с любовью, Смерть

Хранила тишину и я. Реальность оказалась страшнее, чем я боялась.

— Ты еще здесь? — тихо позвал напарник.

— Не знаю, — почти беззвучно прошептала я.

Жнец.

Этого просто быть не может. Нельзя жить с инородной сущностью и не знать о ней, не чувствовать ее.

— Но почему — я?

Ран остановил машину перед Департаментом менталистов.

— Внутри я все тебе расскажу. И поверь, так будет лучше.

— Сержант Лик приказал мне проводить вас в ритуальные камеры, — встретил нас у крыльца молодой парень. Его лицо я помнила — это он тогда искал ручку Нуара-старшего. Дьявол. Я помнила лицо парня, которого видела всего несколько секунд — и не помнила при этом половину собственной жизни.

Я терялась в пространстве, утопая в собственных мыслях. Не заметила, как мы преодолели несколько лестничных пролетов, не слышала, о чем Ран переговаривался с нашим сопровождающим.

Лишь перед входом молодой человек протянул Рану бумаги и попросил поставить подписи на десяти листах. Подтверждение того, что "Выгорание" назначено в целях безопасности и менталисты никакой ответственности не несут.

— На крайний случай, кнопка запуска "Выгорания" находится внутри помещения. Но обычно сигнал подается из комнаты наблюдателя.

— Наблюдатель нам не нужен. Но на рассвете, прежде чем открывать камеру, убедитесь, что мы — это мы.

— Каким образом?

Ран посмотрел на меня совершенно убито.

— Думаю, там это будет очевидно.

Едва тройная дверь за нами закрылась, едва прощелкали десятки замков, едва по контуру ее пробежалась искра защитной магии, Ран попытался коснуться ручки. От пальцев отлетели искры, напарник усмехнулся.

— Что, моя леди? Теперь нас только двое.

Он водрузил все атрибуты на центр камеры и поднял на меня взгляд.

— Помнишь, ты говорила, что наша жизнь нам не принадлежит? Это странно. Но почему-то до боли правдиво.

Я сползла на пол, спиной упираясь в стену. И не знала, о чем спрашивать, каких требовать от него объяснений.

— А ты можешь ошибаться?

— Насчет чего?

— Насчет меня.

— Рад бы. Но — нет.

Он достал герметичный пакет с багровой жидкостью, прочертил на полу первую линию, сверяясь со схемой, нарисованной Аверием. Я видела, с каким старанием он повторял в обратном порядке все его символы и как кусал при этом губу, словно сознавая, что нужно что-то говорить, но не понимая, что.

Изредка вскидывал на меня взгляд, точно проверяя, я ли еще перед ним или уже он. Жнец.

Боли в зеленых глазах хватило бы на целую армию с лихвой, но Ран совершенно непонятным образом умещал ее в себе.

— И ты, значит, хочешь использовать этого… меня как проводника?

— Не хочу, — вдруг огрызнулся он и обессиленно откинулся к стене. — Не хочу. Абсолютно. Но у нас вариантов нет.

— Я вижу. — Мы посмотрели друг на друга, не зная, что еще сказать. Словно готовясь прощаться навеки, и оттягивая этот миг всеми силами. — Но как?..

— Есть у меня одна мысль. — Улыбка снова получилась болезненной. — Я столько об этом мечтал, что даже обидно, ради чего придется эту мечту растратить.

— О чем ты?

— Помнишь, ты обвинила меня в том, что я усыпил тебя анорией?

— Ты действительно ее использовал?

— Это был единственный вариант спастись. Был поцелуй… После которого ты изменилась, и мы немного… побили посуду. И мебель. Жнец проснулся, я это по глазам видел. Они даже цвет поменяли. Снова.

— Снова?..

Ран кивнул, но пояснений избежал.

— Да, на время. Я смог до тебя докричаться, но если бы ты помнила об этом… Боюсь, что жнец бы вернулся очень быстро. А так, вроде, его память тоже пострадала.

— Но почему так?

— Видимо, потому что я — самое прекрасное воспоминание твоей прошлой жизни, моя леди, — снова улыбается, зараза. Не хочет, но улыбается. — А может, потому что барьер, который ты выстроила между собой и жнецом рушится под действием эмоций. Ярких эмоций, напоминающих тебе — о тебе прежней.

— Но ведь нет никакой меня прежней. Есть я. Обычная. И…

— Ты не обычная. Абсолютно. Даже прежняя ты обычной не была. Уж поверь мне на слово.

Он старался держаться беззаботно. Только, наверное, сумей прорваться наружу крик из глубин его души, здесь бы не только повылетали все стекла — Реймор бы стерло с лица планеты.

Он ведь всегда так жил. Всегда… Все эти десять лет.

Постоянно рядом. Постоянно понимая, что во мне может в любой миг проснуться жнец, и что в любой момент ему придется либо умереть, либо убить меня.

Меня.

Которую он так любил.

Я порывисто подалась вперед, обхватила напарника за шею, лбом ткнувшись в плечо. Он усмехнулся и обвил мою талию руками.

— У нас еще есть дела, моя леди.

— Просто… Я поверить не могу. Столько лет…

— Да ладно, всего тринадцать. Или четырнадцать. Я особо-то не засекал. Так что помни — я за тобой хоть на край света, хоть в Департамент. Но если мы не хотим, чтобы наутро здесь нашли два счастливых обгоревших тела — нам лучше вернуться к нашим проклятьям.

Мы расставили статуэтки обратно схеме, Ран выдвинул на центр капсулу, чуть больше той, где хранилась анория, но в ее недрах вместо цветка плескалось черное облако.

Если верить схемам, круг сдержит материю, не позволив ей вырваться за пределы. Темная кровь, использованная для создания статуэток, впитает в себя проклятия, превратив фигурки в бесполезных деревянных истуканов. Импульсом для этого станут "Оковы Кукловода", способные управлять неодушевленными предметами, а после — жнец, пропустив энергию через себя, вернет всю магию темной материи.

— Допустим. — Я глубоко вдохнула, прежде чем заговорить. — Допустим, мы знаем, как вызвать этого… жнеца. Но как ты заставишь его выполнять указанное?

— Это сделаешь ты. И ты справишься. Твое тело по-прежнему останется твоим телом, а сознание — сознанием.

— В предыдущие разы что-то не справлялась.

— В предыдущие разы ты была к этому не готова. Теперь ты в курсе. Жаль, ты не знаешь, какая сильная у тебя воля к победе и жажда жить. Но я видел, на что ты способна. Я видел, как ты сражалась с этим жнецом в дни, которые ты, к счастью, забыла. Тебя ведь не зря считали ошибкой эксперимента и полным провалом. Жнец должен был занять твое сознание почти целиком, оставив лишь фрагменты памяти, позволяющие сохранить… человечность, что ли. Разум. Но ты надрала ему задницу. В лечебнице говорили, что ты — грубо говоря — загнала его в угол и отгородилась стеной. Это выражаясь не медицинским языком. Медицинским языком я не выражаюсь. Синдарин попроще будет.