Самайнтаун

Плотный слой пудры на лице Лоры скрывал усталость и бессонницу, а запах прополиса и шалфея леденцы, с которыми она рассасывала вместо вишневых, менее эффективных, но более вкусных – хрипотцу в голосе, какая всегда появлялась, когда ей приходилось петь. Внушать и зачаровывать, чтобы получить свое.

– Самым сложным было найти тех, кто записан в Лавандовый Дом именно на этой неделе, до Дня города, а не в ноябре или декабре, – поделилась Лора, когда Франц по ее требованию привел себя, как она выразилась, в «более живой вид» и, еще раз умывшись, посадил ее в машину и закинул коляску в багажник. Теперь она что-то искала в своей сумке, разложенной на коленях, а Франц же послушно выполнял свою работу – крутил руль и вез их к спиритическому дому. – К твоему сведению, мне только позавчера наконец-то удалось найти такого человека. Это оказался один из моих собственных клиентов, местный толстосум, который как-то раз пытался заказать у меня чертежи для пыточной… Он сам передумал идти в Лавандовый Дом, потому что подхватил клематисовую лихорадку, но в обмен затребовал все те же чертежи и кое-что еще, не совсем приличное. Конечно, мне удалось уговорить его… В качестве моральной компенсации за сложную неделю он даже отдал мне содержимое своего сейфа и навсегда забыл о том разговоре.

Лора потерла горло вверх-вниз и снова зашелестела пластинкой с леденцами, наконец-то найдя ее в недрах своей бездонной коричневой сумки, больше похожей на мешок. Бросив себе в рот сразу две лекарственные конфеты – голос ее и правда очень хрипел, она снова запустила туда руку.

– А это что? – поинтересовался Франц, на сей раз слушая ее внимательно и даже иногда поворачиваясь к ней лицом, когда они останавливались на светофорах.

– Записная книжка Джерарда Мэнли для призыва его духа, – сказала Лора, пролистывая разлинованные и исписанные косым почерком страницы с брызгами потекшей ручки и пятен от кофе. – Его жена сказала, он с ней не расставался. Не только доставку фиксировал и данные для закупок, но и мысли, планы на годовщины, воспоминания… Еще она на всякий случай отдала мне их семейный фотоальбом и отрезала свой клок волос, но, думаю, ежедневник более чем сгодится.

А вот и то, что Лора делала в бакалее – добывала вещи первой жертвы, убитой Ламмасом. Франца обжег стыд, что он не понял этого сразу и что не сделал ничего толкового за всю неделю. Только и гонялся за девицей клыкастой да за смертью – словом, проводил будни как обычно. Впрочем, от этого все равно ведь есть прок, верно? Так Франц узнал, что Херн с тем големом и Кармиллой делают на причале что-то зачем-то. Он обязательно выяснит, что именно, когда все-таки встретится с ней. Так он подберется к Ламмасу даже ближе, чем все остальные. Верно? Верно?..

Франц очень постарался себя в этом убедить, и у него даже почти получилось, пока Лора, как назло, не спросила:

– Ты свое-то поручение выполнил?

– А?

– Разобрался с тем здоровяком уродливым? Рыжий коротышка, который тоже Ламмасу прислуживал, пропал куда-то, так что у него их, по-видимому, трое осталось: твоя вампирша, Херн и этот здоровяк. Херн, Титания говорит, нам не угроза, вампиршу тоже не особо видно, а вот третий…

– Да, да, он в День города будет безоружен, как младенец. Я об этом позабочусь. То есть уже позаботился. Не парься, в общем.

Так вот, значит, что Титания хотела – чтобы Франц взял на себя громилу! Как она вообще себе это представляет?! Что, по ее мнению, Франц должен противопоставить существу, которое размером с его «Чероки»? От одного лишь воспоминания о том, как он просто прислонялся к двери машины и смотрел на него, уже мороз бежал по коже. Титания, должно быть, делала ставку на его безграничную фантазию, мол, раз смог придумать тысячу способов, как себя убить, значит, придумает, как и завалить такого монстра. Да и что Францу терять? Бессмертный же! Для него попытка, в отличие от других, не пытка, а даже удовольствие. Вот только стремление умереть не подразумевает глупость, а нужно быть беспросветно тупым, чтобы лезть на каменного голема во плоти.

И все-таки Францу нужно было что-то делать. Оставалось у него в запасе для этого несколько дней, и он, вздохнув со свистом, постарался сосредоточиться на дороге. Та петляла между коричнево-красными домами, занесенная красными же листьями, из-за чего казалось, что едет машина по ягодному полю. Туристов в городе почти не осталось, и вместо них Франц насчитал с десяток трупов в черных костюмах, прихрамывающих и с раздутыми синюшными лицами, как те, которых ему уже доводилось видеть на Призрачном базаре.

– Ламмас, – процедил Франц сквозь зубы как ругательство.

Лора почему-то вздрогнула, услышав это. Впрочем, вздрагивала она постоянно, даже от скрежета камешков, случайно подворачивающихся под колеса. Теребила растянутые рукава свитера, с которых уже не отстирывалась тушь, и смотрела на кожаную сумку, из которой выглядывали краешек ежедневника и маленькая мятая фотография Джерарда с женой, приготовленная для медиума.

– Ты что, боишься? Это же просто привидения, – попытался приободрить явно нервничающую Лору Франц, когда они припарковались возле крыльца Лавандового Дома под навесом из алых вишен и сиреневой черепицы. Это место оказалось не занято впервые за все время, что Франц бывал здесь. Значит, его освободили специально для них. Их двоих определенно уже ждали. – Надо бояться не мертвых, а живых, слышала такую поговорку?

– Я ничего не боюсь, – фыркнула Лора и смешно напыжилась, как воробей, спрятав подбородок в воротник свитера и подняв руки, чтобы Франц, обойдя машину, перетащил ее в разложенное кресло.

Спорить он не стал. Только усмехнулся и помог переехать через дорожку из промокшей, пристающей к ногам листвы, стелящейся перед крыльцом дома, как ковер. В окнах на верхнем этаже дома, задернутых ажурными занавесками, мелькали глаза – белые, желтые и зеленые, а на этаже пониже Франц мог разглядеть блики от хрустальных шаров и такие же белые балахоны, как тот, в котором к ним вдруг вышла на крыльцо медиум. Отворившаяся за ее спиной дверь напоминала беззубый рот – снаружи казалось, что в Лавандовом Доме царит беспробудная тьма. Даже мебели не было видно.

– Добро пожаловать туда, где духи вас услышат!

– Этот со мной, – предупредила Лора, ткнув пальцем себе за спину. Франц даже не сразу понял, что она показывает на него, и оглянулся невольно. – Можно?

– Он вампир? – Медиум, маленькая, с короткой стрижкой-пикси, слегка наклонилась, присматриваясь. Глаза у нее вблизи оказались светло-светло серыми, и этот цвет почему-то показался Францу совершенно бездушным, как и выражение ее лица. Она улыбалась, но абсолютно неискренне. – Хм. Да, конечно. Лишней источник энергии никогда не помешает, а у вампиров ее всегда много, как у батарейки. Хотя по этому и не скажешь…

Замечание было справедливым, так что Франц решил пропустить его мимо ушей. Он вообще-то надеялся подождать в машине, как и все предыдущие разы, но уязвимый вид Лоры, нервно заламывающей пальцы и считающей, что этого никто не видит, убедил его. Кряхтя, Франц со вздохом поднял ее коляску по ступенькам на крыльцо, велев крепко держаться за подлокотники (без пандуса было тяжко), и вошел внутрь Лавандового Дома, где среди черных свечей и витражных окон будто бы царили вечные сумерки. Как и всегда, вместо благодарности Лора отдавила ему колесами пальцы ног, обогнав, чтобы подъехать к письменному столу на входе и взять из рук медиума листок с перьевой ручкой.

– Прежде чем мы начнем, будьте добры, заполните анкету. Пожалуйста, отвечайте на все вопросы честно. От этого зависят успех сеанса и ваша безопасность.

– Ага, ага.

Франц тем временем принялся осматриваться. Дверь за ними закрылась сама и, судя по щелчку замка, надолго. Хотя в длинном широком коридоре, усеянном дверьми по обе стороны, никого, кроме них троих, не было, Франца не покидало ощущение, что он пришел на людный стадион. С нежно-лавандовых обоев, кажущихся, однако, почти чернильными из-за недостатка света, на него смотрели старинные фотографии и портреты прежних посетителей Дома. Под одним таким снимком, где в чинных позах застыли три луноликие девицы, поблескивала медная табличка с гравировкой: «Кейт, Маргарет и Лия Фокс. Основательницы Лавандового Дома». Лица некоторых, кто окружал их в соседних рамках, казались восковыми, кукольными. Франц неожиданно для себя узнал среди них английского писателя Конан Дойля, певца Элвиса Пресли, американского президента Авраама Линкольна и – кто бы мог подумать! – ученого Исаака Ньютона. Взглянув на последнего, с его высоким седым париком, похожим на мертвого пуделя, Франц поежился и переключил внимание на мебель, тоже старую, бархатную, с резными завитками. Снаружи витражи окон изображали черепа, зарастающие маками, но с другой их стороны, оказывается, были видны только сами маки без костей. Черные свечи капали, источая удушливый и тяжелый запах воска с травами.