Саженец

Видимо, работала формула «бьет, значит, любит». Что наводило Беромира на мысли о кризисе отношений с дальними регионами и колониями. Но уже оттуда, из будущего. Ведь не просто так германская часть Речи Посполитой ходила строем в XIX веке и вела себя прилично, а российская непрерывно бузила и чувствовала героем.

И так везде.

И так во всем.

Вот и здесь. Били-били их, а они вон — с уважением. Дескать, нельзя же с ними так. Воины же… роксоланы же…

— На войне, как на войне, — хмуро и громко произнес Беромир. — Кто убивать нас пришел, того и бей — имени не спрашивая. Как сможешь. Чем можешь. Когда можешь. А вы — нюни развесили. Смотреть противно.

— Они вернутся.

— Так еще раз вломим. Али вы не сообразили, что вместе мы — сила! Понимаете? СИЛА! Сколько их пришло? Вчетверо более нашего. И что же? Больше половины из них уже мертво. А у нас до сих пор ни одного убитого! Перун любит нас! Видите? Как я и говорил!

На это они возразить ничего не смогли.

Ведь действительно — убитых-то не наблюдалось. Хотя раненные после того плотного обстрела из луков образовались. И наступил черед Дарьи, которая зимой уже набила руку на тех ребятах, кто остался на лечение из числа неудачливых набежников. Они до сих пор были не вполне здоровы. Но уже вполне на ногах и их жизни ничего не угрожало.

Разумеется, «руку набивала» она не в одиночестве, а вместе с Беромиром, который помогал ей как мог. Советами.

Доходило до того, что ведун ей лекции по физиологии и анатомии читал. Как мог. Все же для него это не профильные знания, однако, даже их было на порядки больше, чем у местной знахарки, какой ведьма Мары и являлась по-сути.

«В рот» Беромиру сестра по понятным причинам не заглядывала. В том числе и потому, что в тех же травах разбиралась не в пример лучше. Однако кое-что удалось внедрить в ее практику.

Солевым раствором теперь промывали раны, вымывая из них грязь и гной. Применяя для этого своего рода кожаную «клизму». Скорее бурдюк небольшой такой.

Но этот прием еще Вернидуб по округе разнес. Так что Дарья уже слышала о нем и охотно стала использовать. Даже особого давления не потребовалось.

Крепкая самогонка, то есть, спирт, также вошел в обиход.

Его и внутрь прописывали в качестве импровизации наркоза, и инструменты промывали, и руки, и возле раны, а порой и рану прижигали.

Кипячение вошло в дело.

Дарья уже приметила, что от употребления кипяченой воды, люди реже животом маются. Поэтому восприняла это как знак. И охотно пошла на расширение практики, включая кипячение повязок и инструментов.

Одни эти достаточно бесхитростные вещи очень сильно облегчили ситуацию. И только трое из оставшихся на лечение в декабре умерло. Но главное — раны ни у кого не загнили, чего раньше добиться не представлялось возможным…

Кстати, инструмент.

Он теперь был.

Разный.

Ради чего Беромир потратил даже часть бронзы. Ну и свою тигельную сталь применил. Специально сделав ее углеродистой при переплавке. Что позволило ее закалить, сделав хорошие лезвия и даже пинцеты.

Дарья, понятное дело, этим всем работать не умела, как и сам Беромир. Поэтому изначально изготавливали то, что он вспомнил. А потом — по ходу дела…

Сейчас ведьма меняла бинт.

Присохший.

Особая форма садизма. Но выбора все равно не имелось. Ходить с одной повязкой было плохой идеей…

— Устала? — спросил Беромир, когда она закончила и подойдя села рядом.

— Забегалась. Одной тяжело. И воду погреть, и прочее.

— А чего в помощники себе никого не берешь? Вон сколько лбов здоровых?

— Так, они от меня шарахаются. — ехидно усмехнулась Дарья.

— Прямо все?

— А как же? Я же ведьма Мары. С такими как я, люди без особой нужды даже и разговаривать не считают нужным.

— Надо тебе учениц-послушниц набирать.

— А тебе, скажешь, не надо? — усмехнулась она. — Эти-то ученики вскоре все разлетятся. Кто работать будет?

— Вернутся.

— Ой ли?

— Они же мало что ведают. Мало пройти пробуждение. Надобно рядом быть, чтобы разобраться в делах. Смотреть. Участвовать. Куда им деваться-то? Вернуться. Кто их еще учиться станет?

— Кланам они надобным дома.

— Кланам надобно железо. Чем больше, тем лучше. Сообща его ведь добывать лучше, легче и быстрее. Не так ли?

— Откуда мне знать? Может, ты так хитришь? Али если они разбегутся, сам не справишься?

— Самое сложное — копать руду, да дрова заготавливать. Ну и подвозить их. Здесь больше всего рабочих рук надобно. И без этого никак. Но дело сие нехитрое и, мыслю, можно кланам поручить.

— Вот, — протянула она. — Видишь? А в остальном можно без многих рук?

— Во многом. Хотя и возни потребуется много. — кивнул Беромир. — В мехах может и река воздух качать, да и молотом бить.

— Река? — немало удивилась Дарья.

— И ветер. Решения есть, но время… — покачал головой ведун.

— Да уж… у меня только все самой, руками.

— Что поделать? Человек не руда. С ним всегда все сложнее.

— Слушай, а кроме спирта есть иной способ в сон человека отправить? Чтобы в ране ковыряться.

— А что не так со спиртом?

— Из трех померших двух рвало от него. Не могли выпить столько, чтобы боли не чувствовать. Сразу выворачивало и крутило. А как лезла к ним в рану — орали безумно. В крике том и померли.

— Таких ведь немного.

— Нужно что-то другое. У меня снова спирт кто-то украл. Одних выворачивает. Другие пристрастились. Хожу, нюхаю, но здесь им многое пахнет. Весь дом, считай, провонял. А пьют эти злодеи, видно, немного и перед сном. Чтобы выветрилось.

— Или перед сменой повязок? Ты ведь им для храбрости даешь?

— Хм… может, и они. Но ты мне лучше скажи — есть иной какой-то отвар или еще что для такого сна?

— Эфир, — ляпнул Беромир первое, что пришло в голову.

— Что за эфир?

— Эм… э-э-э… хм… диэтиловый, — с огромным скрипом произнес ведун. Хотя ни первое, ни второе слово Дарье не сказало ничего, что и отразилось на ее лице полным непониманием.

Возникла пауза.

Беромир напряженно пытался вспомнить, как этот чертов эфир делали. Ведь как-то просто. Иначе в середине XIX века он не мог бы найти обширного применения. Ну… относительно обширного.