Сборник рассказов

Помню, как сделал несколько осторожных шагов вдоль стены, напряженно вспоминая обстоятельства своего падения, пытаясь определить иду ли я во двор или же возвращаюсь обратно на улицу.

И тут сильный, злой порыв завизжал и ударил меня в спину и едва не повалил в грязь.

Так, значит! Я, помню, почувствовал тогда раздражение.

"Да ведь это абсурд какой-то! Хожу в темени, ищу не ведомого кого!"

Я быстро развернулся навстречу ветру и, ведя рукой по стене, слегка выгнувшись, быстро пошел вперед.

Вот стены разошлись и... вокруг тьма - сверху летит, гонимая ветром снеговая каша, под ногами грязь и что-то черное высится по сторонам - я знал, что это стены дома и в тоже время чувствовал, что это развалины древнего замка с приведеньями, черный лес с ведьмами или еще какая-то чертовщина...

Ночь, ветер, холод, заунывное пение арки за моей спиной - все это преображало этот темный внутренний дворик в нечто чуждое.

И там, в черной стене, где-то в сорока шагах предо мною, горел квадратный, белесый глаз. Был в нем и черный зрачок: тонкий и черный только потом я понял, что это человек, стоявший около окна...

Вновь мне захотелось повернуться и бежать прочь от этого страшного места. Но тогда я решил так: "Что же это старый, гнетущий своей мрачностью дом - но здесь нет бандитов - они бы выбрали дома побогаче. Так чего же ты боишься? Нечистой силы? Но ведь это же смешно, в конце концов - ты врач, ученый, ты институт заканчивал и боишься темноты - какие-то бабушкины предрассудки тебе в голову лезут. Иди же вперед."

Здесь было четыре подъезда и я, конечно, не знал в каком находится нужная мне квартира - зато чувствовал, что это именно там, где горит квадратный глаз. Потому и направился туда через дворик.

Вот и подъезд; потянул на себя дверь, и она стала медленно и с тяжелым скрипом открываться.

В подъезде я ожидал наконец шагнуть в свет; но там на меня нахлынула все та же темень да холодная сырость, ветер не дул, но гудел где-то в стенах.

Дальше ожидал меня долгий подъем по лестнице - при этом я держался рукой за перила и по прежнему ничего не видел. Раз ноги мои погрузились во что-то рыхлое и раздался такой звук будто рвалась протухшая, отсыревшая ткань...

– Квартира 59!
– крикнул я громко и вздрогнул - где-то наверху хлопнула дверь.

– Я пришел к вам по вызову!
– никакого ответа.

– Эй, есть здесь кто?! Откройте мне дверь - в подъезде темень - я не вижу номеров!
– тишина.

– Так, ладно, черт.
– прошептал я: "-В каждом подъезде должно быть пять этажей - каждый по четыре квартиры. Это третий подъезд, следовательно, квартира 59 на последнем, пятом этаже... Так, а на каком этаже я сейчас... на третьем или на четвертом? Не помню... так ведь можно и на чердак забрести... Как же здесь холодно".

В отсутствии ветра, воздух леденил и в тоже время был душным, затхлым...

Вот, кажется, и пятый этаж. В полной темени вновь я споткнулся, выставив руку шагнул туда, где должна была быть квартира и вот уперся в ледяную, обитую железом поверхность.

За спиной раздался какой-то шорох и я, едва сдерживая крик, резко развернулся и выставил в эту плотную, душную и холодную мглу руки - ожидая, что налетит на меня какое-нибудь чудище.

Вновь шорох... где-то совсем рядом прокатилось что-то железное - возможно, банка.

Я стал шарить дрожащей рукой по двери, ища звонок...

Помню, шептал: "Где же он... откройте же... откройте!"

Уткнулся пальцем в залепленную чем-то липким кнопку и с силой надавил на нее.

Тут же, прямо над ухом пронзительно заверещало "Дррр-ррр...".

Я отпустил кнопку, однако безумная трель все не умолкала: "Дррр-ррр...".

В темноте банка, или что б там не было железное - загремело по ступеням. Из-за двери же раздались быстрые шаги и тут же глухой, невыразительный голос прямо под ухом:

– Кто там?

– Врач... по вызову...

Молчание; потом дверь стремительно распахнулась и дунул на меня поток плотного, сильно застоявшегося воздуха. Пахло болезнью, жаром и еще чем-то нездоровым, сладковато-приторным.

Около моего лица протянулась тощая рука и поправила запавшую кнопку пронзительный треск, наконец, оборвался...

Из под потолка лился на меня бледно-розовый, углубляющий тени свет. Лицо стоявшего предо мною человека, показалось мне тогда, в этом свете уродливым - страшно бледным, со впалыми щеками, с темными полукружьями вокруг глаз, с жидкими, темно-серыми волосами и тонким и длинным, выпирающим словно утес носом. Брови густые, черные, на лбу испарина; на щеках, словно размазанная грязь - щетина. Глаза горящие, лихорадочные.

Одет он был в серую рубашку и покрытые многочисленными пятнами черные брюки, ходил босиком.

– Проходите.
– бесцветно и сухо, словно иссушенный плод, выдохнул он и отступил вглубь коридора. Заскрипели половицы. Я перешагнул порог и первым делом, еще не оглядываясь, протянул ему руку и представился.

Он вытянул очень худую, тоненькую ладошку с длиннющими пальцами, быстро пожал мою руку, потом судорожно выдернул горячую от пота, подрагивающую ладошку и спрятал ее за спиной.

Коридор был узким и с низким потолком; прямо от двери заворачивал он на кухню, где горел яркий, белый свет и стоял одинокий с грязной, давно не мытой посудой стол. Даже и из коридора увидел я нескольких откормленных тараканов, что пробегали там по покрытому наростами полу.

Пока я снимал ботинки, бледный человек стоял рядом вжавшись в стену между картонных ящиков, почти полностью перекрывавших коридор. В ящиках лежали старые, зачитанные книги.

Я прокашлялся:

– Так как вас?

Он как-то замялся на месте, задышал часто и тут я понял, что он страшно не хочет говорить; вообще хочет, чтобы убирался я поскорее.

– Николай.
– он еще прошептал несколько каких-то слов, кажется ругательств...

Но голос - интонация, когда называл он имя - он вырвал его из себя с надрывом, с шипением.

У меня уже начинала от нестерпимой, жаровой духоты кружиться голова; тут же - от голоса этого в голове что-то загудело.

Наконец, я снял ботинки и свое, покрытое грязевыми пятнами, пальто; стал оглядываться, ища вешалку и тогда этот человек сдавленно хмыкнул и опять с надрывом вырвал из себя: