Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века

— Они вас даже на обложку поместили, босс, — сказал Лапиков. — Вы на первом плане, а Венера на втором.

— Ладно. Ты из офиса? Я сейчас приеду.

Уд вошел в лифт офиса, наблюдая, как закрываются за ним створки двери. Плавно. Равномерно. Без тех взбесивших его подергиваний-рывков. Вчера в течение дня сменили старый подъемник на новую кабину фирмы «КОНЕ», и ничто уже Уду не должно было напоминать о «задергивающихся шторках крематория». Но как странно устроен человек! Теперь, входя в новую кабину, где, казалось, ничто не напоминало о прежней ассоциации и где убраны были все намеки, он поневоле думал о все тех же задергивающихся шторках… Вспоминал именно потому, что ничто не должно было напоминать. Так было всякий раз, когда он приезжал в офис или входил в любой другой лифт…

Створки плавно разомкнулись на третьем этаже, он быстро прошел в кабинет. Лапиков встретил его с улыбкой. Журнал «Эль» он протягивал боссу, как букет.

Этот фотограф-француз был, конечно, мастер. Богиня любви действительно присутствовала в композиции портрета на обложке как персонаж второго плана, ее нечеткая, лишь угадываемая мраморная фигура была снята не в фокусе, размыто и воспринималась как женщина мечты героя, как его греза. Сам же герой, царя на первом плане, был снят с резкой беспощадной приближенностью, воплощая идею фотохудожника. Эту идею можно было бы сформулировать как демонстрацию голого мужского начала. Абсня-щийся безволосый череп с его развратно-выпирающими неровностями, маленькие приплюснутые уши мартышки-макобея и утопленный в раструб водолазки набрякший пень короткой, почти отсутствующей шеи эффектно контрастировали с зыбкими, застенчиво затененными атрибутами Афродитовой женственности.

Уд вообще был достаточно высокого мнения о своей неотразимости, но тут он готов был впасть в этот… как его… да, нарциссизм. Всплыв-щее слово по странной прихоти мозга вызвало в памяти образ Юджина, от которого он это слово впервые услышал на уроке «по общему развитию», а еще какой-то мозговой нейрон доставил ему информацию, что Юджин месяц как уволен.

— Слушай, Лапиков, а выходят у Манкина его тома? — спросил Уд.

— Нет, босс. Он порвал отношения с издательством.

— Расплевался с нами, значит?

— Выходит так, босс.

— Ну и мудак, — сказал Уд.

Поскольку Лапиков не вычислил, к кому из двух относится последнее слово, он счел благоразумным промолчать.

Лапиков распорядился выкупить у француза негативы двух снимков с разворота журнала, где босс изображен среди статуй греческого зала. У него была мысль использовать фотопортреты для плакатов предвыборной президентской кампании.

4

Между тем подошло время ехать в Минобороны на совещание, где решалась судьба изделия № 37. Водителе лимузина гнал со страшной скоростью, они приехали намного раньше, до начала совещания оставалось минут сорок. Это был новый водитель, прежнего Лапиков уволил за инцидент, когда мойкой машины под окнами была спровоцирована ярость толпы неподалеку от здания налоговой полиции. Босс, не глядя на Лапикова, дал ему понять, чтоб разобрался и с этим водителем.

Сорок минут лишних… Уд, как всегда, попытался негативную ситуацию использовать во благо, стряхнуть с себя отрицательные эмоции. Лимузин остановили на Фрунзенской набережной, Уд вышел прогуляться. Бобо рвалась к нему, он кивнул телохранителю, собачонка, трепеща от благодарности, присоединилась к хозяину. Лимузин медленно ехал чуть позади босса, Бобо и двух телохранителей. Бобо впрыгнула на парапет, застыла. Все думали, что она в онемении разглядывает диковинные аттракционы на той стороне Москвы-реки — оттуда, с американских горок, доносился людской визг и скрежет мчащихся по рельсам тележек, крапчато белел корпус «Бурана», пузырился надувной купол какого-то амбара… Но Бобо, оказывается, замерла всего лишь для того, чтобы возвести на парапете крохотную витиеватую пагоду. Телохранитель выхватил из кармана какой-то рекламный журнал с плотной обложкой, быстро скрутил его в кулек, зачерпнул пагоду и выбросил в урну.

А вскоре Уд выходил из ворот Минобороны вместе с каким-то генералом. По виду босса было ясно, что все прошло на ура. Поначалу на совещании немного суетился эксперт минздрава по психотропному контролю, но его опасения расценили как перестраховочные и не имеющие под собой реальной почвы. Бумага благополучно отправилась на подпись главному интенданту.

Все пока шло в русле разработанной штабом Кичхокова предвыборной стратегии — быстрее избавляться от коммерческой деятельности. Часть недвижимости и ценных бумаг ушла в концерн «Ойл», другая собственность была переоформлена на гендиректоров в доверительное управление. Фамилия Кичхоков из банковских и производственных счетов и документов перекочевала в предвыборные плакаты и декларации. За боссом пока числилась какая-то мелочевка.

Как-то Уд и Голосковкер сидели в зимнем саду возле глобуса. Имиджмейкер снова напомнил о запрете совмещать политическую и коммерческую деятельность.

— Скинул почти всё, — сказал Уд. — Хочешь, и на тебя что-нибудь переведем? Хочешь, цементные заводы в Новороссийске, хочешь?

— Вы прекрасно знаете, что мне ничего такого не надо.

— Знаю, блин, потому и предлагаю, — громко засмеялся Уд своей простенькой шутке. Имиджмейкер, лично обидевшись, все же различал личное и служебное и поэтому как лепщик нового-имиджа босса грубой его шуткой остался доволен: сказывались занятия последнего времени по соскабливанию интеллигентских наслоений, которые были привнесены в натуру Уда стараниями Манкина.

— Нет, нет, — повторил Голосковкер, — я во всем этом как физическое лицо не участвую. У меня ко всему, что происходит, только творческий интерес. Я служу вам по сюжету своего романа, и только.

Босс не стал вдумываться в последнюю фразу, хотя чего-то в ней недопонял, списал все на «обычную еврейскую заумь» и спустился окунуться в бассейн.

5

И все множатся и множатся бегущие огни автомобилей, их разноголосо звучащего потока, — стройно правит чья-то незримая рука оркестром. Но вот будто дрогнула эта рука, — близ Мадлен какой-то затор, свистки, гудки, стесняется, сдвигаясь, лавина машин…

И. Бунин. Un petit accident^[8]

Возле ворот Министерства обороны генерал и босс, поговорив, пожали друг другу руки. По жестам Уда можно было понять, что он предлагает генералу подвезти его или куда-то пригласить, тот отнекивался. Они попрощались. Уд хотел идти к своему лимузину через дорогу, но на светофоре включили для пешеходов красный свет. Взревели моторы машин, однако на дальней стороне перехода случился какой-то затор. Уд увидел, что красный свет застал какую-то девушку в начале довольно широкой проезжей части и рванувшие машины стали оторопело притормаживать, гудеть…

Девушка на несколько мгновений затерялась в стаде взревевших машин. Притворно испугавшись, мягкими, кружащими движениями, словно танцуя, она принялась огибать машины, трогая рукой капоты и багажники, — и машины притормаживали, пропуская ее вперед себя, или, чтобы не закрыть ей дорогу, суетливо прибавляли газ… То была дрессировщица этих горбатых панцирных чудищ, которые от растерянности словно позабыли на арене свой номер и слушались кумира единственно в силу инстинктивного обожания…

Так достигла она конца перехода, прошумев мимо Уда полами широкого платья и обдав его букетом жгуче-дурманящих афродиций…

Первый импульс был — преследовать, настичь упорхнувшее чудо, погасить преступно вспыхнувший жар. «Лапиков, где Лапиков?..» Но тот сидел в лимузине и в очередной раз, мудак, не угадал тайного желания шефа. Девушка тем временем перебежала через скверик и скрылась в дверях какого-то заведения. Уд прищурился и прочел: «У Автандила».

«А почему бы и нет?» — сказал себе Уд и зашел в прохладные сумерки маленького вестибюльчика. Гардеробщик сидел без дела. Стеклярусные нити занавеса, ведущего в зал, с мелким дробным затухающим звоном сотрясались — туда только что вошла девушка. Уд впитывал из воздуха ядовито-сладостный запах, шлейфом тянувшийся за ней. Он рассек занавес, ступил в зал, увидел ее идущей через открытую веранду к бару. Уд замешкался немного. К нему подошла официантка, что-то говорила. Пока Уд отвлекся, «дрессировщица», что-то выпив, вышла через веранду на улицу и властным взмахом руки остановила машину. Секунда — и Уду досталось только наблюдать, как над асфальтом рассасывается сизое, с подпалинками, облачко дыма из трубы сорвавшегося с места автомобиля.