Сакура, свадьба, смерть

– А возраст женщины, по-твоему, для её поведения имеет большое значение?

– Конечно. Например, безуспешно весёлые дамы бальзаковского возраста – это как пучки и связки невостребованных мимоз и тюльпанов в мусорных баках утром девятого марта.

– Это ты всё напридумывал только для себя или же в большом мире есть какая-нибудь схожая религия?

– Что-то про религию я уже сегодня говорил…. А, вспомнил! Отвечаю – всё перечисленное придумано и произносится исключительно для личных нужд.

– Не доверяешь религии?

– Религиям. Всем, без исключения. Ибо все они предлагают мне относиться к моей сегодняшней жизни как к черновику. Чушь! Я счастлив! Сейчас рядом – ты! А тут какой-то пузатенький и улыбчивый бог, вроде бы кем-то назначенный отвечать за следующие мои жизни, подсматривает за мной, за нами, и, послюнив карандашик, по какому-то придуманному незнакомыми мне людьми праву, подсчитывает, кого из нас направить после смерти в канаву, кого – превратить в мерзкое насекомое, и только изредка умершему достается от него, этого пузатого божка, распределённое счастье – вновь жить в человеческом обличье! Бред.

Впервые Марьяна увидала рассерженного капитана Глеба. То, что он был в этот момент серьёзен, она поняла сразу, но чтобы так….

– Когда я учился в пятом классе, мой не очень образованный отец-шабашник купил мне книгу об Уленшпигеле, фламандского автора Шарля де Костера. Теперь, через полжизни, я знаю её наизусть. Уверен, что оттуда и моё первоначальное отношение к попам. Потом у меня было много возможностей узнать их поближе.

– Попы – это не вера…

– Правильно. И религия – не вера. Вера – это хлеб, это пища, необходимая людям, а каждая отдельная религия – всего лишь соус, добавка на этот простой и настоящий хлеб, а все святоши – конкурирующие коммерсанты, готовые удавить друг друга в попытках организовать успешную продажу именно своего соуса!

– Не слишком ли серьёзно?

– Погорячился, извини.

Всё ещё не остывший от важных для него слов и утверждений, капитан Глеб Никитин нежно обнял маленькую Марьяну.

– Но в этом деле я совсем не революционер. Мне гораздо ближе то, что когда-то сказал Дали…

– Ого! И что же именно тебе сказал мэтр?

– «Точно так же, как с маленькой снежинки начинаются снежные лавины, так и со слабого удара коленом священнику под зад начинается большая ересь».

– Ну, допустим, в этом-то вопросе вы с уважаемым Сальвадором ничем не противоречите друг другу.

– Ценное замечание – я польщён.

– Я тоже – что ценное…

Кофе Глеба давно был выпит, кофе Марьяны – даже не попробованный – напрочь уже остыл. О чём-то интересном спрашивала она, что-то важное из её жизни было необходимо услышать ему.

– …Когда-то я вздрогнул, осознав грандиозность и силу чистого листа бумаги.

– Весь ужас нерасчетливого денежного долга…

– Эти маленькие болваны, которые жадно и бессмысленно потребляют разные там рингтоны, картинки, компьютерные игрушки, с каждой минутой делают мою информационную жизнь эффективней и выгодней!

– Плавники корифены похожи на лепестки обычного василька. Ярко-синие по краю, с плавным переходом в белое основание.

– …Эксперт – это человек, который избегает мелких ошибок на пути к грандиозному провалу.

– Бабуля одна недавно сказала удачно: «Всё торопишься, торопишься – умереть не успеешь…».

– Почему циферблат моих часов разделён на двадцать четыре деления? Морская привычка.

– …А вот синий штамп семнадцатой страницы они уже не увидят никогда!

О книгах и Марьяна, и Глеб говорили дольше всего.

– …Все в детстве хотят быть похожими на кумиров. Мальчишки начинают курить и материться басом, кто-то накачивает бицепсы, а у девчонок на уме мода, платья, прически, талия, как у какой-то там…. Меня же всегда восхищали слова книжных героев. Хотелось в компании романтических друзей воскликнуть, как когда-то Санди Прюэль: «Клянусь Святой Лукрецией!», или же, обсуждая детали какой-нибудь таинственной операции, грохнуть по столу кулаком и хрипло обратиться к собеседнику: «Налей-ка, приятель, нам ещё бургундского!»

– Многого хочешь. Не те нынче времена.

Прищурившись, капитан Глеб хмыкнул.

– Разница между нашими поколениями в том, что мы ели лисичкин хлеб, а их, в недавних двухтысячных, заставляли жрать голубое сало!

– Но ведь многие в таком совсем не виноваты!

– Знаю тех, кто с удовольствием жрал это…, которое голубое.

Глеб напряжённо встал у окна.

– Давай сегодня пораньше поедем в ботанический сад? Ты не против?

– Если надо, поедем…. О чём ты только что начал думать?

Обняв Глеба сзади, Марьяна потёрлась щекой о его руку.

– О смерти. Чувствую, что виноват кто-то свой! Понимаешь…

– Понимаю.

Привстав на цыпочки, Марьяна поцелуем остановила восклицание капитана Глеба.

– Понимаю, только ты, пожалуйста, не волнуйся так, ладно?! Всё у тебя получится, всё будет хорошо…

– Спасибо, маленькая! Спасибо за всё.

Она успокаивала его, а он уже жил предстоящим днём. Ночь прошла.

Марьяна всё ещё продолжала ласкать Глеба, а он рассуждал, обнимая её.

– …Враг среди своих – это как торт с орехами. Мягко, вкусно, приятно. Ешь торт, общаешься, расслабившись поначалу, и вдруг – раз! Боль на зубах! Это твёрдый орех – враг. Неожиданно и больно.

– А просто орехи – разве от них никогда не болят зубы?

– Нет, просто орехи, – это враги явные. Их видишь, знаешь, готовишься, перемалываешь зубами тщательно, предупреждённый предыдущим жизненным опытом о возможной боли. А свой человечек – он ведь мягкий, теплый, в привычной обстановке, и вдруг…

Ещё раз остановив Глеба тёплым поцелуем, Марьяна повернулась к нему лицом.

– Думаю, рано тебе бросаться в сегодняшний бой. Отдохни. Они все – там, а я здесь, близко…

Воскресенье. День третий

Жаркий свет ударил по глазам.

Мгновенно проснувшись, Глеб рывком сел на кровати.

«Ч-чёрт! Действительно – и солнце, и Марьяна уже на кухне…».

– Нет, ты не цыплёнок, ты – настоящая…

– Что бормочешь, соня?!

– Ого, ты какая!