Сага о бескрылых

[1]

. Лоуд забралась в свою палатку, отдуваясь, присела на труп штабного — увесистым был краденый бочонок. Что ж в нем такое? Крышка клинку поддалась с трудом. Оборотень принюхалась: что-то на масле, но не съедобное. Краска? Вот же, ющец их заешь, таскают всякое дерьмо, а у оборотней желудок голодом скручивает.

Жидкость пришлось вылить на покойника и подушки. Лоуд перелила внутрь бочонка воду из кувшина, что в углу стоял. Сойдет…

Снаружи снова говорили, изредка из толпы кто-то ругательства выкрикивал. Ага, вот снова хором завыли:

— Нэка! Нэка всем!

Самое время. Лоуд приосанилась — красавец-полусотенник обязан прилично выглядеть. Родинка на месте, начищенный знак Слова сияет. Разве нехорош парень?

…Рослый полусотенник рывком отдернул завесу палатки, шагнул в свет костров. Под мышкой бочонок, другая рука на рукояти меча, голова гордо вскинута. Звучно рыгнул и заорал гребцам, перебивая оратора из штабных:

— Что воете, ублёвой шмонды дети?! Плетей захотелось? Нэка вам истинного? Нэка для штаба мало. Пошли вон отсюда! На цепь сядете, семя подзаглотное! Нет для вас нэка! Вот, последний долакайте! Не будет больше нэка!

Голос Лоуд от усердия сорвала, да и поднять и хорошенько швырнуть бочонок стоило немалого труда. Но ударился бочонок хорошо, лопнул, жидкость на песок плеснула, едва не забрызгав сапоги чахлого строя копейщиков штаб-братьев.

В тот миг тишины Лоуд глянула в лица толпы гребцов: общая, истовая ненависть разевала сотни ртов — бородатые и щетинистые, юные и безбородые. Взревело многоголосо, оглушительно. Спаси нас боги, словно здоровые орут…

…Как пошли оскорбленные гребцы на штабные копья, оборотень не видела — не оглядываясь, нырнула в палатку, с перепугу чуть не поскользнулась на крашеном трупе, стрелой вылетела сквозь дыру…

Опомнилась оборотень только у какого-то корабля. Сзади выли от боли и ярости, звенела сталь, трещали древки копий, вопли «Нэк!» и «Храм!» слились воедино. Вспыхнула штабная палатка…

Хотелось посмотреть, но Грузчик приказал сразу уходить. Лоуд и сама понимала — лучше подальше держаться. Вообще-то люди довольно жуткие твари. Своим диким количеством и глупостью, жуткие. Когда их сотни и все смотрят на тебя… Прав Укс — нужно их неспешно убивать, по плану и без риска. А еще лучше: пусть сами себя режут, как издревле и привыкли, только порезвее.

* * *

Шторм, мор и бунт задержал флот на шесть суток. Хоронили погибших, вешали заговорщиков. В приказе Штаба было объявлено, что виновны в беспорядках команды трех унир и барки. Но повесили только восьмерых неудачников. Предполагалось, что остальные зачинщики были убиты геройскими штаб-братьями во время подавления «бессмысленного и греховного бунта». Грузчик посчитал, что в целом те развлечения уменьшили флот на три сотни человек. Если еще учесть сотню раненых и больных, которых собирались оставить на месте стоянки, не так уж плохо получилось.

Кстати, полусотенника-красавчика, Лоуд увидела на рее «Откровения». Хуже он там смотрелся, что и говорить. Живой бунт — он человека украшает!

Флот двинулся дальше. Логос-созидатель подсказывал, что на кораблях еще слишком много воинов. Грузчик с грузом решали, как эту несправедливую ситуацию выправить…

[1]

Очевидный пример «ложной памяти», весьма присущей даркам. Дознание так и не установило, читала ли оборотень известный манускрипт «Пикник на обочине» неких Пришлых, известных под именем братьев Стругацких, или цитирует интуитивно.

Глава 10

ХИССИС — ГОРОД ДРУЗЕЙ

Со стороны бухты город казался не таким уж большим, но Укс знал, что путаные кварталы «прибежища грешников» уползают в изгибающуюся речную долину и прячутся от морского ветра за склоном прибрежной горы. Что и говорить, строился город с умом. Да и Мыс Конца Мира здесь раздувался до удивительной ширины: в три дня едва пересечешь, пока к западному побережью выйдешь. И рельеф изумительный: скал мало, пологие склоны с сохранившимися рощами и густыми зарослями плодовых кустарников. Бесчисленные поля: крупные, не испоганенные камнями — разве можно сравнить с крошечными клочками посевов, отвоеванных у скал в теснинах Сюмболо? Фруктовые сады, пастбища у реки Хисски — единственной настоящей реки на бесконечном хребте великого мыса, что «начертал своим трезубцем Посейдонис, на челе покорного моря» — тьфу, к шмонде тех богов выдуманных. В общем, богато и жирно жилось Хиссису, с его удобной бухтой, складами и пивоварнями, потерявшими страх купцами и обленившимися рыбаками. Но сейчас пришел час вздрогнуть сытому телу здешнего царства.

Укс удовлетворенно кивнул. Шпионы стояли на склоне, по которому петляла прибрежная дорога. Бухта и город лежали внизу — протяни руку, сожми кулак — захрипит город, взмолиться о пощаде.

— Пошли, — приказал Скат…

…Храмовый флот высадился на побережье южнее Хиссиской бухты. Место было удобным: широкая гавань, кипарисовая роща, склон, заросший выгоревшей высокой травой, ежевичные заросли. Все это благолепие охраняла невысокая башня царской заставы, но никакого сопротивления войскам Храма оказано не было. Собственно, башня пустовала и, судя по истлевшему дерьму, уже давно. Среди моряков прошел слух, что хиссийцы ловушку готовят. Воду в ручьях пробовали с удвоенной осторожностью, посты выставили усиленные, с моря бухту прикрывал отряд кораблей под предводительством боевой «Йоты». Братьям было приказано оружия из рук не выпускать.

Укс в скорое сражение не верил. В Хиссисе бывал раз десять — не те там люди, чтоб армию собирать, за город выходить и в поле биться. Разве что лучники какие из сопляков в шайку собьются, лагерь врага из озорства обстреляют. Да и считает ли царь Хиссиса прибывший к городу флот всерьез вражеским? В городской бухте кораблей не меньше, а то, что там громоздких «словес» нет, особого значения не имеет. Любому моряку понятно, что огромные корабли неповоротливы и особой угрозы в бою не представляют. Впрочем, кто те морские сраженья помнит? От них одни легенды остались. На ближней людской памяти больше двух-трех унир, бортами сцепившихся, никогда в абордаже и не сходилось.

Храмовое воинство без помех обустраивало лагерь, было приказано вкапывать колья, дабы «от наскока конницы заслониться». О коннице Хиссиса известно было мало — Укс, побывавший в городе семь раз, боевых конников там не видел, и даже не слышал о столь грозной силе. Ну, разве что у царя Трида десяток всадников в дворцовой страже найдется. Могут, конечно, хиссийцы-горожане сотню человек на мулов посадить и устрашающе поскакать на Храмовый лагерь. Кто-то доскачет… Нет, глупость одна — не моряцкое это дело, на спине мулов трястись. Колья вокруг лагеря вкапывают, дабы братья бездельем не маялись.

Самому Уксу колья и безделье пока не грозили. На второй день войны вызвали в Штаб. С грузом, естественно.

…— Живое, значит? — тысячник Аннисис с сомнением разглядывал оборотня. Цепной груз согнулся в коленопреклоненной покорности: вид кривоногий-неприглядный, лохмы мордос завесили. Укс почтительно переполз, не поднимаясь с колен, завернул винт на ошейнике: оборотень захрипела, задергалась, стала девой, весьма помятой, но в дорогом платье.

— Так-то лучше, — одобрил тысячник и тверже сел на табурете.