежной была кожа девочки, как если бы впервые оказался настолько близко к крошечному человечку.

— Заткнись.

Я слышала его тихое дыхание.

— Она такая мягкая и маленькая. А дети всегда такие маленькие?

Я взглянула на крохотное личико, зная, что глаза у девчушки были ярко-голубыми. Которые однажды могут стать того же оттенка, что и у моей матери.

— Джесси весила чуть больше трех килограммов, а это довольно много для моей сестры, — объяснила я. — Бенни тоже родился с большим весом, это у них от отца, — затем склонила голову, чтобы поцеловать Джесси в лоб, и та взволнованно заплакала. — Дети невинны. Они милые и честные. А еще забавные. И знают, что хорошо, а что плохо гораздо лучше взрослых. Как можно не любить детей?

— Они очень громкие.

Искоса посмотрев на него, я откашлялась, стараясь не обращать внимания на покалывание в горле.

— Прямо как ты.

Взгляд Ивана уже был прикован ко мне, когда тот ответил:

— У них иногда бывают истерики.

Я подняла глаза на потолок.

— Все равно звучит так, словно ты описываешь себя.

Иван тихонько рассмеялся.

— А ещё малыши плачут.

И улыбнулся своей белоснежной улыбкой, когда увидел мою кривую ухмылку.

— Ой, заткнись. Я никогда не плачу, — прошептал мой партнер.

— Ныть и плакать — одно и то же.

— Ага, а ты никогда не врешь.

Покачав головой, я опять взглянула на свою маленькую племянницу.

— Я люблю детей, особенно совсем маленьких. Моих деток, — прошептала я, чуть сдвинув малышку на своей руке. Джесси хныкнула, и я немного приподняла её, чтобы понюхать подгузник. Пахло нормально. Она пошла в мою сестру, и ее какашки ужасно воняли.

— У тебя только двое племянников? — как гром среди ясного неба раздался вопрос Ивана.

— Нет, у меня есть еще одна племянница — дочь старшего брата. Она подросток.

— Вы с ней близки?

Мои глаза вновь вернулись к Джесси, вспоминая о том, сколько раз я подводила другую свою племянницу. Мне не часто удавалось присутствовать в ее жизни. У нее уже имелась любимая тетя, и я точно ею не была. Как обычно, винить в этом оставалось лишь саму себя.

— Сейчас можно сказать да, но все равно недостаточно. Я была слишком молода, когда она родилась, а потом... у меня не хватало времени… Ты же понимаешь, о чем речь? Вроде бы она ещё ребёнок, а потом — раз и выросла. Но когда я это поняла, стало уже поздно.

Конечно, Иван представлял, что значит, когда время истекло. Не уверена, каким образом, но он точно знал.

— Да, понимаю, — согласился мой напарник. — В этом-то все и дело, — краем глаза я видела, что он пристально смотрел на меня. — Не вини себя. Это бессмысленно, и ты это знаешь.

Я пожала плечами.

— Говоришь так, будто это легко, но ясно же, что нет. Меня не должно волновать, что моя старшая сестра — ее любимица, однако все же раздражает, — зачем-то открылась я ему. — Наверное, я просто не умею проигрывать.

Что-то коснулось моего плеча. Повернув голову, я увидела, что это была рука Ивана.

— Это точно, — согласился он.

Я подарила ему слабую улыбку, но радости при этом не испытывала.

— Для кого-то ты обязательно станешь самой-самой, — Иван снова коснулся щеки Джесси.

— Как раз работаю над этим, — прозвучал мой ответ. — Это моя цель. Хоть раз я должна стать чьим-то любимчиком.

То, как парень медленно повернул голову, заставило меня насторожиться. Затем он прошептал:

— Что это значит?

Я снова пожала плечами, стараясь отделаться от тяжелого чувства, возникшего из ниоткуда. Мне нужно было все исправить. Стать лучше.

— Ничего. Только то, что мне хочется стать для кого-то из моей семьи самой любимой, поэтому я выбрала Джесси, так как она — «чистый лист».

Выражение лица Ивана должно было что-то мне сказать, но этого не случилось.

— Я так и не понял, что ты имеешь в виду. Объясни.

Мой взгляд скользнул к потолку.

— Чего ты не понял? Мамин любимчик — мой брат Джонатан. А отец больше всех любит Руби.

— Что??

Я пожала плечами.

— У каждого есть свои любимчики, не только у родителей. Например, у Руби это Тали. А у Тали — Руби. Себастьян и ДжоДжо тоже любят Руби больше всех. Все нормально.

Дело было не в том, что Иван скорчил лицо. Потому что он этого не сделал. По крайней мере, не то выражение лица, на которое отреагировали бы девять из десяти обычных людей. Однако я была той единственной, что заметила изменения. Видимо, потому что я это я. То, что отразилось на лице моего партнёра, по моему мнению, получилось рефлекторно, а не специально. У Ивана слегка напряглись мышцы челюсти. Все произошло стремительно. Просто секундное и несущественное движение.