Самый желанный герцог
Шрифт:
Слишком поздно.
Понимание обрушилось на него, как холодная океанская волна. Он был в Иденкорте с Софи. Что еще хуже, он был в постели с Софи.
Нет, все было гораздо хуже. Грэм был привязанк кровати – прикручен за оба запястья к столбикам, ради Бога! – а Софи распласталась на нем, как джем на тосте, ее руки блуждали застенчиво, но жадно по его телу, в то время как ее рот дразнил его губы.
Герцог отпрянул от ее губ с ошеломленным выражением на лице.
– Софи?
В глазах Грэма отражался ужас – в этом невозможно было ошибиться. Внутренности Софи превратились
Такая некрасивая палка, как ты – кто тебя захочет?
Ни один мужчина не хочет жирафа.
Нет, конечно же, он не хочет. Ее кожа покрылась мурашками от отвращения, которое он должен ощущать, и девушка соскользнула с кровати, стянув покрывало, чтобы обмотать вокруг себя. Ей хотелось выпалить извинения, ей хотелось заплакать, но вовсе не стоять в его комнате в середине ночи, закутавшись в шелк, холодивший ее голую, противную кожу.
Ее позаимствованная рубашка лежала на полу у ее ног. Софи встала на колени, неловкая в своей поспешности, и отчаянно попыталась натянуть кусок полотна. Он немедленно запутался у нее в руках, конечно же, а затем полностью затуманился перед ее глазами. Девушка прекратила хватать его руками и уронила голову на согнутые колени, ее глаза жгло от неудачи и унижения.
Софи Блейк снова сделала это.
Господи, как она ненавидела Софи Блейк.
– Ах… Софи…
Она вздрогнула от голоса Грэма.
– Никогда не говори об этом. Никогда.
– Софи…
Она подняла вверх руку, ее голова все еще была опущена.
– Я серьезно, Грэм.
– Черт бы все это побрал, Софи, немедленно развяжи меня!
Это был хриплый шепот, а не рев, но произвел почти такой же эффект. Вздрогнув, Софи совершенно потеряла равновесие, растянувшись на ковре наполовину запутавшись в покрывале, наполовину обнаженная.
С того места, где он лежал на кровати, Грэм мельком увидел длинные, элегантные ноги, ведущие к восхитительно вздернутому заду, а еще кожу цвета фарфора и янтарный шелк волос. На один момент показался изгиб талии и маленькие, идеально высокие груди, словно очаровательное второе блюдо, пока девушка быстро поднималась, чтобы прикрыть себя сияющим занавесом рыжих волос. Эротический удар по его и так уже истощенному самообладанию заставил его глаза остекленеть, а дыхание сделаться прерывистым.
Затем Грэм накрепко зажмурил глаза, чтобы не видеть Софи – его Софи! – растянувшейся голой на ковре в его спальне.
Когда он ощутил холодные пальцы, теребящие узлы, он осмелился приоткрыть один глаз – нет, не надо было этого делать. Она так туго обмотала покрывало вокруг себя, что ее грудь вздымалась очень высоко, прямо в поле его зрения, когда девушка наклонилась над ним, чтобы дотянуться до противоположного столбика кровати. Взмолившись Богу о том, чтобы Всевышний сжалился над ним и приглушил его бушующую эрекцию в несколько следующих секунд, герцог покорно закрыл глаза от всех тех вещей, которые не должен был видеть.
Но это не помогало против всех тех вещей, которые он не должен был чувствовать, а именно, что Софи устроила одно колено между его ног, чтобы потянуться через него, раздвинув его бедра, и стараясь, чтобы струящийся шелк покрывала прикасался к его возбужденному члену при малейшем ее движении.
Или
то, как ее кожа пахла простым мылом и водой – практичная, не разменивающаяся на пустяки Софи – и как этот свежий запах не делал абсолютно ничего, чтобы скрыть более темный аромат разгоряченной, возбужденной женщины.Сможет ли он когда-либо снова почувствовать запах мыла без немедленного притока горячей крови к паху?
Сможет ли он когда-либо смотреть на Софи в ее скромных широких юбках и не вспоминать, какие длинные и стройные бедра скрываются под ними, или то, как ее маленькие груди увенчиваются самыми восхитительными красно-розовыми сосками, о каких Грэм когда-либо имел удовольствие бесплодно мечтать до конца своей жизни?
А как насчет этого старого как мир вопроса, того, который задают себе все мужчины, и перед ответом на который он закрыл глаза, вместо того, чтобы получить удовлетворение и узнать – были ли шелковистые кудряшки между этих прелестных бедер такого же рыже-золотистого цвета, как и на ее голове?
Может быть, еще не слишком поздно узнать.
Развратник.
Ой! Это же меня привязали здесь. Не будет же моей вины в том, что мне придется открыть глаза, всего лишь на секунду, и что шелк соскользнет снова, хотя бы на секунду – интересно, она сможет снова уронить его, если я испугаю ее?
Негодяй. Это же Софи.
Ага, я знаю. Обнаженная, влажная, потрясающе сложенная Софи… в моей спальне в середине ночи по ее собственной воле. Кто узнает об этом?
Сам Грэм узнает.
Хорошо, пусть будет так. И я полагаю, что Софи тоже сможет запомнить. Полагаю, что мне просто придется занести этот момент в список «Пропущенные возможности».
Чертовски верно.
Это довольно-таки короткий список. На самом деле я вовсе не так благороден, ты же знаешь.
А сейчас он благороден.
И долго я собираюсь вести этот внутренний спор?
Только до тех пор, пока она не закончит отвязывать его и благополучно уберется с кровати.
Отлично, потому что старый пистолет весьма близок к тому, чтобы выстрелить.
Не напоминай мне.
Затем Грэм ощутил потерю ее тепла и почувствовал, как ее небольшой вес соскользнул с матраса, всего лишь за несколько секунд до того, как он смог наиболее полно опозорить себя. Его руки, теперь отвязанные, все еще были стиснуты в кулаки с явным желанием не касаться ее. Он продолжал удерживать их в таком состоянии, когда приоткрыл глаза, чтобы убедиться что Софи благополучно отошла подальше.
Она находилась в другом конце комнаты, прижавшись спиной к двери, удерживая скомканную рубашку и покрывало перед собой, словно защищаясь ими. Ее голова была повернута в сторону, лицо скрыто тенями, ее волосы в свете углей сияли медным блеском. Девушка выглядела одновременно свирепой и покорной, яростной и деморализованной.
Милая упрямая Софи.
Восхитительная Софи.
Это и в самом деле было неприятное положение.
Глава 25