Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8

Священник, спрятавшись за коня, звучал едва слышно, но по мере того, как кровь выступала из глубоких царапин на груди Арлинга, согревая медальон, ветер все ближе подлетал к людям, все дальше разнося проникновенные слова. Доран Петр молился от души, он не верил, что доживет до заката.

– Отец Небесный! Благодарю тебя за все! За то, что я есть, за все, что я делаю, за все, что имею. Все во славу Твою! Мой бог Амирон, ты лучше знаешь, что нужно для меня и всех людей в мире, благослови и прости. Пусть будет так, как тебе угодно, поскольку на все воля твоя. Да будет только она!

Арлинг крутанул меч, чувствуя, как под ногами разверзается бездна. Это был хороший меч, старый, опытный, закаленный. В нем жил дух Махди, который советовал своему ученику не делать то, что задумано. Нехебкай сомневался, обуреваемый страхом, а новая рука хотела отрубить всем головы и, разумеется, конечности. Арлинг не спорил с ними, обещая победу, надежду и много рук, если безумный план сработает.

Убрав с ладони метку имана, он почувствовал себя увереннее. Ничто не мешало Тысячерукой слышать его голос. Нехебкай ворчал, что Арлинг похож на цыпленка в поле, над которым кружат коршуны, но Регарди не собирался долго служить приманкой. Его чувства обострились, а движения замедлились, став плавными и танцующими. Где-то в скалистых горах ревела и громыхала река Дикая, и Арлинг чувствовал, как ее капли пронзают воздух, наполняя его ледяным влажным дыханием. Крутые холмы, тернистые кусты в распадках и предлесье, густая пыль на вытоптанном арваксами поле, покрытое крупицами сухого снега кустики травы, колыхающиеся под порывами ветра у ног вражеского отряда – все оживало в молитве дорана Петра, в голосе которого звучал уже не страх, а исступление. Священник упал на землю и бормотал, закрыв голову руками. Арлинг тоже чувствовал, что к людям на поле присоединился кто-то еще. Неведомое присутствовало незримо, притворяясь ветром, но Регарди твердо знал – нестоящий ветер со свистом умчался прочь, захватив с собой воронов, которые решили, что полакомятся человеческим мясом в другом месте. Там, где жил человек, побоищ и мертвецов всегда хватало.

– Всевышний бог Амирон, творец неба и земли, благодарю тебя за жизнь, дарованную мне и другим, – неслись слова Петра над будущем полем боя, а пленники, посланные арваксами на Святой Бой, приступили к тому, ради чему их сюда и посылали.

Первый ряд присел, а те, кто стояли сзади, подняли огнеметы и направили их в сторону Арлинга, который дергался и раскачивался в разные стороны, являя собой пример сильно неуравновешенного поведения. Черная септория разительно отличалась от той, что обучал его Махди. И прежде всего тем, что не Арлинг развлекал мир, а мир начинал танцевать по его воле.

Может, огнеметы, действительно, были лишь экспериментальным оружием и имели кучу недостатков, а может, идея сжечь противника вместо честного боя не понравилась богам, которых призвали в человеческий мир без ведома и согласия, но, так или иначе, оружие не сработало. Дула, которые придерживали специальными устройствами воины, сидящие в первом ряду, выпустили тонкий дымок и зачахли, погаснув навсегда. Конечно, всегда имелся запасной план в виде мечей, которые тут же вылетели из ножен, но Арлинг чувствовал, что мечниками эти воины были так себе, а керхи с кучеярами и вовсе не уверенно чувствовали себя с прямыми полуторными мечами вместо привычных сабель. Их движения, позы и дыхание – все говорило о том, что с клинком на «ты» они не говорили.

– Отец наш небесный, Амирон, ты видишь и знаешь то, чем мы сегодня живем. Это самое лучшее, что мы смогли себе позволить, благодаря опыту, знаниям и умению, дарованными тобой.

Слова проносились над полем, и звучали они уже не голосом Петра. Арлинг чувствовал Тысячерукую, которая огнем дышала ему в затылок, но среди людей она еще не появилась.

– Даруй иметь и проявить в наших сердцах любовь, в разуме мудрость, в теле силу, а в духе волю.

– Я люблю тебя, Магда, – прошептал Арлинг, чувствуя, как арвакские пленники, а также священник и кони начинают собираться вокруг него в чудовищный хоровод, лишенные рассудка, желаний, мыслей. Им еще принадлежали жизни, но черный солукрай пил их души, с каждой секундой вытягивая все больше сил.

«Приготовься, – шепнул Нехебкай, и Регарди почти физически почувствовал его страх, потому что сагуро больше не были подконтрольны древним. – Она окажется в любом из них».

– Я прошу прощения у всех, кому давал повод обращаться со мною несправедливо, – тянул Петр, двигаясь вслед за высоким шибанцем в жилетке из медвежьего меха. За руки они не держались, но кружили вокруг Арлинга, раскачиваясь в стороны, поднимая руки с оружием к небесам, задирая ноги в нелепых па, навязанных им чужой волей.

В свое время Арлинг так и не простил отца за все, что тот совершил с Магдой и его жизнью, а сейчас у него не было сил на это. Он мог изрубить двадцать человек, но не находил в себе силы заглянуть в прошлое, где его отцом был Элджерон Регарди.

– Я прощаю себя за то, что обижался и гневался, ведь только любовь к тебе, мой Бог, имеет значение. Только она главное.

Арлингу захотелось пронзить священника немедленно, потому что он не собирался прощать никого. В гневе, обиде и ненависти черпала силы его черная септория.

– Любовь – главное, – повторил доран Петр, счастливо улыбаясь, потому что каждый участник септории видел свой путь. – В любви источник жизни.

Этим словам Арлинг не мог возразить.

– Люблю тебя, Магда, – повторил он. – Пребудь во мне, со мною, через меня.

Тысячерукая появилась внезапно, оглушив все его чувства и на миг заставив поверить, что черную септорию он все-таки проиграет.

Священник первым выскочил из круга, больше не размахивая посохом и не задирая ноги в нелепом танце. Оглянувшись, Петр, уступивший место Тысячерукой, выхватил меч у кучеяра, который в тот момент проносился мимо, безумно отплясывая. Однако богиня быстро сообразила, что оказалась в старом, немощном теле, которое и меча удержать толком не может, и покинула дорана до того, как Арлинг ее заметил.

В следующие несколько секунд Тысячерукая металась по телам плясавших вокруг Регарди людей и животных, пока не остановилась на том, кто показался ей самым умелым воином. Арлинг знал, что у него только один шанс, ведь богиня все равно ударит первой.

Но она была лишь сагуро в теле человека, а он – учеником Махди, уроки которого впитались в его плоть и кровь еще на Огненном Круге. Принцип «единого меча» представлял собой сложную комбинацию молниеносных движений, требующих великолепной реакции и отточенной техники. Нехебкай просился помочь, но Арлинг не любил, когда в нем сомневались, и прогнал Змея прочь.

Чутье не подвело Регарди, позволив ему почувствовать опасность, идущую от лохматого воина-шибанца в медвежьей жилетке. Руководствуясь внутренним ощущением, Арлинг неосознанно атаковал его первым, опередив на доли секунды. Клинки со звоном столкнулись, безумный танцующий круг замер. «Единый меч» был опасным, однако самым коротким путем к победе. Регарди и Тысячерукая нанесли удары одновременно, но через секунду в живых остался только один. Единым ударом Арлинг отбил смертоносное лезвие вражеского меча и поразил лохматого воина насмерть. В холодном воздухе раздался хруст разрубаемой плоти, и меч Махди напился крови.

– Я забираю твою волю, Тысячерукая, – прошептал Арлинг и преклонил колено перед убитым шибанцем. Черная септория закончилась и все ее участники, за исключением Регарди, без сил повалились на землю. Арлинг ничего не почувствовал, кроме облегчения, что лошади остались живы. Он уже давно не требовал от себя любви к роду человеческому.

А в следующую секунду произошло то, что предсказывал Аджухам. Арваксы, удивленные и недовольные исходом Святого Боя, не придумали ничего лучше, как усыпать тех, кто выжил, градом стрел. Арлинг схватил священника, лежащего к нему ближе других, и втащил за тушу вороного коня, который пал первым. Петр кричал – стрела попала ему в ногу, пронзив ступню. Хромота ему была обеспечена, но в отличие от остальных он хотя бы остался жив.