Самайнтаун
Шрифт:
– Желуди, – повторил Ламмас за ним со сдавленным смешком. – Я помню, помню… Мне так хотелось узнать, Джек…
– Что?
– Где ты умудрился найти на вязе желуди?
Джек усмехнулся тоже.
– Рядом с ним рос дуб, ты просто не заметил, – признался он. – Я всего лишь дотянулся до соседней ветки.
Ламмас засмеялся. Этот смех был умирающим, как и его тело, и тогда Джек снова призвал Барбару мысленно, снова попросил ее обернуться косой и взялся за древко одной рукой, второй по-прежнему укачивая Ламмаса на своих коленях.
«Как это возможно? Где его душа?!» – подумал Джек тогда, в первую их встречу, когда не обнаружил у Ламмаса
– Прощай, брат, – сказал Джек. – Колесо, как и семью, ничто не остановит. Однажды мы все встретимся с новым его поворотом.
И он рассек нить, соединяющую зернышко души Ламмаса с его правой рукой, с его мизинцем.
Та обмякла, и весь Ламмас распался на части в объятиях Джека, один в один как Доротея за несколько часов до него. Левая же рука пожухла, как клематисы вокруг них, и ветер унес с собой то, что осталось, вместе со сладким запахом лета, который сменился обычной кислой гнилью. Все, что осталось лежать у Джека на коленях, – это белокурая голова с полуприкрытыми черными глазами и застывшей на ней улыбкой, сонной и нежной. Эту голову он прижал к груди, прощаясь с последним из своих братьев и приветствуя самого себя.
– Эй, Джек!
К тому моменту когда Джек вновь встал на ноги, поборов в них дрожь, дух Розы уже исчез, зато вокруг снова оказались его друзья. Он невольно забегал взглядом по площади, ища медиума с восьмигранным сталактитом, но не нашел ни ее саму, ни ее следов. Сеанс завершился, и ночь Самайна тоже подходила к концу. Где-то послышались вой сирен, гудки машин, голоса людей, интуитивно понявших, что опасность миновала, а потому спешащих назад на площадь выяснить, что здесь и с ними произошло.
Три тени подступились к Джеку ближе прочих, и на спину ему легли сразу три руки.
– Я много хлопот вам доставил, да? – неловко спросил Джек.
– Не-ет, что ты! – замычал Франц, весь покрытый кровью и изрезанный с головы до ног.
– Все в порядке, главное, что ты опять с нами, – сказала Титания, завернутая в плащ Херна на голое тело и облепленная своими детьми, все еще недостаточно сытыми, а потому пытающимися укусить стоящего рядом Франца за уши.
Лора же просто кивнула головой, а затем ей же покачала, и Джек не понял, что именно это значит, поэтому все равно устыдился.
Душица, предпочтя держаться поодаль, пробормотала что-то о том, что сегодня был ее звездный час, но, пожалуй, впору задуматься о переезде, а затем она сбежала. Джек попробовал осмотреться, но быстро одернул себя, чтобы на глаза не попали разбросанные по площади тела. Знал, что если попробует пересчитать их, то очень быстро собьется. Неизвестно, что пугало его больше: само число или вопрос, где столько тел теперь хоронить…
Три ладони, по-прежнему лежащие на его сгорбившейся от чувства вины спине, ободряюще по ней похлопали.
А затем одна рука хлопнула с излишней силой, заставив Джека ойкнуть, и куда-то
пропала. Спустя секунду городскую площадь, усеянную трупами, осветила белая вспышка.– Ой, – сказал Франц, опуская пленочный фотоаппарат на кожаном ремешке, который он подобрал из лужи с внутренностями, невесть кому принадлежащими. Может быть, даже сразу множеству людей. – Надо же, она работает! Я у репортера из «Вестника Самайнтауна» такую видел. Давайте сфотографируемся на память? Мне кажется, надо запечатлеть нашу победу!
– Почему бы и нет, – пожал плечами Джек, все еще прижимая одной рукой к груди свою белокурую голову. – Хотя я бы здесь сначала прибрался…
– Да ладно, ты как моя бабушка. Это ведь для семейного архива!
– А если снимок к прессе попадет? К нам после сегодняшнего и так больше не приедет никто! Нет, давайте лучше не будем…
– Будем.
– Франц…
– А ну-ка все скажите «ты-ы-ыква»!
И так в Самайнтауне снова воцарилась холодная и спокойная осень.
А фотография, кстати, вышла удачной.
Эпилог
Октябрь 1999 года начался так, как не начинался никогда до этого – с тишины, спокойствия и объявления по радио: «Сегодня, дорогие слушатели, к нашему потрясению, ничего страшного не произошло».
Впервые за все существование Самайнтауна осень выдалась действительно безмятежной. Никаких убийств – даже самых заурядных и на почве бытовых скандалов, ни одного инцидента с оторванными конечностями и ни одного экскурсионного автобуса, под завязку заполненного туристами. Хотя последнее было скорее плохой новостью, чем хорошей, ибо Джек оказался прав: после бойни, устроенной на прошлом Дне города, желающих погостить в обители вечного дождя и бронзово-алых листьев резко поубавилось. Впрочем, единичные смельчаки – или скорее безумцы – все равно находились. Именно поэтому даже сегодня, тридцать первого октября, когда все восемь улиц Светлого и Темного районов замолкли в напряженном ожидании вечера, гадая, повторится ли произошедшее ровно год назад снова, кафе «Тыква» было забито до отказа.
– Говорят, что это случилось прямо на соседней улице! Он порубил больше ста человек за один час… Именно поэтому и нужно надеть тыкву на голову, чтобы он тебя не тронул.
– Вы думаете, это правда сработает?
– Разумеется! Безголовый Джек ведь потому и казнил тех людей, что они плохо к нему относились. Надел тыкву – значит, уважил. Надевай давай скорее!
– Куда спешить-то? Еще только одиннадцать утра!
– Вдруг в этот раз Тыквенный Король решит начать пораньше? Надень, кому говорю!
Джек поднял воротник пальто, пытаясь спрятаться от сплетен, и быстро, гусиным шагом, проскочил мимо столика гомонящих студентов, один из которых никак не мог втиснуть свою голову в круглую тыкву с подмятым бочком и несимметрично вырезанными глазами, как то уже сделали двое его друзей. И гости за столиками у входа. И еще больше людей на улице. Ну, те самые безумцы, которые не прятались по домам и не запирали двери, как поступил бы любой нормальный человек или даже не– человек на их месте. Теперь Джек на их фоне совершенно терялся – толпа тыкв кругом, да и только! Поди разбери, кто из ряженых в центре Самайнтауна настоящий его хозяин. Каждая улица превратилась в сплошь тыквенное поле. Пока Джек добрался до кафе, его несколько раз толкнули плечом другие Джеки и обругали за безвкусно подобранный и недостоверный наряд.