Самайнтаун

– Эй, парни, смотрите, у него тут еще одна деревяшка есть!

– Может, в задницу ему их все воткнем, чтоб неповадно было, а?

– Только не в задницу, – прохрипел Франц, чувствуя, но не видя за черными мушками перед глазами, как чужие руки роются у него под курткой. Кровь, которой и так оставалось критически мало – одна капля на десяток пульсирующих, горящих от жажды вен, – собралась у него на виске и потекла под старые пластыри на шее. – Клянусь, они не для вас… Это для Кармиллы… Я думал, что могу застать ее здесь, вот и…

– Так ты сказал, что она тоже вампирша. Выходит, ты все-таки…

– Вампир охотится на вампира! Он и впрямь совсем больной, ребята!

Размытые силуэты над ним взволнованно зашипели. Франц вторил им стоном, но не боли, а разочарования: под ботинком здоровяка один из его кольев жалобно хрустнул, ломаясь пополам. Утешало лишь то, что часть кольев была припасена еще в машине и что лишиться одного такого все же лучше, чем выйти с ним, но торчащим из твоей задницы.

Музыка стала громче, заглушая новый хруст, но уже не деревяшки, а костей. Сестры учили Франца быть снисходительным к тем, кто его обижает. Улицы же и морской порт, где тот работал вместо школы, учили давать сдачи. Несмотря на то как сложно было выбрать между первым и вторым, Франц все-таки выбрал первое – исключительно из уважения к сестрам, конечно.

– И больше не суйся к нормальным вампирам, уродец!

Он действительно вылетел из бара «Жажда» носом вперед, как и ожидал, после чего приземлился прямо в лужу, подернутую опавшими листьями. Один кол в итоге все-таки уцелел – выглядывал у Франца из груди, воткнутый по рукоять, на которой он предусмотрительно оставил несколько засечек, чтобы было удобнее держаться. Благо, что сердце не задел и не отправил его в беспамятство.

– Мысли-таки материальны, – застонал Франц снова, прижимаясь стремительно наливающейся синяком щекой к влажному асфальту и пытаясь перевалиться на бок, чтобы собственным весом не вдавливать кол еще глубже. Тот и так царапал легкое, каждый вздох отзывался мучительной резью в подреберье. – Жаль только, что не те. Ну, хотя бы не в задницу…

– У тебя какие-то проблемы с твоей задницей? Психологическая травма? Ты про нее уже раза три повторил, наверное.

Кто-то вдруг заговорил с ним из-за мусорного контейнера, не показываясь, но выглядывая: из-за крышки торчал козырек бейсболки, похожей на ту, какая тоже осталась у Франца в машине на заднем сиденье. Он все-таки смог подняться на локтях, радуясь, что его, по крайней мере, выбросили не через главный вход прямо на проезжую часть, а через задний, на парковку. Видимо, чтобы не отпугивал других посетителей, распластанный на земле в крови. Толстовка пропиталась ей, и даже любимую кожаную куртку Франца в этот раз не пощадили: кол прошел через нее насквозь, заодно раскрошив и пачку ментоловых сигарет. Табак посыпался из него, как плюш из набивной игрушки, когда Франц обхватил кол обеими руками и попытался вытащить наружу.

– Откровенно говоря, ты прав. Была одна неприятная история у моей задницы с косой Джека… Если тебе интересно, то подобное ощущается как геморрой, правда, ты не только сидеть не можешь, но и ходить, – пробормотал он, морщась, и не без усилий, с омерзительным хлюпаньем, с каким обычно открывается прокисшая банка солений, все-таки выдернул кол из груди. Даже с первой попытки! Похоже, начинает привыкать. – А ты кто такой вообще? Эй!

Использованный, а потому скользкий и приметный, кол улетел в тот же мусорный контейнер, из-за которого доносился голос. Растирая одной рукой грудную клетку, второй он перебрал в пальцах крошки табака, ворча, пока наконец-то не нашел одну уцелевшую половинку сигареты без фильтра. Звякнув бензиновой зажигалкой, Франц сделал затяжку, с облегчением выдохнул горький ментоловый дым, облегчающий голод и то ноющее чувство, с котором заживало легкое, им наполняемое. Лишь тогда Франц подошел поближе.

Козырек бейсболки тут же юркнул обратно за контейнер, будто играл с ним в прятки. На закате Самайнтаун всегда загорался, как праздничный торт на день рождения, и в отличие от Светлого района, который даже ночью выглядел благородно, Темный превращался в один сплошной джазовый клуб. Неоновые вывески подмигивали, как гуляющие по переулкам нимфы в шелковых платьях, саксофон пел из каждого бара, на балконах жилых домов из красного кирпича распивали ежевичное вино, танцевали или сбрасывали прохожим в руки маленькие брошюрки с рекламой и приглашением в гадальные лавки. Даже сейчас, окутанный клематисами, что, увивая стены, выталкивали и крошили кирпичи, будто пытались просочиться внутрь квартир, город не растерял своего шарма и запаха, пускай и стал гораздо тише. Франц оглянулся, прислушался к этому шуму, к жизни, что кипела на улице с другой стороны бара, а затем нырнул под ярко-розовую вывеску, прячущую за собой темноту и еще один огонек.

Незнакомец, оказавшийся вполне знакомым, тоже курил.

– Я тебя помню! – Франц щелкнул пальцами перед его крючковатым носом. – Симон, да? Ты единственный, кто не избивал меня тогда в доме Эрика или как там его, когда я шторы распахнул, забыв, что вы все солнца боитесь. И сейчас, кстати, ты тоже меня не бил. Хм, спасибо… Наверное.

– Во-первых, я Саймон, – поправил его вампир. Худи и джинсовая куртка Францу не солгали: похоже, он и впрямь был единственным нормальным в этой компании. Правда, стряхивал пепел от сигареты прямо Францу на кроссовки, но из чувства благодарности тот решил тактично промолчать. – Во-вторых, я не бил тебя только потому, что не приемлю насилия, а не потому, что не считаю придурком. Заявился к нашим с кольями… Да это почти прямая угроза! Ты чем думал?! Хорошо еще, что не с арбалетом! Короче, я вышел, чтобы сказать, что видел тут на днях одну белобрысую мадам с рыжим парнем, похожих на тех, кого ты описывал…

– И? – поторопил его Франц, притоптывая. От взыгравших нервов он даже случайно выронил половину тлеющей сигареты, и ветер унес рассыпанный табак и раздраженный вздох, с которым Франц закатил глаза, когда услышал:

– Скажу, где их искать, если дашь кое-что взамен.

– Чего ты хочешь, Симон?

– Саймон!

– Чего ты хочешь, Са-а-аймон? Ящик донорской? Новый гроб? Садовые качели?

– Номерок девчонки, которую ты, вижу, иногда на инвалидной коляске возишь. Она ничего так, симпатичная.

«Лоры? Он говорил про Лору?!»

Было абсолютно очевидно, что Франц возит лишь одну девчонку-инвалида, других таких в Самайнтауне он не встречал. Но мозг его треснул пополам в этот момент, будто его снова приложили головой. Он уставился на Симона и молчал почти целую минуту, пытаясь выплыть из того жара, что накатил волной и заставил кровь, еще оставшуюся в жилах, закипеть.

– Нет.

Слово короткое и хлесткое, как пощечина, даже самого Франца ударило наотмашь. Но губы зашевелились сами, абсолютно ему не подчиняясь, как и то чувство, от которого его лицо с желтым синяком на скуле, уже сходящим, скуксилось и заострило свои черты.

– Уверен? – хмыкнул вампир. – Ты ведь так отчаянно ищешь ту вампиршу, раз даже сюда приперся… Да и чего тебе это стоит? Ты же просто ее сиделка, верно? А не бойфренд.

– У Лоры просто нет, э-э, сотового телефона.

– Тогда познакомь нас сам.

– Не пойму, на кой она тебе сдалась? Тоже покатать ее коляску хочешь?

– Скорее прокатить. – Симон усмехнулся, и что-то такое мерзкое Франц углядел в его крысьем лице, что тут же мысленно поставил крест и на худи, и на джинсовой куртке. Нет, ошибся он, нормальные вампиры такое не наденут, уж лучше дырявые футболки. – Я слыхал, что как раз те, кто ног не чувствует, кайфуют, когда у них оттуда кровь пьешь. Типа появляется ощущение, будто ноги снова при тебе, как фантомные боли, знаешь, только приятные. Ну, и еще мне интересно, какая там кожа на ощупь, такая же, как у всех, или, может, мягче, тоньше, как рисовое тесто и…

– Я тебе сейчас клыки выбью, – сказал Франц серьезно. – Все четыре. И жевательные зубы тоже. Всю оставшуюся жизнь кровь будешь через трубочку сосать, как я.

– Эй, эй, полегче! Я же не досуха пить ее собрался. Успокойся!

Симон вскинул руки в примирительном жесте, пятясь к мусорке спиной. Мужчины, которые выступают против насилия, на самом деле обычно просто не умеют драться. Франц прекрасно знал это, потому что сам был таким, и испуг в чужих глазах, который он прежде ни у кого и никогда не видел, вдруг показался ему очень красивым зрелищем. Почти как Лора, когда стучала по барабанам и за их грохотом не слышала, что Франц стоит в дверях с тарелкой тыквенных оладий от Наташи и наблюдает уже десять минут кряду, покачиваясь в такт. Или тоже как Лора, но когда рисует за обеденным столом, держит мягкий восковой карандаш в одной руке, а в другой – розовый махровый персик, и сок льется у нее по пальцам, образует липкие пятна на полотне и такие же липкие мысли в голове у Франца. Он бы Кармиллу и сам нашел, по следам жасминового парфюма, смешанного с запахами осоки и яблок в карамели, которыми торгуют на площади, да по разговорам и сплетням, но и близко подойти другим вампирам к Лоре бы не дал. Даже ради себя любимого и заветной смерти.