Салават-батыр

Губернатор Рейнсдорп, уповавший на помощь башкир, не замедлил воспользовался разрешением Екатерины бросить их на мятежников, угрожавших Оренбургу.

Получив указ, старшина Шайтан-Кудейской волости Юлай Азналин тут же созвал совет рода.

— Верно говорят, от судьбы никуда не денешься. Не хотели мы в это дело ввязываться да видно не суждено нам в стороне отсиживаться, — с горечью сказал он и попросил Салавата разъяснить по-башкирски суть полученного указа.

Начав с увещеваний, Рейнсдорп перешел к щедрым посулам и завершил послание недвусмысленной угрозой:

«…В противном же сему случае можете подвергнуть себя высочайшему ея императорского величества гневу, какой противники из народа башкирского пред сим уже видели и еще в свежей памяти у вас находится».

Когда Салават перевел текст указа, Юлай обвел вопросительным взглядом сородичей:

— Ну как, йэмэгэт, все поняли, о чем речь?

Стоявший в первом ряду седой старик, опиравшийся обеими руками на суковатую палку, тяжело вздохнув, прошамкал беззубым ртом:

— Понять-то поняли… Только вот что меня тревожит: а ну как окажется, что этот Бугасай и в самом деле батша? Как бы чего потом не вышло. Не пожалеть бы. Мы ведь не знаем толком, что к чему. Потому лучше пока не вмешиваться. Если уж урысы друг с другом поладить не могут, куда уж нам, башкортам, между ними встревать?

Другой акхакал с ним не согласился.

— Ай-хай, как-то нехорошо получается, — покачал он головой. — Пока мы еще разберемся, настоящий он или ялган-батша… Кто его знает! А вот ослушаться Абей-батши мы не имеем права.

Юлай с ним согласился.

— Верно говоришь! За два-три дня соберем отряд и отправим его к Стерлитамаку в распоряжение Богданова-эфэнде, — сказал он и определил место, откуда молодым джигитам предстояло выступить в поход.

Когда все разошлись, Юлай, оставшись наедине с сыном, печально вздохнул.

— Вот ведь как все вышло, улым. Хотим мы того или нет, а придется нам-таки с казаками воевать.

— Ты сам отряд поведешь, атай?

— Нет, улым. Стар я для этого. Командовать отрядом будешь ты, — ответил Юлай. — Только прошу тебя, постарайся быть осторожным. Покуда не выяснится, что это за человек, рисковать попусту не стоит. Терять доверие властей нам невыгодно.

— Я все понял, атай, — кивнул Салават.

В назначенный старшиной день отобранные в отряд парни один за другим потянулись к месту сбора, к той самой поляне в конце аула, где обычно проходили их боевые учения и бэйге. Салават деловито осмотрел и проверил припасы и снаряжение — луки, колчаны со стрелами, дубины, копья, сабли, после чего скомандовал «по коням» и велел построиться.

Юлай не вмешивался. Он стоял среди толпы провожавших и молча наблюдал за действиями сына, испытывая за него законную гордость. Салавата нельзя было назвать рослым, но он был осанистым, плечистым, крепким и гибким. В движениях и во взгляде умных, проницательных глаз сквозили решительность и напористость. Смуглое сосредоточенное лицо казалось волевым и не по годам суровым. Довершал облик молодого командира настоящий батырский наряд — богатая отороченная пушистым лисьим мехом шапка, кольчуга, утепленный белый секмень, на ногах сапоги с длинными голенищами, за плечами туго набитый стрелами колчан, лук и прочее вооружение. Он словно рожден для того, чтобы быть впереди своих сверстников и защищать от врага родную отчизну.

Под стать батыру и его бравые товарищи. Выстроив всадников ровными рядами, Салават подъехал со своим отрядом к односельчанам. Спрыгнув вниз, он легко подхватил на руки и нежно прижал к груди дочку Минлеязу, потрепал по голове сначала одного сына, потом другого. Простившись с женами, родными и прислугой, Салават подошел к родителям и, низко поклонившись им, сказал:

— Благословите меня, атай-эсэй!

— Доброго пути, улым. Да пребудет с тобой во всех благородных деяниях твоих Аллахы Тагаля, — напутствовал его Юлай.

Азнабикэ молча выступила вперед. Она поднесла Салавату наполненную кумысом чашу и, пока он пил, успела пропеть посвященную ему песню:

Растила я тебя, сынок, да видела, саблю острую зрела я в твоей руке. Растя тебя, сынок, я знала, чуяла: С врагом сразиться суждено тебе… Ай хай, в груди моей сердце горит, студеной водицы вы на него плесните, А как вступят в дом наш враги, лук да стрелы в руки возьмите…

Салават тоже ответил песней:

Стрелы меткие — наконечники стальные, Сверкая и свистя, летят вперед. Батыр, священный свой долг исполняя, За честь отчизны идет в поход. Нам бы только пробиться сквозь сосняк, Ветки вцепятся — мы их обрубим. А как пойдет на нас смертельный враг, Коль повезет, мы на земле его в куски изрубим.

Еще раз поклонившись отцу-матери, Салават ловко запрыгнул в седло и махнул рукой соратникам:

— Поехали!

— Хызыр-Ильяс вам в путь! — кричали им вдогонку провожавшие.

До Стерлитамакской пристани сотенный отряд Салавата Юлаева добрался довольно быстро. Ожидавший пополнения командир — коллежский асессор Павел Богданов — встретил их, не скрывая радости.

— Молодцы, в самый раз подоспели! Я дам вам в придачу двести конных башкирцев. Передохните малость и отправляйтесь в распоряжение генерала Кара, посланного к нам на помощь из Москвы. Постарайтесь нагнать его как можно быстрее.

— Генерала Кара? — удивившись, переспросил Салават. — А где его искать?

— Его войско, должно быть, уже к Оренбургу подбирается…

* * *

Возглавляемая Салаватом Юлаевым конница держала путь по направлению к Оренбургу.

Завидев на полдороге двигавшийся навстречу большой отряд, Салават приказал остановиться.

— Кто бы это мог быть? Едут, вроде бы, со стороны Биккула… Надобно выяснить, — сказал он и, прикрепив к концу сабли лоскут белой ткани, помчался к приближавшимся казакам. Поравнявшись с атаманом, Салават прокричал: — Вы кто будете?

— Мы-то?.. — ухмыльнулся атаман и важно представился: — Казаки его величества царя Петра Федоровича Третьего!

— А он настоящий царь? — спросил взволнованный батыр.

— Ить дурной! Ишо сумлевается! — сплюнув, ответил атаман. — Наш Петр Федорыч и есть бывший расейский ампиратор, точной государь. Петр Федорыч до поры до времени таился, Емелькой Пугачевым прозывался, а ноне под своим именем объявился, чтоб народ поднять да законные права на престол заявить… Между прочим, обещался он и вам, башкирцам — тем, кто ему верою и правдою служить станет, земли да вольности вернуть.