Салават-батыр
Шрифт:
В Бакалах он был уже восемнадцатого марта. Приняв на себя командование, энергичный и опытный в военном деле Михельсон решительно повел корпус вперед. Путь их пролегал через Тюрюш, Кара-Якупово, Арово…
Уведомленный о том, что уфимский гарнизон ждет подкрепление, предводитель второй «армии» Зарубин-Чика позаботился о срочной отправке ценного имущества, включая казну, из Чесноковки в Табынск и приготовился к встрече с неприятелем.
В свою очередь Михельсон заблаговременно узнал, что в селе Жуково обосновались две тысячи повстанцев, и устремился в сторону Чесноковки.
Основные силы были стянуты
После четырех часов интенсивного пушечного обстрела Михельсону удалось вывести пугачевскую артиллерию из строя, обеспечив тем самым переход к атаке. Зарубин-Чика ввел тем временем башкирскую конницу. Всадники с гиканьем врезались в строй одинаково одетых и хорошо вооруженных вражеских солдат. Но вскоре на помощь авангарду майора Харина подоспела вражеская кавалерия, вдвое превышавшая числом башкирскую. Положение геройски сражавшихся батыров резко осложнилось, однако они даже не помышляли о том, чтобы покинуть поле боя. Все бились насмерть.
Засевшие в Зубовке повстанцы, истратив все стрелы и заряды, вынуждены были в спешном порядке бросить свои позиции и отступить к Чесноковке. Но там их уже поджидали без боя захватившие деревню солдаты майора Харина. Многих из уцелевших после массированного обстрела мятежников они изрубили на части.
Когда все кончилось, подъехал подполковник Михельсон. Майор бодро отрапортовал ему о результатах. Потери правительственных войск оказались неизмеримо меньшими, чем у пугачевцев, у которых с полтысячи человек погибли, а свыше полутора тысяч угодили в плен.
— Ваше высокоблагородие, злодейская толпа разбита. Остались пушки и много всякого другого оружия.
— А где же главари? — осведомился Михельсон.
— Злодей Зарубин-Чика с несколькими атаманами бежал в сторону Табынска, — доложил Харин и, показав на башкирского старшину и выборного атамана Чесноковки, спросил: — А с этими что делать прикажете?
— Повесить! Заводских крестьян распустить по домам, — распорядился Михельсон и, не задерживаясь, помчался по следу Зарубина в направлении Табынска.
Когда до городка было уже рукой подать, Михельсон неожиданно приостановил коня и с опаской огляделся по сторонам, прислушиваясь.
— Что-то подозрительно тихо, — заметил он. — Нет ли тут засады?
Сопровождавший подполковника уфимский воевода Борисов покачал головой:
— От сих лиходеев чего угодно ожидать можно-с.
— Нет, так дело не пойдет, — нервничал Михельсон. — Я не желаю ехать вслепую. Сначала нужно все как следует разузнать. — Сказав это, он отправил вперед разведчиков.
Те не заставили себя долго ждать. Приехавший вместе с ними из Табынска есаул Медведев доложил командующему об обстановке в городке.
— Ваше высокоблагородие, у нас вам нечего опасаться. Народ готовится встречать вас с хлебом-солью.
Михельсон удивился.
— А как же Зарубин? Разве ж его там нет?
Есаул прищурился, пряча под усами лукавую улыбку.
— Граф Чернышев… — начал было он, но вдруг осекся и поправился: — Прошу
прощения, Ваше высокоблагородие, главарь душегубцев Зарубин-Чика находится в Табынске…— Вот как? А почему тогда тихо? — грозно надвинулся на него Михельсон.
— Как же не быть тишине, Ваше высокоблагородие, коль Зарубин да дружки евоные на цепи сидят.
Командующий потерял всякое терпение.
— Ничего не понимаю! Что ты там болтаешь, есаул? Ты мне можешь все толком объяснить?!
Есаул сначала побледнел, потом покраснел.
— Слушаюсь, Ваше высокоблагородие, — прокричал он с перепугу, отдавая честь, и принялся рассказывать о том, что произошло в Табынске.
Как оказалось, Зарубин-Чика со своими товарищами, бежав из Чесноковки, остановился по дороге в Табынск у приказчика Богоявленского медеплавильного завода с тем, чтобы перекусить. Асабин с женой, договорившись между собой, опоили незваных гостей водкой. Когда тех развезло до бесчувствия, они связали их по рукам и ногам и приказчик отвез их в Табынск.
— И что же, злодеи все еще там находятся? — продолжал сомневаться командующий.
— Так точно-с, Ваше высокоблагородие, главари разбойничьи у нас, — с гордостью подтвердил есаул.
Подполковник Михельсон решился, наконец, ехать дальше. Завидев толпу горожан, встречавших его с хлебом и солью, он окончательно успокоился.
Спустя некоторое время к нему приволокли закованных в кандалы по рукам и ногам Зарубина-Чику и его товарищей.
— Отправить злодеев в уфимскую тюрьму под усиленной охраной, — приказал Михельсон, брезгливо оглядев пленников с головы до ног, после чего отдал распоряжение о награждении приказчика Асабина и жены его Марии пятьюстами рублей.
В Уфе Михельсону была предоставлена хорошая квартира. Обустроившись, он первым делом сел писать рапорт генерал-аншефу Бибикову.
«Ваше высокопревосходительство Александр Ильич!.. Довожу до Вашего сведения, что после того как обосновавшиеся неподалеку от Уфы в деревне Чесноковка бунтовщики были нами истреблены, а главари оных заключены в тюрьму, в Уфимской провинции восстановлено спокойствие. Только здешние башкирцы подчиниться нам и сложить оружие не желают. Пока не знаю, коим образом можно усмирить за короткий срок сих горячих, злых и прославившихся своей безрассудной отчаянностью и дерзостью башкирцев. Пленить их невозможно, ибо, не желая сдаваться живыми, они бьются до самого конца, пока не истекут кровью. Они прячутся по чуланам и подвалам, а когда за оными приходят наши солдаты, дабы арестовать, бесстрашно кидаются на них с саблями, копьями или дубинами…»
Услыхав, как осторожно открывается дверь, Михельсон отвлекся, приподнял голову и увидел заглядывающего в его комнату коменданта Мясоедова.
— Вы по какому делу ко мне, господин полковник? — спросил Михельсон.
— Прошу прощения за вторжение, Иван Иванович, но как прикажете поступать с прибывающими отовсюду делегациями? Хотел бы знать, пускать их в город или нет.
— Имеются ли среди них башкирцы?
— Башкирцев пока что не видать. Однако я, со своей стороны, настоятельно рекомендовал бы вам принять двух мишарских старшин — Миндея Тупеева и Султанмурата Янышева. Они привели с собой пятисотенный отряд.