Сбежавшее лето

Целую вас, Мэри.

Р. S. Поцелуйте дедушку и поблагодарите его за меня.

Р. Р. S. Все, что я говорила про вас, ложь.

Письмо было написано еще накануне вечером, и она долго сидела над ним, пытаясь придумать, как лучше выразить свои мысли. А сейчас, пе­речитывая его, почувствовала влагу на глазах и в носу. Она фыркнула и с такой силой прижала к векам суставы пальцев, что перед ней вспыхнули снопы искр. Как порой хорошо быть плаксой: можно было бы лечь на кровать и завыть.

Окинув взглядом комнату, она еще раз хлюпнула носом и ушла, тихо затворив за собой дверь.

— Я убежала из дома,— сказала она Саймону.

Никакого ответа. Он стоял на голове, упершись ногами в стенку грота, и считал:

— Сто шестьдесят восемь, сто шестьдесят девять, сто семьдесят...

— Саймон!

— Сто семьдесят три, сто семьдесят четыре...

— Саймон, послушай...

Он вскочил на ноги, красный, рассерженный.

— Только я сосредоточился, и ты все испортила,— упрекнул ее он.— Теперь придется начать сначала. Я должен досчитать до пятисот, не меньше.

— Что не меньше?

— Это занятия по системе йогов. Я выписал специальную книгу. Чтобы не краснеть и не заикаться, нужно уметь концентрировать свое внимание. А для этого прежде всего следует научиться правильно дышать. Первое упражнение — это стоять на голове и считать. Что означают твои слова: «Я убежала из дома!»?

— Выходит, ты вовсе и не сосредоточился? — презрительно спросила она.— Раз слышал, что я сказала.

— Замолчи!

Он отвернулся и поддел ногой камень. Шея у него снова стала мали­новой. Потом поднял камень, подошел к выходу из грота и швырнул его в озеро. Камень семь раз подпрыгнул на воде, напугав шотланд­скую куропатку, которая взлетела над озером, перебирая красными лап­ками.

— Ты хочешь сказать, что теперь будешь ночевать здесь?

— Да.

— Зачем? Почему ты ушла из дома?

В горле у нее пересохло.

— Вчера я узнала, что твоя тетя работает у нас. Убирает.

— Я знаю. Мир тесен.— Саймон швырнул второй камень, но тот подпрыгнул только два раза.— Черт бы взял!

— Что?

— Я сказал, что знаю. Мой уши почаще, если плохо слышишь.— Его собственные уши были ярко-малиновые. Нарочито небрежным тоном он добавил: — Вечером накануне нашего переезда сюда тетя приходила к нам и рассказала, что к ее хозяйке приехала племянница по имени Мэри. Ей двенадцатый год. Я задал еще несколько вопросов. Не очень много, просто чтобы убедиться.

— Представляю, какие гадости она обо мне говорила.

— Да уж,— усмехнулся Саймон, но, увидев взгляд Мэри, тут же стал серьезным.

— Почему ты мне не рассказал об этом?—в ярости спросила она.

— Не всегда и не все нужно говорить.— Он набрал целую горсть кам­ней и песка и швырнул ее в озеро.— Во-первых, ты могла подумать, что я намерен тебя разоблачить.

— Да,— только и произнесла униженная донельзя Мэри.— Понятно.

— А я вовсе и не собирался этого делать,— сказал Саймон.— Она зашла к нам случайно. И я даже не упомянул при ней, что мы зна­комы.

— Она знает. Я встретила ее вместе с Полли-Анной на почте. Это бы­ло ужасно.

При воспоминании о том, как это было, ее словно окатило холодной волной. Ей даже почудилось, что она вот-вот утонет. Она села, прислонив­шись спиной к стенке грота, и обхватила голову руками. Слезы струились у нее сквозь пальцы.

— Они сказали ей, что я сирота, что я голодаю, а теперь она передаст это тете Элис и... и... Лучше мне умереть.

Она слышала, как под ногами Саймона хрустят камни и песок. Потом остался только шелест воды в гроте. Саймон ушел, она была одна.

Она все плакала и плакала. И была не в силах остановиться. Словно внутри у нее прорвалась плотина и поток воды, хлынув через глаза и нос, будет литься до тех пор, пока не выльется до конца. Руки у нее стали влажными, как набравшие влагу губки, а голова разбухла вдвое.

— Мэри! — позвал ее Саймон. Он пытался оторвать ее руки от лица.

Давясь слезами, она отвернулась.

— Оставь меня в покое!

Он старался впихнуть ей на колени что-то извивающееся и пушис­тое.

— Ноакс! — Она схватила кота, зарылась лицом в его шерсть.

Но он отчаянно сопротивлялся, царапался, и ей пришлось его отпу­стить. Он спрыгнул с ее колен и уселся поодаль, не спуская с нее глаз и приводя в порядок свою шубку.

— Все меня ненавидят, даже Ноакс,— всхлипнула она.

— Это только потому, что я его поймал,— объяснил Саймон.— Он не любит, когда его ловят и берут на руки.— Он помолчал.— Мне уйти?