Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8

Регарди почувствовал черный солукрай, вскипающий в его крови, в тот момент, когда ободрал тело о колючую хвою могучей ели, в крону которой прыгнул, спасаясь от удара Салуаддин. Кровь снова брызнула на медальон Видящей, вековой ствол застонал и стал заваливаться в ущелье, по краю которого Арлинг с Возлюбленной устроили скачку смерти.

Третьим участником их гонки стал Северный Ветер Сторм, который давно поджидал Арлинга в горных высотах, не подозревая, что жертва успела превратиться в охотника. Макушка ели рухнула на противоположный берег ущелья, отломив кусок скалы, который с грохотом унесся к бушующим порогам Дикой, но застряла в породе напротив, превратившись в диковинный мост.

От удара Регарди подбросило в воздух, но он умудрился схватиться за ветку и забраться на ствол, чувствуя, как черная септория вызывает в этот мир еще одного сагуро, а его Магда рвется к краю обрыва, застряв телом между могучими соснами, которым надоело падать и проигрывать. Сплотившись, они зажали древнюю Салуаддин шершавыми боками, тогда как вороны, собравшись в гигантскую черную стаю, принялись клевать застрявшую богиню, не причиняя ей особого вреда, но доставляя массу мелких неприятностей.

Мелкие неприятности окружали и Арлинга, в которого сопротивляющийся его септории Бог Северного Ветра бросал все, что можно поднять в воздух – ветки, корни, камни и даже кусты, вырванные с корнем. Но теперь у Арлинга в плену была еще и Тысячерукая. Потянувшись к ней, он взял все, что хотел, сокрушив сопротивление Сторма. Но сагуро давно не были теми новыми, слабыми богами, которых застали врасплох ворвавшиеся в человеческий мир древние. Сторм в ответ собрал всю злость, скопившуюся на Регарди, и вместо того чтобы подчиниться его воле, поступил по-своему.

Отчаянно и тоскливо закричал лебедь, чья судьба была отбиться от стаи и оказаться в водовороте страстей, накрывших ущелье Алиньских гор. Грациозная белая птица взмахнула крыльями и потеряла себя, покорившись Сторму.

«Птицы, не люблю их», – подумал Арлинг, слыша, как вороны терзают Магду, а его лебедь Сторм чувствует прилив небывалых сил и начинает махать крыльями с новой надеждой.

Человек тверже камня и нежнее розы, говорил иман, когда обучал слепого юнца быть самим собой. Лепестки давно опали, осталось закаменевшее сердце. Оно шептало Арлингу, что камни летят только вниз, и в воде им не страшно.

Свой главный прыжок в жизни Регарди совершил, когда Магда, вырвавшись из цепких лап сосен, подбежала к обрыву и, упав на колени, протянула к нему худую руку с кольцом на пальце.

– Я буду ждать тебя, муж мой, – прошептала она падающему Арлингу.

Когда он в полете отрубил лебедю красивую голову, окропив себя птичьей кровью, небо окрасилось не красным, но черным, потому что ворон вдруг стало слишком много. Они родились из хмурых туч и черными молниями метнулись к лежавшей на обрыве Магде, которая все еще протягивала к летящему вниз Арлингу руки.

А Регарди стал ветром, пустотой, лесом и солнцем, которое без сил рухнуло за горизонт, погрузив мир в кромешную тьму. Та ночь была беззвездной, и ни одно светило не заглянуло в ущелье, по дну которого гремела река Дикая, уносящая безголового лебедя и того, чье сердце превратилось в камень, перестав быть розой.

Глава 11. Мясник и Каратель

Арлинг помнил сильные руки, тащившие его из воды, жесткую скачку животом поперек седла, крики воронов, рвущих волосы Магды, и шепот множества голосов в его голове.

– Помни, откуда пришел, – шептал один.

– Думай, куда идешь, – вторил другой.

– Нет покоя убийце – ни у реки не напиться, ни на горе не выспаться, – шипел Нехебкай.

– Не летай на чужих крыльях, только на собственных, – сказала Магда, низко склонившись и целуя его в лоб. Голова Арлинга лежала у нее на коленях, а ноги были жесткими, тренированными, способными сломать человеку ребра одним ударом.

– Тебе надо проснуться, – снова прошептала Хамна-Акация и, выпрямившись, принялась отрешенно глядеть в окно. Кажется, она сидела так с ним целую вечность.

– Не уходи, – Арлинг отчаянно цеплялся за образ, который дарила ему кучеярка, но искал он другую.

– Мы тебя ненавидим и желаем вечных страданий, – искренне прошептали голоса у него в голове, но их прервал Нехебкай, который звучал довольно впервые за много дней.

– Ты, конечно, все сделал не так, как нужно, а по-своему, однако получилось неплохо. Вставай, еще двое выродков на свободе.

– Мерзкий, гниющий червь! Тебя сожрут твои же личинки! – не остались в ответе голоса.

– У меня нет паразитов, – возмутился Индиговый, но тут Арлинг сел и, запустив пальцы в отросшие волосы, сдавил себе голову, прогоняя всех непрошеных поселенцев. Впрочем, он лукавил. Последние гости были вполне предсказуемы.

– Хамна, ты жива, – Регарди взял ее пальцы в руки и, поднеся к губам, поцеловал. – Чтобы я без тебя делал.

– Пошел бы на корм местным рыбам, – лаконично ответила кучеярка, отстраняясь. Встав, она отдернула шторы, пуская в комнату еще яркий свет. Скоро солнце не будет способно на такой блеск. Зимы в Согдарии тусклые и бледные, а дневной свет заканчивается скоро после обеда. Арлинг повернул ладонь к верху, впитывая кожей скудное тепло. Он отчаянно скучал по щедрому сикелийскому зною. Солнце Сикелии было другим – оно могло убить или обласкать, но его было трудно не любить.

– Жива, – кивнул Регарди своим мыслям. – Встретила своих?

Иногда лучше было сказать прямо.

– Салуаддин прогнала меня к побережью, пришлось делать крюк, чтобы вернуться, – спокойно ответила Хамна, оценив его прямоту. – Нет, я не видела Аллена. Он и другие остались в прошлом. Я с тобой до конца.

Не думал Арлинг, что когда-нибудь услышит такие слова. Етобары никогда не предавали своих. Разве что поведение Хамны объясняла полная гибель секты, заменившей ей семью. И теперь Регарди стал ее новым домом. Они были нужны друг другу, и Арлинг был рад, что Хамна сумела убежать от Салуаддин и выбрала его, а не Аллена.

– У тебя новые руки, – кивнула ему кучеярка. – Одна черная, вроде как меньше, похожа на женскую, вторая с виду прежняя, но другая, на одном из пальцев кровавый обруч. Будто шрам или татуировка.

– Я сходил к мастеру протезов и выбрал самый подходящий вариант, – попытался отшутиться Арлинг, понимая, что к этому разговору еще придется вернуться. – Мы в Баракате?

За окном шумел город, и в говоре вечерних улиц не слышалось ни намека на осаду или штурм стен. Разговоры велись лениво, размеренно, как и полагалось под конец рабочего дня. Людей волновали подати, новые ярмарочные сборы, повышение цен на масло и аномально теплая осень. Арлинг прислушался к треску огня, жарко полыхающего в камине, и подумал, что не прочь, если Хамна подбросит еще немного дров. Впрочем, он мог сделать это и сам, потому что уже выяснил, что с ним все в порядке – ушибы, царапины и пара глубоких порезов на ногах (уже зашитых) проблем не причиняли.