Сага о Йёсте Берлинге (другой перевод)

— Дорогая графиня! — говорит майорша. — Что заставило вас оставить танцы ради такой одинокой, заброшенной старухи, как я? Вы, должно быть, очень добры.

Графиня Элисабет не может ответить, от волнения у нее перехватило дыхание. За нее отвечает фру Шарлинг: графиня не могла танцевать, так как все время думала о ней, о майорше.

— Дорогая фру Шарлинг, — отвечает майорша, — неужели дошло до того, что мое присутствие здесь мешает молодым веселиться? Не стоит плакать обо мне, моя дорогая графиня, — продолжала она. — Я злая старуха, которая заслужила свою судьбу. Ведь вы не считаете справедливым бить свою мать?

— Да, но...

Майорша прерывает ее, нежно проводя рукой по светлым локонам молодой графини.

— Дитя, дитя мое, — говорит она, — как могли вы выйти замуж за глупого Хенрика Дона?

— Но я люблю его.

— Я понимаю, как было дело, — говорит майорша. — Милый ребенок, вот вы кто; вы плачете с теми, кто огорчен, и смеетесь с теми, кто радуется. И вы не посмели ответить «нет» первому, кто сказал вам: «Я люблю тебя». Конечно, это так. Идите же и танцуйте, моя дорогая графиня! Танцуйте и веселитесь! Вы не знаете, что такое зло.

— Но не могу ли я что-нибудь сделать для вас, майорша?

— Дитя мое, — говорит майорша торжественно, — в Экебю жила старая женщина, которая держала взаперти все небесные ветры. Но ее заперли, а ветры оказались на свободе. Что же тут удивительного, если теперь над этим краем разразится буря? Я старый человек, графиня, я многое видела на своем веку. Я знаю, так всегда и случается: не миновать нам божьего гнева, не миновать нам грома и бури. Иногда она разражается над большими пространствами, иногда над малыми. Но никого не минует гнев божий. Ни больших, ни малых, ни сильных, ни слабых. Что ж, посмотрим, как надвигается божья буря. О ты, божья буря, благословенный вихрь господень, пронесись над землей! Все живое в воздухе и в воде, внимай и ужасайся! Пусть гремит божья буря! Пусть божья буря вселяет ужас! Пусть грозный вихрь пронесется над этим краем, низвергая шаткие стены и сокрушая покосившиеся дома! Пусть страх и ужас охватят этот край. Маленькие птичьи гнезда будут падать с деревьев. Со страшным шумом покатится на землю жилье ястреба с вершины сосны, а гнездо филина ветер слизнет языком дракона с горной скалы. Мы думали, что у нас все хорошо, но это не так. Нам нужна божья буря, — я понимаю это и не жалуюсь. Я хочу только одного: попасть к своей матери.

Сказав это, она неожиданно вся поникает.

— Так уходите же, графиня! — говорит она. — У меня нет больше времени. Я должна продолжать свой путь. Уходите и берегитесь тех, кого несут на себе грозовые тучи!

И она опять начинает метаться по комнате. Черты лица ее изменяются, взор ее опять обращен внутрь. Графине и фру Шарлинг пора уходить.

Как только они присоединились к танцующим, графиня тотчас же подходит к Йёсте Берлингу.

— Майорша кланяется вам, господин Берлинг, — говорит она. — Она ожидает, господин Берлинг, что вы освободите ее из заточения.

— Долго придется ей ждать, графиня.

— О, помогите ей, господин Берлинг!

Йёста мрачно смотрит перед собой.

— Нет, — говорит он, — почему это я должен ей помогать? Чем я обязан ей? Все, что она сделала для меня, было к моей погибели.

— Но, господин Берлинг...

— Если бы не она, — говорит он взволнованно, — я спал бы сейчас вечным сном там, в вечных лесах. Не из-за того ли я должен рисковать своей жизнью ради нее, что она сделала меня кавалером? Не находите ли вы, графиня, что подобное звание приносит мне много чести?

Молодая графиня молча отворачивается. Она возмущена.

Она идет к своему месту, и в голове ее теснятся горькие мысли о кавалерах. Они прибыли сюда с валторнами и скрипками и собираются водить смычками по струнам, пока они не перетрутся, не заботясь о том, что веселые звуки музыки долетают до жалкой темницы, где сидит заключенная. Они приехали сюда, чтобы танцевать до тех пор, пока подошвы не отстанут от башмаков, и не желают думать, что их старая благодетельница видит, как мелькают их тени за запотевшими окнами. Ах, каким ужасным и серым все стало вокруг! Ах, в какой мрак погрузилась душа графини при виде горя и жестокости!

Через некоторое время Йёста подходит к графине и приглашает ее танцевать.

Она отказывает ему наотрез.

— Вам не угодно танцевать со мною, графиня? — спрашивает он, и лицо его заливает краска.

— Ни с вами и ни с каким другим кавалером из Экебю, — говорит она.

— Что ж, значит мы недостойны такой чести?

— Дело вовсе не в этом, господин Берлинг. Я просто не нахожу удовольствия танцевать с теми, кто забывает о долге и благодарности.

Йёста круто повернулся на каблуках, ничего не ответив.

Эту сцену слышали и видели многие. Все считают, что графиня права. Неблагодарность и бессердечие кавалеров по отношению к майорше вызывают всеобщее негодование.

Но в эти дни Йёста Берлинг опаснее любого дикого зверя. С тех пор как он вернулся домой с охоты и не нашел Марианны, сердце его превратилось в открытую глубокую рану. Непреодолимое желание нанести кому-нибудь кровную обиду или причинить горе и печаль все время одолевает его.

Что ж, если молодой графине угодно, пусть будет так. Но ей не пройдет это даром, она поплатится. Молодой графине нравятся похищения. Что ж, это удовольствие ей можно доставить. Он ничего не имеет против нового похождения. Вот уже неделю как он страдает из-за женщины. Пора покончить с этим. Он подзывает полковника Бейренкройца, силача капитана Кристиана Берга и апатичного кузена Кристоффера — всех тех, кого никогда не остановит ни одна сумасбродная выходка, и совещается с ними, как достойно отомстить за поруганную честь кавалеров.

И вот наконец праздник окончен. К крыльцу подъезжает длинная вереница саней. Мужчины надевают шубы. Дамы с трудом разыскивают свои вещи среди отчаянной неразберихи в гардеробной.

Молодая графиня стремится поскорее покинуть ненавистный ей бал. Она оделась раньше других дам. Она стоит посреди комнаты и смотрит с улыбкой на царящую вокруг нее суматоху. Как вдруг дверь распахивается и на пороге появляется Йёста Берлинг.

Ни один мужчина не имеет права входить в эту комнату. Пожилые дамы уже успели снять парадные чепцы, скрывающие их редкие волосы, а молодые подвернуть под шубами подолы юбок, чтобы накрахмаленные воланы не смялись в санях.

Не обращая внимания на шум и крики, Йёста Берлинг бросается к графине.

Подняв ее на руки, он выбегает в переднюю и оттуда по лестнице вниз.

Крики испуганных дам не в силах остановить его. Те, что бросились вслед за ним, успевают лишь заметить, как он садится в сани, держа графиню в своих объятиях.

На глазах у всех возница хлопнул кнутом, и лошадь понеслась. Им знаком возница — это Бейренкройц. Им знакома и лошадь — это Дон-Жуан. Глубоко встревоженные, они зовут на помощь мужчин.

Не теряя времени на расспросы, те сломя голову бросаются к саням и, с графом во главе, устремляются вдогонку за похитителем.

А Йёста сидит в санях и крепко держит графиню. Все горести забыты, и в предвкушении пьянящей радости нового приключения он во все горло распевает песню о любви и о розах.

Он крепко прижимает графиню к себе, хотя она и не пытается вырваться. Ее лицо, бледное и окаменевшее, покоится у него на груди.

Ну скажите, что остается делать мужчине, когда он видит так близко перед собой бледное, беспомощное лицо с откинутыми со светлого лба белокурыми кудрями и когда опущенные веки скрывают задорный блеск серых глаз?