Самый хищный милый друг

Кристианчик откровенно радовался тому, как устраиваются дела. К пятому часу встречи его вьющиеся волосы были живописно всклокочены, а ноздри безразмерного носа возбужденно трепетали, как у гончей, взявшей след.

Наконец, Анри Дефоссе и его свита распрощались с гостями и удалились. Теперь компания пребывала в интимном составе — их осталось шестеро. Точно в таком же составе полтора месяца назад они плавали в бассейне и пили водку в бане: два директора, три помощника и прелестная переводчица.

К концу рабочего дня, после долгих часов напряженного перевода Катя уже не выглядела такой бодрой и свежей. Теперь она буквально валилась с ног от усталости и даже заговаривалась. У Кирилла сжималось сердце: черты Катиного лица заострились, глаза лихорадочно блестели, губы пересохли. Наверное, сейчас она мечтает только об одном — раздеться и рухнуть на гигантскую кровать в номере гостиницы. Кирилл кожей ощущал ее усталость и измотанность, словно она была продолжением его самого, видел, как пульсирует венка на виске, и чувствовал, как гудит ее голова.

А довольный Кристиан собрался обрушить на гостей комплекс столичных развлечений: Эйфелева башня, Лувр, Елисейские поля, кабаре.

— Шесть вечера, какой Лувр? — удивился Кирилл. Он заметил, что Катя испуганно притаилась — неужели сейчас придется идти еще и в музей?

— По пятницам Лувр работает почти до десяти вечера, — сообщил Пьер. — Мы заранее купили билеты, чтобы пройти без очереди.

— Ура, Лувр! Я увижу Мону Лизу! — заорал Коля и запрыгнул на друзей, едва не снеся их. — Наконец-то! Спасибо, чуваки, как вы классно придумали! Лиза, девочка моя, жди, я иду к тебе!

— А мы с Катюшей эту красотку уже видели, — осторожно намекнул Кирилл. — Лувр — это, конечно, гениальное место, — дипломатично добавил он. — И месяца не хватит, чтобы все посмотреть. Правда, Катюша?

— Я есть хочу, — жалобно выдохнула Катя.

Кристиан всплеснул руками и потянулся к переводчице, чтобы посочувствовать замученной бедняжке и приласкать ее, но почему-то вместо хрупкого Катиного плечика наткнулся на локоть дорогого российского партнера.

В конце концов, договорились, что Николай вместе с друзьями мужественно отработает культурную программу — и пусть парни гуляют хоть до утра. А Катя и два директора пойдут сейчас в ресторан.

— Отвезу вас в отличное местечко с видом на Эйфелеву башню, — сказал Кристиан. — Мы не только поужинаем, но заодно сможем полюбоваться вечерним Парижем.

Кирилл с огромным удовольствием посидел бы в ресторане вдвоем с Катей. Говорливый француз будет только мешать. Но куда ж от него денешься.

Катя

Днем хозяева организовали обед, но мне, как обычно, не удалось зацепить ни кусочка! Мсье Дефоссе не умолкал, я переводила, Кирилл Андреевич отвечал. Мой милый друг, кстати, тоже не ел — то ли из солидарности со мной, то ли не успевал. А Колька и французская братва лопали аж за ушами трещало, им принесли столько всего вкусного!

Зато в семь вечера мы втроем очутились в шикарном ресторане. За панорамными окнами раскинулся ночной Париж, мерцала золотом Эйфелева башня. Заведение было безумно дорогим, это чувствовалось во всем. Многие столики были заняты нарядной и респектабельной публикой, но я сразу поняла, что в этом зале я самая молодая и красивая, да еще и блондинка. Нет, серьезно! Все дамы вокруг пленяли аристократизмом и элегантностью, сверкали улыбками и бриллиантами, но выглядели так, словно их двадцать лет сушили на солнце, как воблу.

А в принципе, какое мне до них дело! Я видела, как смотрит на меня любимый шеф, и понимала, что для него я осталась бы самой красивой, даже если бы сейчас в зале ресторане проходил конкурс «Мисс Мира». Да и Кристиан тоже глаз с меня не сводил, поедал взглядом — так гусеница увлеченно жрет смородиновый лист.

Достал уже!

Я заказала утиную грудку, а мужики — ростбиф с вялеными томатами. Конечно, нам принесли еще и тарелку сыров, вино, салаты, а потом десерт… Начальство перешло на английский, какое счастье! Кристиан сразу завел разговор о своих виноградниках в Бордо и замке в Нормандии. Мужчины разговаривали, а я упивалась предоставленной мне возможностью есть молча, не произнося ни слова. Как же я устала говорить!

Пару раз Кирушка и Кристианушка запутались в терминах и потребовали, чтобы я им перевела. Но я быстро сунула в рот кусок побольше и стала напряженно жевать, только глаза таращила — отстаньте от меня, пожалуйста, с вашей виноградной плесенью, дайте поесть спокойно!

Отстали, смеясь, больше не трогали.

* * *

В десять вечера, приняв душ и завернувшись в белоснежный халат с золотой эмблемой отеля, я остановилась около кровати. Мечтала свалиться на нее, зарыться лицом в пышные подушки — их было целых пять!

Но не давало покоя то, что являлось постоянным фоном всех переживаний сегодняшнего дня: мне хочется отправиться на третий этаж, в номер к директору. Я хочу новых поцелуев, я с ума схожу при мысли о них…

Но вдруг мой визит босс расценит как предложение заняться сексом? Этого я боюсь. Но… почему бы и нет? Мы взрослые и свободные и испытываем друг к другу огромную симпатию. Когда вспоминаю о трех волшебных поцелуях, все внутри замирает от восторга. Как же это было прекрасно! Теперь мне хочется попробовать что-то еще.

Но Кирилл Андреевич — мой начальник. Чем обернется для нас эротическое приключение, если оно, конечно, все же состоится? А если ничего не получится? Да запросто! Бывший муж поставил очень низкую оценку моей сексуальности, даже дохлый окунь заработал бы больше баллов… Возможно, в кровати у Кирилла Андреевича окажется кусок льда. И что он будет с ним делать?

Может, хватит думать? Мы договорились: вечером я прихожу в номер к директору, чтобы сварить ему кофе. Точка. Приказы начальства не обсуждаются. Сказал — значит, надо идти. А дальше… посмотрим.

Ох, но ведь страшно!

Я открыла мини-бар, вытянула из шеренги маленьких бутылок пузырек водки (патриотка!) и сделала два глотка для храбрости. Когда я пьяная, со мной гораздо проще договориться. Как же хочется, чтобы сейчас Кирилл Андреевич смог со мной договориться!

Ведь я о нем мечтаю.

Глава 21

Катя

Я выглянула из номера. Ничего, если прошмыгну по этой помпезной гостинице прямо в халате — не арестуют же меня? Метнусь белой молнией, тем более, что в коридоре никого не видно.