С небес на землю

Не может. Все. Отболело.

Отныне и навсегда.

— Нет, подождите, я ничего не понимаю, — заговорила Митрофанова и оглянулась на Берегового, как будто ища у него поддержки. Он ей зачем-то кивнул. — То есть вы хотите сказать, что автор «Запаха вечности» — это вы?!

— Угум, — подтвердила Покровская, жуя мандарин, — о чем я тебе и толкую!

— Он же был… француз! Нет, что-то говорили про русское происхождение, но это ерунда! И роман этот вы… присвоили, а написал его совершенно другой человек!

— Екатерина Петровна, я не крал роман, — перебил Алекс. — Все наоборот. У меня украли, а я плохо защищался. Маня, зачем ты это начала!

— Затем. У нас одни загадки, пора переходить к разгадкам! Никто в издательстве так и не понял, кто ты и откуда явился! И почему для расследования императрица Анна выбрала именно тебя!

— Да этого просто быть не может! — словно в забытьи бормотала Митрофанова. — Слушайте, как вас, Владимир, дайте мне выпить, а? Алекс Лорер! Нет, не может быть…

И она схватилась за голову.

Если все это правда, а не Манины писательские выдумки — можно ведь на секунду допустить, что правда! — значит, Анна Иосифовна сделала гениальный ход. Она сумела раздобыть где-то этого самого Алекса Лорера, прогремевшего несколько лет назад на весь мир, и каким-то образом убедила его поработать в «Алфавите». Дальше по большому счету не так уж и важно, он ли написал тот самый роман или не он, но из одного факта его присутствия в издательстве можно выжать миллионы!.. Он может написать книгу о том, как у него украли роман, и это будет грандиозный скандал и, следовательно, грандиозные продажи! Он может написать книгу о том, как он украл роман — и это тоже будет скандал и, значит, продажи и прибыли!

Анна Иосифовна разыскала его, как-то уговорила сотрудничать, обласкала, — уж это она умеет! — видимо, что-то пообещала, может, в чем-то убедила и заняла делом, вот этим самым расследованием, и готово! Алекс Лорер верой и правдой станет ей служить. Вот уже сейчас служит!

Но это означает только одно — она, Митрофанова, больше не контролирует ситуацию в издательстве!

Кажется, она произнесла это вслух, потому что Алекс сказал совершенно спокойно:

— Вероятнее всего, вы никогда ее не контролировали. Вам казалось, что контролируете! А на самом деле ее всегда контролировал только один человек. Не вы, не Александр Стрешнев и уж точно не Анна Иосифовна!..

Теперь они смотрели на него — все трое.

— Кто? — прошелестела Митрофанова.

— Я расскажу, — пообещал Алекс. Он сочувствовал ей, но не слишком. Во всем этом ему еще предстоит разобраться. — Владимир, вспомните! Тем вечером возле дома Екатерины Петровны вы не видели… собаку?

От ответа на этот вопрос зависело многое, если не все.

У Алекса вдруг вспотели ладони, и пришлось тихонько вытереть руки о джинсы.

— Точно! — сказал Береговой. — Собаку видел! Большая черная собака бегала туда-сюда! А что?..

— Так. А кто, кроме вас, знал о том, что у Анны Иосифовны есть компьютер?

Сейчас соврет, понял Алекс, глядя Береговому в лицо.

И тот соврал, конечно:

— Никто, — буркнул он и посмотрел в сторону. — Никто не знал.

— Значит, письма с угрозами ваших рук дело, — подытожил Алекс.

— А если ты будешь молчать и дуться, я тебя вообще никуда не повезу.

— Я не дуюсь, Маня. Мне просто нужно подумать.

— Думай вслух.

Алекс хотел было заявить, что думать вслух он не намерен, а если ей не хочется его везти, он — пожалуйста! — вполне может добраться на метро. Он виртуозно умел проделывать такие штуки — цепляться к словам, даже самым безобидным, самым незначительным, выстраивать целые теории, обижаться на ерунду, добиваясь таким образом самого главного.

Одиночества и покоя.

Но не тут-то было! Маня Поливанова не оставила ему ни единого шанса на одиночество, что уж говорить про покой.

И надуть ее он вряд ли смог бы, разыграв какую-нибудь сцену. Непостижимым образом она понимала все, что происходит у него в голове, и ловила фальшь, и умела пропускать мимо ушей то, что следует пропустить, и всегда слышала самое важное, как будто забралась к нему внутрь и сидела, притаившись, время от времени выглядывая из укрытия, но избавиться от нее не было никакой возможности.

Поэтому он вздохнул и сказал:

— С тобой так трудно, Маня!.. Ты очень мне мешаешь, а поделать я ничего не могу.

— Конечно, мешаю, — согласилась Маня совершенно искренне, — и с этим ничего не нужно делать! Ты просто должен ко мне привыкнуть, только и всего.

Алекс пожал плечами, отвернулся и стал глядеть в окно. Старые привычки не сдавались — все ему хотелось «демонстрировать независимость», оберегать «личное пространство» от «чужих», только чужих никаких не было, не от кого оберегать.

Это же Маня, а не какие-то там «чужие»!

— Скоро Новый год, — объявила та. — Где мы его будем встречать?

— Мы?!

— Ну да. Мы с тобой.

— Ты сошла с ума.

— Ну, вот сейчас самое время заныть, что у тебя свои планы и я в них не вписываюсь. Давай. Начинай.

— Маня.

Она быстро на него взглянула. Вид у него был рассерженный.

— Достань мои сигареты, а? Мне неудобно.

— А где сигареты?

— В портфеле.

— А где портфель?

— На заднем сиденье.

Пока он, пыхтя, тащил с заднего сиденья портфель, сильно наклонившись в ее сторону, Маня несколько раз быстро поцеловала его в ухо.

— Мне щекотно!

— Потерпишь.

И они уставились друг на друга.

Потерпишь — так она говорила ему в ту ночь, когда расправлялась с его кошмарами, изничтожала змей, и они сдались не сразу, но все же Маня победила!..

— Что ты сказал про фарс и драму? Это о чем?

Позабыв про сигареты, Алекс пристроил портфель себе на колени и произнес задумчиво:

— Этот спектакль состоит из двух действий. Действие первое — фарс. Второе — драма.

— Вы, настоящие писатели, не умеете говорить просто! А мы, простые читатели, ваших сложностей не понимаем.

— Анна Иосифовна получала письма с угрозами. Они приходили на ее личный электронный адрес, о котором, по идее, в издательстве никто не знал. Наоборот, все были уверены, что директриса не умеет пользоваться компьютером. Даже Екатерина Петровна!

— Почему ты называешь ее Екатериной Петровной?