Самый опасный человек Японии

Испуганный конь подался назад. Принц выхватил меч, готовый сразить дракона. Но дракон оказался быстрее.

Он бросился на принца — и тут же разорвал его на мелкие кровавые кусочки!

* * *

Корейцы смотрели на него теперь во все глаза — и в этих глазах был ужас.

— Спокойно! — сказал Кимитакэ. — Дракон растерзал принца исключительно для драматического эффекта. Чтобы проснулись даже те, кто храпит в заднем ряду. Согласитесь, если бы принц зарубил дракона, — это было бы слишком предсказуемо?

— А как дальше теперь дракона побеждать? — робко спросил заводила.

— Сейчас принца соберут обратно и он что-нибудь придумает.

Но не судьба была в тот день корейской молодёжи узнать, каким образом принца собрали обратно и каким образом он отомстил всем врагам, тайным и явным. Скажу даже больше того: это осталось тайной и для самого рассказчика.

Потому что стоило Кимитакэ открыть рот, чтобы продолжить эту драматическую историю, как за спиной у него послышался такой знакомый и настолько надоевший голос:

— Письмо для господина библиотекаря!

Это был староста. Получается, тоже трудится по мобилизации — только почтальоном, подальше от юридических книг. Хотя, конечно, на этом окружённом лесом участке занятий немного.

Писем было два. Одно из них оказалось простой открыткой с фотографией в духе времени: на фоне Эйфелева башня, а на переднем плане — очень довольный Гитлер.

Открытка была написана по-французски:

Paris, no. 98 Rue Lepic

13 мая 1942 года.

Верные мысли!

Л.-Ф. Селин

«Когда же этот литературный венеролог от меня отвяжется? — подумал Кимитакэ. — Сначала просто снился, теперь вот открытки шлёт. Скоро на мой токийский адрес в гости приедет вместе с котом своим драным — вот родители удивятся!»

— И ещё одно письмо, по внутренней почте, — многозначительно изрёк староста и протянул серый конверт.

На конверте не было ни обратного адреса, ни штемпеля. Только имя и фамилия Кимитакэ, нацарапанные карандашом.

Школьник дождался, пока любопытный почтальон сгинет по своим делам, и только потом вскрыл конверт и достал листок с буквально несколькими цифрами и иероглифами.

Это было задание от гейши. Его предстояло выполнить сегодня вечером.

«Пожалуй, только настоящая гейша могла придумать такое задание», — подумал Кимитакэ.

И в то же время решил, что задание он выполнит.

Ему понравилась сама идея.

21. Кейфеб и югэн

Им поручили проекты — желательно помасштабней и побезумней. Видимо, так проверяли способность будущих разведчиков морочить голову.

Кимитакэ подготовил свой проект первым — чтобы отмучиться раньше всех. Принимала его вся та же комиссия из господина директора, полковника и третьего человека. В пустом классе, лицом к лицу с оробевшим учеником.

— В наше время даже европейцы знают, что четыре главных японских принципа прекрасного, которые пронесены через века, — начал Кимитакэ, — они называются так: ваби, саби, сибуй и югэн, и все эти слова непереводимы на другие языки. Самые образованные из европейцев даже знают, что первые три принципа относятся к синто, а четвёртое — к буддизму.

— Что не особенно важно, потому что синтоизм отделили от буддизма только после революции Мэйдзи, — напомнил Окава.

Это было так неожиданно, что Кимитакэ попросту поперхнулся словами.

— Простите, что?.. — сумел выдавить он.

— Официально, на государственном уровне, буддизм и синто разделили только после революции Мэйдзи, — повторил Окава. — До этого японцы были уверены, что это всё одно и то же. Бодхисаттвы и ками считались разновидностью благих божеств, и даже храмы были практически одинаковые. Про эту реформу мало что известно, про неё поспешили забыть, остались только несколько упоминаний в академических источниках.

— Пожалуйста, просветите меня в этом. Сейчас мне уже кажется, что я во всём заблуждаюсь и не знаю элементарных вещей.

— Я могу комментировать это явление ещё пару часов — но все доступные факты уже сказал, — сказал профессор евразийских наук. — Все споры и скандалы происходили в узком кругу — среди членов гэнроку и руководителей дворцовых канцелярий. Сперва хотели вообще сперва переделать буддизм в национальную религию синто, примерно как англичане переделали католицизм в англиканскую церковь. Но возникли проблемы — чисто организационные. Например, полностью утрачен обряд погребения и даже непонятно, как к нему подступиться. Ведь мёртвый человек — он максимально нечистый, а вся идея синто в чистоте и незапятнанности. Это сейчас тело буддийские монахи выносят. Непонятно, где учить жрецов синто, — ведь сейчас они в буддистских монастырях учатся. Притом что у этого проекта могло быть большое будущее. Даже нитирэновцы смогли об этом прослышать и всполошились, принялись петиции писать: раз сбылась их мечта и уже готовятся ввести национальный буддизм, так давайте доведём заветы буйного монаха Нитирэна до логического конца и установим в стране естественную теократию по тибетскому образцу!.. Короче, в итоге было решено оставить всё как есть и не трясти на радость коммунистам ветхие основы народного благочестия. Сейчас уже давно всё успокоилось и забылось. Дошло до того, что слово «синто» популярно среди иностранцев, а у нас вышло из моды. Люди простые так больше не говорят, и образованные тоже скоро перестанут. Ведь наша эпоха, увы, — эпоха простого человека. Именно простые люди голосуют на выборах, пусть даже ничего этим не решают. Император тоже много веков ничего не решал…

— Это немыслимо интересно. Я не знал из этого почти ничего. К счастью, это не затронуло мою тему, — Кимитакэ облизнул пересохшие губы и, не встретив возражений, продолжил: — Итак, у нас есть четыре признака прекрасного: ваби, саби, сибуй и югэн. На европейские языки они непереводимы. Даже европейцы про них что-то слышали, даже японцу трудно объяснить, что они значат. От людей, чья работа непосредственно связана с красотой, мы услышим, что понятия ваби и саби уже давно проросли друг в друга до неотделимости используются как один термин: ваби-саби. Что же касается сибуя, то с ним всё просто: это то же самое, что ваби-саби.

— Пока я не вижу противоречий, — заметил Окава Сюмэй, — но если будешь объяснять это европейцам, попробуй использовать круги Эйлера. Эти варвары со времён Древней Греции порядочно отупели в восприятии красоты.

Что такое круги Эйлера, Кимитакэ не знал. Но он решил, что если жизнь действительно заставит его объяснять европейцам японские представления о прекрасном, то это незнание будет самой незначительной из проблем. И он просто продолжил:

— Остался югэн. И он — самое сложное из понятий. Его невозможно записать, невозможно озвучить, невозможно проговорить. Невозможно дойти до его сути и невозможно снабдить его комментарием. Объяснить югэн — всё равно что нарисовать тишину. Но между тем мы все чувствуем югэн. Это присутствие чего-то потустороннего, какой-то непреодолимой тайны. Он настигает нас в уединении, в вечернем полумраке, в утреннем полусне, в туманных пустынных горах, в тот момент, когда мы слышим намёк и не можем его разгадать, хотя понимаем, что от разгадки зависит сама наша жизнь. Но югэн — это не какое-то особенное место, или время, или состояние. Если бы он скрывался только в вечерних сумерках или на острове в бухте Акаси, что едва различим в зыбкой утренней дымке, — о, это было бы слишком просто. Югэн может настигнуть нас и в толпе большого города, и в ярких пространствах полудня среди знакомого деревенского пейзажа — тогда случается то, что европейцы называют полуденным ужасом. Югэн невозможно объяснить, он в принципе выше человека. Его можно только отчаянно пытаться не замечать.

— И ты думаешь, что твоя магия работает через югэн? — осведомился Окава.

— Я думаю, что жизнь любого человека, в котором горит огонь творчества, обрекает его на постоянные столкновения с югэном. Мы слишком жадно вглядываемся в мир — и не можем делать вид, что ничего не заметили. Мы можем только говорить, что ничего не заметили, — но себе уже врать не можем. Кто врёт себе, тот сам себя оскопляет. Он может получить недолгий покой, но потеряет радость творчества навсегда.

— Приятно слышать, что ты ответственно подходишь к каллиграфии. И ещё приятней понимать, что таких ответственных, как ты, не может быть много. Пока тысячи магов вроде тебя не разгуливают по улицам, нашему отечеству ничего всерьёз не может угрожать. Но ты продолжай, продолжай. Так где ты ещё югэн увидал?