Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)

От удивления Шеффилд раскрыл рот и выпучил глаза.

– Мистер Корд! – возмущенно воскликнул он.

– Вы можете называть меня Джонас. Вспомните, ведь это два с половиной миллиона.

Он посмотрел на присутствующих – они на него, потом все вместе на меня. Наконец, представитель «Малон Кемикал» произнес:

– Это два с половиной миллиона, Мартин. За такие деньги я бы попытался.

Шеффилд все еще колебался. Он взглянул на Макаллистера, но тот отвел взгляд. Затем он повернулся к писсуару и расстегнул ширинку. Шеффилд взглянул на меня, и я кивнул. Но ничего не произошло, совсем ничего. Он так и стоял, но полоса краски поползла от воротничка к лицу. Прошла минута, другая, лицо его полностью налилось краской.

– Порядок, мистер Шеффилд, – сказал я серьезно, еле сдерживая улыбку. – Сдаюсь, вы выиграли. Сделка стоит двенадцать с половиной миллионов.

Шеффилд уставился на меня, стараясь прочитать мои мысли, но мое лицо ничего не выражало. Я протянул ему руку, он поколебался секунду и пожал ее.

– Могу я называть вас Мартин? – спросил я.

Он кивнул, и на его губах появилось слабое подобие улыбки.

– Пожалуйста, называйте.

Я пожал его руку.

– Мартин, – торжественно произнес я, – застегните ширинку!

3

Макаллистер прямо на месте внес в оба контракта необходимые изменения, и мы подписали их. Когда все вышли в вестибюль, было около половины пятого. Я направился к лифту, но Эймос Уинтроп задержал меня.

Мне совсем не хотелось разговаривать с ним.

– Может, отложим на утро, Эймос? – спросил я. – Мне надо поспать.

На его лице появилась понимающая улыбка, и он весело похлопал меня по плечу.

– Я знаю, как ты собираешься спать, мальчик, но это важный разговор.

– Сейчас не может быть ничего важного.

Двери лифта открылись и я вошел внутрь, но Эймос юркнул за мной. Лифтер начал закрывать двери.

– Минутку, – попросил я. – Двери снова открылись и я вышел из лифта. – Ну, хорошо, Эймос. В чем дело?

Мы уселись на диване в вестибюле.

– Мне надо еще десять тысяч, – сказал он.

Все было ясно, он опять был на мели. Уинтроп тратил деньги быстрее, чем их печатали.

– А где же деньги, которые вы получили за акции?

– Кончились, – смутился он. – Ты ведь знаешь, как много я задолжал.

Да, я знал это, он был должен всем. На долги кредиторам и бывшим женам у него улетело пятьдесят тысяч. Мне стало немного жаль его. Я взял его в дело, но вряд ли он сумеет принести какую-нибудь пользу компании, а ведь когда-то он был одним из лучших авиаконструкторов в стране.

– Ваш контракт не предусматривает таких авансов.

– Я знаю, но это очень важно. Обещаю, что больше подобного не повторится. Сейчас мне нужны деньги для Моники.

– Для Моники? А что с ней?

– Я хочу отправить ее к матери в Англию, мне уже трудно с ней. Она тайком встречается с каким-то парнем, и если еще не спит с ним, то думаю, что это скоро случится.

Я некоторое время молча смотрел на него. Интересно, он вежливо дает понять мне или шантажирует? Возможно, ему уже обо всем известно, и он говорит подобным образом, чтобы я понял.

– Вы знаете этого парня?

Он покачал головой.

– Если бы знал, убил бы. Ведь она еще невинное дитя.

Я придал своему лицу равнодушное выражение. Родительская любовь слепа, и родители слепцы. Даже такой опытный ловелас, как Эймос, был не более чем слепец.

– Вы уже говорили с ней?

Он снова покачал головой.

– Я пытался, но она ничего не хочет слушать, знаете эту современную молодежь. Они учатся всему в школе, и уже трудно что-либо изменить. Однажды, когда ей было шестнадцать, я нашел у нее в книжечке пачку презервативов.

Вот тогда-то и надо было ее остановить, он опоздал на три года. Теперь ей было девятнадцать, и она жила своей жизнью.

– И что мне теперь делать? – со злостью воскликнул Уинтроп. – Посадить под замок?

– Надо попытаться быть ей отцом.

– Откуда у тебя такой опыт, можно подумать, что у тебя есть собственные дети.

Я мог бы сказать ему, что мой отец всю жизнь был слишком занят, чтобы заниматься мной, но я так устал. Давая понять, что разговор закончен, я поднялся с дивана.

– Так как насчет денег, – забеспокоился Уинтроп.

– Я дам вам денег. – Внезапно во мне вспыхнуло отвращение. Зачем я окружаю себя подобными людьми? Они похожи на пиявок – если уж раз вцепятся, то не отстанут. – И дам, между прочим, двадцать пять тысяч.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Правда, Джонас?

– Да, но при одном условии.

Впервые за время нашего разговора Эймос насторожился.

– Что за условие?

– Ваш уход.

– Из «Уинтроп Эркрафт»? – недоверчиво спросил он.

– Из «Корд Эркрафт», – жестко сказал я.

Краска отлила от лица Уинтропа.

– Но... но ведь я создал эту компанию, я знаю о ней все. Я как раз собирался начать разработку нового самолета, которым наверняка заинтересовались бы военные.

– Берите лучше деньги, Эймос, – холодно сказал я и направился к лифту. Я вошел внутрь, и лифтер закрыл дверь.

– Наверх, мистер Корд? – спросил он.

Я посмотрел на него. Что за глупый вопрос, а куда еще можно было ехать?

– Куда хочешь, – вяло ответил я.

Моника лежала на кровати поверх моей пижамы и дремала. При моем появлении она открыла глаза.

– Все в порядке?

Я кивнул.

– А что надо было папаше? – спросила она, наблюдая, как я снимаю рубашку.

Я разделся и поймал пижаму, которую она бросила мне.

– Он только что подал в отставку, – ответил я, надевая пижаму.

Моника села на кровати, раскрыв от удивления свои карие глаза.

– В отставку?

Я кивнул.

– Но почему?

– Он сказал, что хочет больше времени уделять тебе.

Некоторое время она молчала, недоуменно уставившись на меня, потом рассмеялась.

– Черт побери, всю жизнь я хотела, чтобы он уделял мне больше внимания, и теперь, когда я не нуждаюсь в нем, он решил поиграть в заботливого отца.

– Ты больше в нем не нуждаешься?

– Он мне больше не нужен. – Моника встала с кровати, подошла и положила голову мне на грудь. – Теперь у меня есть ты, – прошептала она доверчивым детским голоском. – Ты для меня все: отец, брат, любовник.