Сага о Кае Лютом
Шрифт:
Я невольно ухмыльнулся. Мы оставляли хирд за хирдом, дружину за дружиной позади себя, проскальзывая меж тварями, теперь же пришел наш черед. Нельзя отсидеться за чужими спинами!
Вокруг меня встали три десятка ульверов, отправленные Дометием, и я перехватил их нити. Теперь они не под фагром, а подо мной. И какие это были ульверы! Самые первые, еще Альриковы, Толстяк с Трехруким и осиротевшие львята. Псов и живичей Дометий оставил себе вместе с клетусовцами.
Мы побежали к черной твари, которую били уже дважды. Чем быстрее мы с ней расправимся, тем скорее поможем другим. Я с разбегу вогнал копье в бултыхающийся мешок, зная, что сердца могут быть где угодно, и вряд ли я попаду в одно из них. Одновременно со мной ударили
— Назад!
Но я не успел. Из тела выскочили черные острые шипы длиной почти что с копье Гейра, и два из них пронзили Сварта. Квигульв отскочил, оставив свое оружие твари.
— Руби их! — закричал Фродр.
Мой топор едва ли не сам вылетел из поясной петли и отсек первый шип. Пистос перерубил второй.
Раздался скрежет. На моих глазах копье из цельного железа, что застряло в теле твари, сминалось, будто гнилая ветка. Превратившись в комок, оно исчезло внутри Безднова отродья. Я тут же перекинул свое копье Квигульву, в его руках оно способно на большее. Живодер оттащил бледного Сварта назад.
Ульверы замерли в нескольких шагах от твари. Та, что мы убили в первый раз, тоже перевалила за пятнадцатую руну, только она не была столь сильной. Неужто это дыхание Бездны сделало ее такой?
— Вперед! — прорычал я.
Одним ударом срубил первую попавшуюся сосенку, быстро снес с нее ветки и с силой вогнал самодельное копье в упругое тело твари. Да, она размолотит дерево в один миг, зато у нас будет этот миг! Копья ульверов тоже погрузились в черную жижу: нырнули и сразу назад. Выскочивший шип я отбил топором. Меч Феликса вспорол твари бок, чернокожий львенок увернулся от шипа и вбил копье ровнёхонько в его основание. И снова тварь завизжала! Мы поранили уже два ее сердца.
И тут мое собственное сердце оборвалось. Погас огонь ульвера. Сварт? Но как? Почему так быстро? Ведь у нас же дары и силы сотен воинов…
Я оглянулся. Живодер отошел от тела нашего Полутролля: из двух ран Сварта вытекала густая черная жижа. Это были не просто шипы! Тварь успела влить через них свою кровь. И не пару капель, что смешались с человеческой кровью. Даже хельт не смог бы справиться с таким.
Копья рвали твариную тушу. Несколько ульверов прикрывали копейщиков и отбивали выскакивающие шипы, другие удерживали тварь свежесрубленными стволиками. Я со своим топором мог лишь отсекать лапы, что почти сразу растекались черными лужами. Мы молча забивали ее, и вскоре всё вокруг было забрызгано жижей. И не было прежнего восторга или радости от битвы. И единства от моего дара. И ощущения, что внутри клокочет огромная сила, что может расколоть скалы или осушить моря.
Сколько уже я держал стаю, не отпуская ни на миг? Сколько дней мы прошли, сливаясь со всеми дарами херлида?
Я привык. Стая уже вросла мне под кожу. И с каждым погибшим воином я становился слабее, терял частичку своей силы, мое тело тяжелело, мои глаза видели всё меньше, а чутье притуплялось.
Последнее сердце досталось Квигульву. Он разом поднялся на две руны.
Конунговы дружинники отчаянно отбивались от многолапой твари. Дометий с моими хирдманами рубил меховую. Вингсвейтары выбивали глаза у толстобрюхой. И лишь «истинное дитя Бездны» оставалось пока без противника. Я глубоко вдохнул, шагнул к нему, но Фродр заступил дорогу:
— Нет! Идем дальше. Зачем сражаться с воинами, если можно убить сразу ярла?
— Но Дометий…
— Он догонит.
Я посмотрел прямо в пустые глазницы старого друга. Черные пятна, что пошли по его коже от давно утраченного глаза, расползлись почти по всему лицу. Сколько зим прожил Тулле? Нынешняя всего лишь двадцатая, но выглядел он вдвое старше. Даже в его волосах поблескивала седина. Я с трудом мог вспомнить,
каким Фродр был прежде, будто новое имя содрало с его лица кожу и прилепило новую, чужую, пугающую.Доверял ли я Фродру так, как Тулле? Нет, но верил в его мудрость.
— Веди, — сказал я.
И мы ушли, не оглядываясь на тех, кто остался позади. Как и прежде, когда оставляли хирды и дружины.
Фродр вел нас так, будто прожил здесь всю жизнь: находил путь меж холмами, проскальзывал сквозь густые заросли, обходил места, где Коршуну мерещились твари. Ни один хирдман не спросил, что сталось с ульверами позади. А я толком не видел дороги пред собой, потому как был там… Слышал, как упал замертво силач Дамиан. Видел, как гибли живичи, что пошли за мной ради славы и серебра. Разделял отчаяние Стюрбьёрна, что терял старых друзей. Чувствовал тяжесть копья Гейра, что сдерживал «дитя Бездны» всего лишь с пятью своими дружинниками. Нет, уже тремя. Боль от потерь накатывала всё сильнее. От пятисот воинов сейчас осталась едва ли половина…
Едва мы спустились с очередного холма, как под ногами захлюпало. Толстые меховые сапоги мгновенно намокли и потяжелели, липкая сырость пропитала штаны, рубахи и волосы. Туман стал гуще, и даже простой вдох давался с трудом. Не успевал я выдохнуть, как грудь сдавливало от нестерпимой жажды воздуха.
— Болото… — тихо сказал Эгиль Кот.
От его голоса я вздрогнул, так чуждо он звучал в таком месте.
Я слышал десятки рунных сил, что скрывались в сером тумане. Что-то там, в глубине, хлюпало и чавкало, плескалось и скреблось, и от этих звуков по спине бежали мураши.
Что увидим? Дыру в земле? Полчища Бездновых отродий? Огромную тварь с ядовитым дыханием? Заледеневшую морду Хьйолкега? След от поступи Фомрира? Красавицу Домну, которую так желает Живодер?
— Воды почвы(1) встанут,
Путь закроют добрый,
Матерь черных тварей
Ждет сражений стражей.
Я объял ульверов своим даром так крепко, как только мог, и шагнул вперед, утопая в мягком мху по колено. Будто в бездонную пропасть. Мы будем жить, лишь пока летим ко дну.
Взмах Квигульвова копья пронзил чью-то вытянувшуюся из тумана лапу. Топор львенка отсек ее напрочь, а меч Пистоса вошел в невидимое еще тело. Вылетевшая плеть обхватила Феликса и утянула его с собой. Хальфсен вскрикнул, пытаясь остановить тварь.
— Кровь ночи чернее
Мажет волка сечи(2),
Уволок гром лезвий(3)
Брата из-за моря.
Дотянувшись до дара Болли, я сделал свою поступь легче и влетел в хмарную тучу вслед за Пистосом. Огромная мерзкая куча бурой жижи уже затянула фагра к себе в пасть. Круглые глаза, бугрившиеся на вершине кучи, как мерзкие волдыри, лупали лысыми веками, то и дело проваливаясь внутрь и выскакивая снова. Подскочив к твари, я утопил лезвие топора в слизи, но до самой шкуры так и не добрался. Подбежавшие ульверы ударили копьями, а большой двуручный меч одного из львят провел черную полосу посередине этой жижи. Кожа твари вдруг прорвалась, и оттуда вывалилась ее требуха, походившая на клубок сплетенных червей. Живодер запрыгнул на верх кучи, раздавив пару глаз, и вогнал копье прямо в макушку. А Синезуб сумел просунуть наконечник меж челюстей твари и чуток их раздвинуть.
Мы опоздали. Огонь Пистоса угас у меня на глазах.
Тварь встрепенулась, отбросив ульверов в стороны, втянула глаза и отпрыгнула назад с громким плеском. Живодер едва соскочил, но неудачно. Провалился в яму и сразу ушел с головой в черную воду. Нотхелм наудачу сунул древко копья в бочаг и вытащил Живодера, сплошь покрытого жижей и извивающимися червями.
Я даже порадоваться не успел, как почувствовал руку Фродра на своем плече. Вмиг болото расцветилось тонкими нитями, а в его глубине я почуял то, что мы ищем. Оно билось, будто сердце великана. Оно всё еще не чуяло опасности. Я понял, что хотел от меня слепец: нельзя останавливаться. Нельзя спасать ульверов. Мы еще могли дойти.