Самый лучший комсомолец. Том седьмой
Шрифт:
— Стоило на три недели уехать! — заржала Вилочка. — Лучше бы любовницу завел, как нормальный человек!
— Фу! — осудил ее я. — Ты же комсомолка. Капитан Госбезопасности. Что это за искаженные критерии «нормальности»?
— От жертвы педофилии слышу, — отмахнулась она.
— В средние века, начав «карьеру» лет в двенадцать, я уже был бы граф, а ты — сидела в замке и воспитывала одного наследника и одну дочь для политического брака с экономическими интересами. И при этом — беременная еще одним наследником, чтобы династии ничего не угрожало.
—
— А ему незачем, — развел я руками. — Будучи сыном семьи очень рьяных католиков, а может даже почти святого, — нескромно указал я на себя. — Он будет очень занят строительством карьеры Папы в Римской империи.
— В Восточной или Западной?
— В единой и неделимой — я бы годам к двадцати пяти отреставрировал! — хохотнул я. — Если бы не помер, конечно.
— А почему не коммунизм? — подозрительно прищурилась она.
Блин!
Глава 16
Если в цирке на Цветном не случилось аншлага, значит это — очень необычный день. Сегодня день стандартный, с полнехоньким зрительным залом. Только что закончили выступать воздушные акробаты, а значит пришло время уборки натянутых под куполом канатов и страховочной сети. Это занимает минуты три, и, чтобы зрители не скучали, на помощь приходят клоуны. На манеже уже находится Юрий Владимирович Никулин — раздает шарики счастливчикам из первых рядов.
— Из далеких краев прибыл к нам клоун Сережа, — объявил конферансье. — Не просто так, а с изобретением!
Заиграла веселая музыка, и я, на нормальном, «полноразмерном» трехколесном велосипеде, жонглируя тремя мячиками, под музыку выкатился на манеж. Остановившись в центре, не прекращая жонглировать, поднялся на ноги и ловко поймал мячики в одну руку. Поклон, аплодисменты, конферансье с микрофоном подошел ко мне:
— Ты изобрел велосипед?
Народ грохнул, я тем временем чисто для динамики покрутил «колесо» вокруг ведущего, оттолкнувшись руками, приземлился на ноги и ответил в микрофон:
— Велосипеда я не изобретал — это слишком просто! Я изобрел машину, которая все увеличивает!
— Как интересно! — похвалил конферансье. — Но где же она?
— Товарищи, заноси! — махнул я рукой в сторону выхода с манежа. — Только осторожней, умоляю вас — это ценнейшее научное оборудование!
Работники сцены под музыку внесли самую обыкновенную тумбочку с приделанным на нее сверху ручным насосом. Народ разулыбался, предвкушая смешное.
Тумбочку поставили возле нас, и к репризе подключился Никулин, двинувшись к нам:
— О, холодильник принесли!
Народ заржал.
— Юрик, это не холодильник! — запротестовал я. — Это — машина!
— Стиральная? — предположил он, с любопытством осматривая «научное оборудование».
Еще залп хохота.
— Нет, это машина, которая все увеличивает! — открыл я назначение техники.
Конферансье достал из-за пазухи расческу-гребешок:
—
А вот расческу увеличить может?— Расческу? — принял я предмет. — Очень хорошо! — пошел к тумбочке.
— Отдал? — спросил Никулин конферансье.
— Отдал, — подтвердил тот.
— Расческу?
— Расческу.
— Пропала, — разочарованно махнул рукой клоун Юрик.
Народ заржал.
Я тем временем при помощи насоса поднял крышку:
— Итак, берем расческу, — показал ее залу. — Опускаем, — положил внутрь. — Закрываем, качаем! — начал качать под барабанную дробь. — Раз! Два! Три! Готово! — достал из тумбочки заранее положенную туда бутафорскую, полуметрового размера расческу.
— Вот это расческа! — уважительно цокнул языком конферансье, получив обратно увеличенную собственность.
Никулин подошел к нему, снял шляпу-канотье и расчесал волосы с крайне удивленным лицом. Зрители хлопают и смеются — нравится.
— Вот это машина! — похвалил конферансье.
Клоун Юрик тем временем вернул ему расческу, надел котелок обратно и побежал за кулисы.
— Юрик? Куда ты, Юрик? — бесплодные вопросы конферансье разбились о спину сбежавшего Никулина.
Пожав плечами, ведущий вернулся к «машине»:
— А вот, допустим, велосипед увеличить сможет?
— Велосипед? — переспросил я.
— Велосипед, — подтвердил тот.
— Этот? — указал я на привезший меня сюда транспорт.
— Этот! — подтвердил конфераньсе.
Никулин высунулся из-за кулис и выдал панчлайн:
— Пропадёт! — и под гогот зрителей скрылся обратно.
— Можно и велосипед! — я подхватил велик. — Открываем! Кладем! Закрываем! Качаем! Раз! Два! Три! Готово! Открываем… — посмотрел внутрь, окинул зрителей озадаченным взглядом — смеются, все хорошо — и попросил конферансье. — Для чистоты эксперимента нужно, чтобы ты отвернулся.
— Странно, — решил конферансье, но выполнил просьбу.
Под гогот народа я достал из тумбочки комично маленький велосипед, убежал с ним на край манежа, поставил на бордюр и поехал по нему к огромному удовольствию зрителей, не забывая хлопать по протянутым ко мне маленьким и большим ладошкам.
— Велосипед уменьшился! — когда я въехал в поле зрения конферансье, заметил тот.
— Это вам кажется, потому что вы далеко! — парировал я.
Народ грохнул, и конферансье начал пытаться меня изобличить, нарочито неуклюже «догоняя» велосипед.
Тут из-за кулис, с бутылкой «Столичной», выбежал Никулин и под ржач сразу все понявшего народа сунул ее в «машину», принявшись изо всех сил «накачивать».
— Юра, хватит, лопнет! — заорал я ему.
Не тут-то было — самый любимый клоун Союза только ускорил темп. Решив, что достаточно, открыл крышку и расстроенно спросил:
— А где моя бутылка?
— Пропала! — злорадно заметил конферансье.
Народу все еще очень весело.
Я подошел к «машине», залез в нее рукой и достал муляж крохотной бутылочки: