Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)

Я улыбнулся, предчувствие не обмануло меня. Вайталу ничего другого не оставалось. Он видел, что мне очень нужен Эймос, и я получил его.

– Он сильно истощен, – добавил доктор. – Слишком много виски и слишком мало еды. У него была температура, но небольшой уход все поправит.

– Спасибо, доктор, – сказал я, поднимаясь.

– Не стоит благодарности, мистер Корд. – Завтра утром я зайду взглянуть на него. Мисс Дентон, давайте ему эти таблетки каждый час.

– Хорошо, доктор.

Доктор откланялся и ушел. Я посмотрел на Дженни.

– Минутку, ты не должна сидеть всю ночь около этого пьяницы.

– Мне это несложно, я не впервые буду ухаживать за пациентом.

– За пациентом?

– Конечно, – Дженни удивленно посмотрела на меня. – Разве я не говорила тебе, что закончила школу медицинских сестер?

Я покачал головой.

– Колледж медицинских сестер Святой Марии в Сан-Франциско, – сказал она, – в тысяча девятьсот тридцать пятом. Год проработала в клинике, потом уволилась.

– А почему уволилась?

– Слишком устала от этой работы, – ответила Дженни с непроницаемым лицом.

Я не стал расспрашивать ее дальше, в конце концов это было ее личное дело.

– Что ты будешь пить? – спросил я, направляясь к бару.

Дженни покачала головой.

– Ничего, спасибо. Послушай, нет смысла нам обоим торчать тут всю ночь. Почему бы тебе не лечь и не отдохнуть немного?

Я в недоумении посмотрел на нее.

– Все будет в порядке, посплю утром. – Она подошла ко мне и поцеловала в щеку. – Спокойной ночи, Джонас. Спасибо тебе, я думаю, что ты очень хороший человек.

Я рассмеялся.

– А ты думала, что я позволю тебе разгуливать по Чикаго в твоем легком пальтишке?

– Я не из-за пальто, хотя и из-за него тоже, – быстро сказала она. – Просто я слышала, что он наговорил тебе, а ты все равно привез его сюда.

– А что мне оставалось делать? Не мог же я оставить его лежать там?

– Конечно, нет, – согласилась она. – А теперь иди спать.

Я повернулся и пошел в спальню. Это была дурная, сумасшедшая ночь. Во сне Эймос вместе с моим отцом бегали за мной по комнате, и каждый требовал, чтобы я сделал именно то, что он хочет. Но я не мог их понять – они несли какую-то тарабарщину. Потом Дженни, а может быть, и Рина, вошла в комнату, одетая в белое форменное платье, и они оба принялись бегать за ней. Я пытался остановить их, и, наконец, мне удалось вытолкнуть ее из комнаты и закрыть дверь. Я поднял ее на руки, но оказалось, что это плачущая Моника. Затем кто-то прижал меня к стене, и я увидел перед собой лицо вышибалы из «Парижа». Он начал светить мне в лицо лампой, и свет становился все ярче, ярче и ярче.

Я открыл глаза и прищурился. В окно вовсю светило солнце, было восемь часов утра.

Дженни сидела в гостиной, перед ней стоял кофейник и тарелка с тостами.

– Доброе утро. Хочешь кофе? – спросила она.

Я кивнул, подошел к комнате Эймоса и заглянул внутрь. Он лежал на спине и спал сном младенца. Я закрыл дверь, вернулся к дивану и сел рядом с Дженни.

– Ты, должно быть, устала? – спросил я, беря чашку с кофе.

– Немного. Но в какой-то момент усталость проходит и силы восстанавливаются. – Она посмотрела на меня. – Он много говорил о тебе.

– Да? Надеюсь, ничего хорошего?

– Он ругал себя за то, что расстроил твою женитьбу.

– Каждый из нас приложил к этому руку, и его вины здесь не больше, чем, скажем, моей или Моники.

– Или Рины Марлоу?

– Ну уж никак не Рины, – быстро возразил я и взял сигарету. – Главным образом, это произошло из-за того, что мы с Моникой были слишком молоды.

Дженни подняла чашку и отхлебнула кофе.

– Может быть, ты пойдешь немного отдохнешь? – спросил я.

– Я, пожалуй, подожду прихода доктора.

– Ложись спать, я тебя разбужу, когда он придет.

– Хорошо, – сказала Дженни и направилась в спальню, но потом вернулась и взяла с дивана норковое манто.

– Оно тебе не понадобится, – сказал я, – я нагрел тебе постель.

Дженни уткнулась лицом в мех.

– Как здорово.

Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь. Я налил себе еще чашку кофе и вдруг почувствовал, что голоден. Сняв телефонную трубку, я заказал двойную порцию ветчины с яичницей и кофейник кофе.

Когда я завтракал, в комнату вошел Эймос. На нем было одеяло, в которое он завернулся, словно в тогу. Он подошел к столу и посмотрел на меня.

– Кто украл мою одежду?

При дневном свете он выглядел не так плохо, как вчера вечером.

– Я ее выкинул, – ответил я. – Садись завтракать.

Он продолжал стоять и молчал, потом через некоторое время осмотрелся.

– А где девушка?

– Спит. Она всю ночь просидела возле тебя.

Эймос задумался.

– Я вырубился? – это прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос, поэтому я промолчал. – Похоже, что так, – сказал он, кивая головой. Потом тяжело вздохнул и поднял руку к лицу, при этом одеяло почти слетело на пол.

– Кто-то подсыпал мне наркотик, – в его голосе прозвучали обвинительные нотки.

– Поешь немного, в этой пище много полезного.

– Я хочу выпить, – сказал он.

– Наливай, бар вон там.

Эймос прошлепал к бару, налил себе порцию и резко опрокинул ее в горло.

– Ох, – крякнул он и налил себе еще. Его серое лицо слегка порозовело. Он вернулся к столу с бутылкой виски и сел в кресло напротив меня. – Как ты меня разыскал?

– Это было легко, мы просто проследили за фиктивными чеками.

Эймос налил себе очередную порцию виски, но оставил стакан на столе. Внезапно глаза его наполнились слезами.

– Было бы не так страшно, если бы это был кто-нибудь другой, а не ты, – произнес он, беря стакан. Я промолчал, занятый едой. – Ты не знаешь, что такое состариться, теряется чутье.

– Но ты не потерял его, – сказал я, – ты его выбросил, как хлам. Ты даже не поинтересовался моим предложением. Так что можешь и дальше пить.

Эймос посмотрел на меня, потом на стакан, наполненный янтарной жидкостью. Рука его дрожала, и несколько капель виски пролилось на скатерть.

– А с чего это вдруг ты превратился в моего доброжелателя?

– Ошибся, – ответил я, беря чашку с кофе и улыбаясь. – Я совсем не изменился и по-прежнему считаю тебя первым в мире засранцем. Что касается меня, то я и близко бы к тебе не подошел, но Форрестер хочет, чтобы ты управлял нашим канадским заводом. Этот дурень не знает тебя так, как знаю я, и все еще считает тебя величайшим инженером.

– Роджер Форрестер? – спросил Эймос и снова поставил виски на стол. – Он испытывал мой «Либерти-5», который я сконструировал сразу после войны. Он сказал, что это лучший самолет, на котором ему приходилось летать.