Сакура, свадьба, смерть
Шрифт:
– Хочешь сказать, что сейчас ты стал гораздо объективнее?
– Опытнее. И старше. Могу вот, например, на твою неуважительную назойливость так вежливо ответить, что зарыдаешь.
– Ох, же ты?! А почему сдерживаешься?
– Говорю же – опытнее стал. Людей жалею.
– Ладно, я тоже успела понять, что ты не просто хвастаешься, а…
– Тогда – мир?
– Мир.
С заботой, но, не придумав пока никакого дополнительного угощения, Марьяна отнесла на кухню тарелки, помыла кофейные и чайные чашки. Звонко крикнула оттуда в комнату:
– Сыр ещё будешь?
– Только если с ромом. Неси.
Они оба, и Марьяна,
– Ты говорил, что у тебя есть дом на побережье? А где это?
– Километров триста отсюда, в северную сторону. Иногда, если что-то срочное, я оттуда к сыну до обеда добираюсь.
– И твой дом остаётся тогда скучать без тебя?
– Да спрашивай ты прямо, не лукавь! Я же тебя насквозь вижу. Отвечаю честно: женщин в моём Доме нет. Хотя…
– Ага! Хотя?!
– Дослушай.
Ром обычно развязывает языки. Но не Глебу Никитину и не при таких незначительных обстоятельствах. Хотя…
– В моём Доме периодически бывает славная женщина – Наталья Павловна, мой единственный и весьма преданный сотрудник. Когда-то мы уговорились, что она поможет мне разбираться с деловыми бумагами, с переводами документов, с почтой и звонками. Я мотаюсь по миру часто и бессистемно и, не будь у меня такого великолепного помощника, как Наталья Павловна, мой Дом очень скоро погряз бы в бумажном хаосе.
– Она хоть красивая?
Даже не крепкий напиток ром, а просто хорошее настроение заставляло капитана Глеба Никитина хохотать, наблюдая над немного покрасневшей Марьяной.
– Очень! Очень!!! Неужели ты думаешь, что такое долгое время и так близко со мной может существовать блеклая женщина?! Но она замужем и верная жена! Муж – военный, майор, у них двое очаровательных детей и старенькая мама. Утром, в саду, я не случайно спрашивал тебя про жёлтые тюльпаны – это любимые цветы Натальи Павловны, она ценит, когда я возвращаюсь к ней и в мой Дом именно с такими тюльпанами.
– То есть, про существование женщин ты в своих идеалистических жизненных метаниях-исканиях не забыл?
– Первый раз я женился давно, но всё ещё любопытен…. И при этом до сих пор верю в чудеса.
– Разве они есть?!
– Непременно. В моём личном архиве – масса примеров.
– Например?
– Обожаю любопытствующих женщин. Слушай.
Выждав нужное мгновение, капитан Глеб со значением поднял ладонь, призывая публику к вниманию.
– Когда беспорядочное количество прочитанных мною книг перешло из категории «много» в категорию «очень, очень много», я стал обращать пристальное внимание на странные совпадения, периодически случавшиеся в моей жизни. И, хотя уже и тогда я не придавал им характер каких-то божественных знамений, до сих пор таким фактам удивляюсь. Быть может, это и есть потребность необычайного.
Однажды случилось так, что нас, меня и мою жену, угораздило одновременно попасть в больницу. По разным, естественно, поводам, с разными диагнозами и в разных городах. Произошло это в день рождения жены, 29 июня. Я был тогда заперт в местном инфекционном отделении, лежал под охраной, выздоравливал, но окончательно выбраться оттуда никак не мог, дозвониться до далёкого чужого города, тем более, до другой больницы в те времена было невозможной фантастикой. Знал, что жена нервничает, переживает из-за того, что её день рождения, её праздник
никак не выделен мной из обычной суеты. Я чувствовал, что виноват перед ней, пытался успокоить себя, как-то оправдаться, что-то придумать, потому знал и то, как она с первых же мгновений нашей совместной жизни привыкла верить в мои уже тогда феноменальные организаторские способности, но…Освободить меня врачи обещали только на следующий день, с утра сын с бабушкой приходили под окна моей больницы проведать папу-зятя. Стало ещё горше – я-то здесь, с родными, а она, бедная, там, мается…
После обеда я тайком, в спешке, в больничном халате, сбежал в город, в знакомую библиотеку. Хотел взять с собой, в свою одиночную палату, чего-нибудь почитать на вечер. Уставший от жары и слабости, я бесцельно бродил около книжных полок, мне было всё равно, что брать, пришлось кое-как пересилить себя и выстроить знакомую цепочку предпочтений: Грин, Лондон, Конецкий, Конрад.… Ну?! На полке перед самым моим носом стояла большая синяя книга: «Планета людей» Антуан де Сент-Экзюпери. Странно, но впервые в жизни я собрался читать этого автора.
Вскоре, так же тайно вернувшись в свою угрюмую больницу, я почти без сил упал на измятую койку и начал с предисловия: «Антуан-Мари-Роже де Сент-Экзюпери родился 29 июня…».
Вот такие совпадения и есть чудо.
– Согласна. За это надо выпить.
– Выпьем, обязательно. И после этого я поеду к себе в гостиницу.
– В гостиницу?!
Растерянность обиженного ребёнка.
Но ведь – женщина!
Стройная, маленькая, в пушистом жёлтом халате.
Капитан Глеб Никитин ласково взял Марьяну за плечи, увидел такие влажные, почти родные глаза, ощутил тонкий трепет горячего тела.
– Уверен, что сегодняшний день был для тебя очень трудным и сложным, ты слишком устала, чтобы продолжать нашу чайную церемонию. Да и мне ещё нужно кое-чем заняться. Так что до завтра, милая. Встретимся в саду.
И с нежностью поцеловал ту, которая так этого ждала.
…Отшумел за окнами пятиэтажки поздневечерний поток машин, прогрохотал где-то поблизости богатый мягким рокотом мотоцикл, вскоре почти так же несвоевременно отозвался за городом самолёт, последним рейсом прибывший из столицы.
В темноте комнаты Марьяна сквозь слёзы смеялась, в десятый, наверно, раз переворачивая под головой смятую подушку.
Не спалось.
«Кофе, крепкий…».
В эту странную ночь она, несколько раз попытавшись серьёзно рассердиться на себя за бессонницу, изо всех сил старалась ни о чём не думать. Да и не думалось вроде особенно-то, почти засыпалось, но всё равно где-то близко, в нарушенном последними событиями её обычно спокойном жизненном сознании мелькали корабли, моряки, васильки и злые африканские крокодилы.
С нежностью проклиная самоуверенного капитана, Марьяна долго ещё ворочалась в своих горячих простынях и заснула только тогда, когда по жестянке подоконника застучал мелкий равномерный дождик.
Последнее, о чём она почти не подумала, было: «…Нимбус или кумулюс?».
И ещё чашка кофе.
Совсем маленькая.
Крепкий «эспрессо» в ночном гостиничном баре был так же великолепен, как и необходим.
Поднявшись в свой номер Глеб, не поленившись, быстро принял холодный душ, широко открыл окно. Прохлада начавшегося дождя помогла сосредоточиться.