Сага о бескрылых

Один из тритонов поднял над водой острогу, указал направление. Лоуд и сама не терялась — там барка, никуда не делась. Хвостатые дарки обходили цель мористее, оборотень точно так же сделала бы.

На выходе из бухты волнение стало сильнее — Лоуд мягко взлетала с волной и видела огни на мачтах. Рядом с баркой стоял на якоре один из диер — кажется, «Каппа» — оборотень слегка путалась в опознаниях: из мешка силуэты кораблей не очень-то удобно изучать. Неудачно встали корабли, близковато. Если вахтенные толковые, могут поднять тревогу.

Оборотень ощутила, что тритонов вокруг стало больше — нарочно всплывают, интересно им взглянуть в лицо береговому шпиону. Мелькнуло еще что-то продолговатое, странно безрукое. Ого, дельфины! Значит, не врут моряцкие байки. Один из дельфинов, самый горбатый, мгновенно приблизился, описал круг, кося любопытным глазом. На глянцевой спине разумной рыбы

[2]

лежал тритон. Скользили-струились по спине мокрые кудри, блестела смуглая кожа, непонятного во тьме оттенка, блестело ожерелье на шее. Девка, что ли? Кто их, рыбьехвостых, нравы разберет. Нет, грудка аккуратная, но заметная. Нормальная девка, не ющец какой-нибудь разукрашенный.

Нормальная девка с хвостатыми ногами ласково погладила по шее дельфина, предлагая союзнице цепляться. Оборотень ухмыльнулась и взялась за плавник — не устала, просто интересно же. Морской скакун мягко потянул вперед, показал свою силу — Лоуд удобнее подняла голову — скользили во тьму, приближался огонь на мачте, мелькали спины тритонов, почти не выныривающих, скользящих под водой вблизи — о, боги, какие же они быстрые!

Ближе к барке дельфина пришлось отпустить. Угловатый борт большой лохани заслонял стоящую чуть мористее «Каппу». Лоуд показала знаком, что нужно подождать — старший тритон кивнул. Оборотень лежала на баюкающей воде — то плавно возносилась к звездам, то опускалась в блаженную пропасть моря. На барке движения заметно не было. Спят? Второй, блеклый, фонарь горел на корме. Ну, спят — не спят, пора рискнуть.

Лоуд плыла медленно, стараясь вообще не плескать. Тритоны исчезли — скользили где-то в глубине. Интересно, что они думают, глядя на мужское тело, одетое лишь в ремень с ножом? Наверное, морщатся — бледная двуногая тварь без единого плавника. Кстати, нож в воде как-то иначе нужно носить, а то норовит и не-плавник отбить. Помнила ведь пустоголовая оборотень что-то важное о морских ножах, да забыла…

Корпус барки, грубый, в толстом слое смолы… Шелест брезгующих разбиваться о нелепое корыто волн. Якорный канат, но по нему лезть неблагоразумно — скорее всего, один из вахтенных именно на носу и сидит. Лоуд направилась ближе к корме: там низкая надстройка, должна от взглядов прикрыть. Хоть частично…

Коснулась смолистой шкуры корпуса — уныло поскрипывала барка, на жизнь жаловалась. Сейчас поможем. Возникли рядом тритоны, глянул вопросительно красавец с темным точеным лицом — Лоуд кивнула. Подняли из воды — бережно, в восемь рук, нижние тритоны поднимали уже своих собратьев, оборотню показалось, что она взлетает на вершине живой пирамиды растущей вдоль черного борта. Вот и планширь…

…Скрипел, покачивался широкий корпус барки — висел на борту бледной личинкой голый человек, заглядывал осторожно, ждал, когда с него вода стечет. Лоуд слышала негромкий разговор, но вахтенных не видела. На борту должно быть не меньше пяти рыл…

Подтянувшись, оборотень закинула ногу на планширь — эх, ублёвое дело, тело-то мускулистое, а силы ему от какого-то иного, куда поскромней, достались. Ничего, справимся…

Влажные следы на палубе — Лоуд старалась шагать в тени надстройки. Вахтенных теперь видела: и точно, сидели на носу, на ящике (рундук? есть такое слово). Языки чешут, братья подзаглотные, служба им не указ. Но как к ним на нож подойти?

В раздумьях оборотень обогнула надстройку — палуба была завалена опутанным веревками грузом. Хотя часть храмового имущества и смыл шторм, но сколько же дряни еще осталось. Лоуд осторожно переступила через привязанную к палубе конструкцию: похоже, и здесь части той деревянной шмонды, что и «Фос» на себе тащит. Из надстройки доносилось похрапывание — спят остальные моряки. Ну, пора оборотню рискнуть, истинно показать, что не в голове ее сила…

Негромко скрипнула дверь неуклюжей надстройки — вахтенные, прервав на полуслове спор, повернули головы — у двери стояла баба — видать, только вышла, голая, фигуристая. Стояла, лениво поправляла пышные кудри. Моряки — лысый и тощий — приоткрыв рты, думали одну мысль — откуда?! Неужто, десятник себе притащил? Как? Когда? А поделиться?! Баба, зевнула, потянулась — волнительно качнулась грудь. Святое Слово свидетель — таких сытых жриц и в храме не найти. Красавица глянула на вахтенных, улыбнулась и неспешно пошла к очумевшим братьям. Собственно, все разом к ним пошло: баба, груди, ляжки, ягодицы, и все это счастье упруго покачивалось само собой. А баба всё красуется, всё волосы поправляет, поправляет… Онемевшие моряки начали подниматься навстречу…

Когда два шага оставалось, Лоуд прыгнула — лысый смотрел правильно, блаженно, но у худосочного, слизняка медузьева, в глазах ужас нарастал — сейчас заорет. Лоуд налетела, обхватив за шею ближнего лысуна, крепко притиснула к сиськам-тыквам, второго сходу ударила в горло ножом. Рука с оружием, что в гриве кудрей пряталось, прихватила несколько волос — оборотень, от боли кривясь, но, не медля, ударила под ребра лысого — этот глухо гмыкнул, и, наверное, умер не таким уж счастливым, поскольку уже не в пышную плоть мордосом утыкался, а в вполне мужскую мышцу. Лоуд ударила снова — клинок скрипнул по кости, еще разок достал сердце. Выпустила… Второй моряк сидел под фальшбортом, глядел со смертным ужасом, из рассеченного горла толчками плескала кровь.

— Болтать меньше надо, — шепнула Лоуд и ударила клинком в широко распахнутый глаз.

Хороший нож. Оборотень сжала отделанную белой костью рукоять, с усилием выдернула оружие из черепа мертвеца. Бухта каната лежала рядом — Лоуд подхватила, легко перепрыгнула к борту. В воде никого не было. Нет, были — разом всплыло десяток теней. Оборотень скинула канат, закрепила свой конец (между прочим, руки узлы отлично помнили-вязали — не так уж плоха пустоголовая).

Да, удивительны пловцы-тритоны, но истинными моряками им не стать — по веревкам как беременные пиявки ползают. Лоуд, озираясь, едва дождалась, когда первый взберется — дотянулась, подхватила под руку. Ладно, хоть на вид и ощупь этот старший дарк вполне приятный. Перевалился, шлепнулся лягушкой, правда, без шума. Помогли взобраться второму — нет, с такими неловкими хвостатыми ногами, боги морского дарка на снасти только для смеха пошлют.

Лоуд оставила морских воинов, метнулась к мертвецам — на перевязи у одного висел меч — вроде бы, чуть получше обычных храмовых железок. Выхватила — как же, «получше» — вроде неуклюжей железной дубинки. А время уходило — тритоны-верхолазы появлялись на палубе не слишком громогласно, но возня-то слышалась. Сейчас в каюте прочухаются, выйдут взглянуть. На палубе уже с десяток острог, надо думать, положат моряков, но шумно выйдет. Предводитель тритонов к схожей мысли пришел — уже добрался к двери, готовил острогу. Оборотень воинственно и довольно глупо взмахнула мечом: уступи дорогу, тут некогда мокрыми хвостами шлепать. Пытаясь удобнее перехватить рукоять меча, бесстрашная пустоголовая дарк неслышно пронеслась к надстройке, на ходу приняла не особо удачный облик лысого мертвеца. Надавила на дверь плечом — у, провалиться пополам арху-бездельнику этого корыта — скрип-то какой визгливый. Луна внутрь надстройки заглянула: стол узкий, лавки-лежаки, спящие люди, густой моряцкий дух, проснувшийся босой штаб-брат уже сел, брюхо чешет, медный знак Слова на куртке блеснул. Начальственно пасть раззявил:

— Да что у вас там…

— Ведро за борт чуть не уронили, — хрипловато пояснила оборотень, переступая через разбросанные сапоги.

Штаб-брат что-то почуял, успел под удар руку вскинуть, заслониться — дурной клинок меча отсек три пальца, на большее храмового железа не хватило. Лоуд ударила левой рукой, целя ножом в распахивающий рот. Не особенно ловко — лезвие лишь щеку располосовало и зубы выбило, хотя вопль сбило. Штаб-брат фыркнул кровью… Вскакивали сонные люди, оборотень бросила нелепый меч, ткнула ножом под ребра пытавшегося встать штаб-брата. Другое ведь дело! Лоуд обернулась, боднула лысой башкой, вскочившего навстречу моряка. Тот охнул: