Сборник рассказов

Меня перепугал гроб, стоящий в углу. Но оказалось, что какой-то здоровый милиционер, еле выводя буквы, составлял о нем акт. Рядом стояла, тоже под хмельком, ядовитая старушка в платочке.

– Не будешь, мать, спекулировать гробами, - приговаривал милиционер. Другой раз задумаешься.

Наконец очередь дошла до меня.

– К этому нужно вызвать начальника милиции, - гаркнул задержавший меня служивый.

Скоро вышел сухонький, маленький человечек в форме офицера. Он тоже был пьян.

Пошептавшись с моим милиционером, он подошел ко мне.

– Почему вы облеваны?

– спросил он.

– Это не блевотина, а кровь, товарищ начальник, - ответил я.

– Не врите, что я, не вижу, - пошатываясь, сказал начальник.
– Если бы была кровь, мы бы вас еще месяц назад задержали.

– Я подрался с кошкой, - тихо, как в церкви, проговорил я.
– У меня были с ней метафизические разногласия. Кто переживет друг друга.

– Не хулиганьте, гражданин, - рявкнуло начальство.
– Отвечайте, почему вы облевались, где не положено, и не в том месте перешли улицу?!!

– По рылу бы ему дать, - ухнул розово-упитанный милиционер у меня под ухом.

– Не самовольничайте, Быков, - оборвал его начальник.
– Платите штраф, гражданин, и точка.

– Сколько?

– Ну... на четвертинку... полтора рубля то есть.

Я сунул ему в руку два рубля и повернулся к выходу.

– Гражданин, держите квитанцию, - раздался мне вслед хриплый, надрывный голос.
– У нас тут не частная лавочка.

И кто-то сунул мне в руку конфетную бумажку. Потрепанный, я выскочил на улицу.

– В конце концов, должен же я знать, когда умру, - завопил я перед самим собой.
– Я больше этого не вынесу. Я должен знать: умру я или не умру.

Но тут счастливая, устремленная мысль осенила меня. Вприпрыжку, по самым лужам, стараясь забрызгать себя грязью, чтобы скрыть следы крови, я побежал к трамваю...

Через полчаса я был у букинистического магазина. С каким-то неопределенным чувством, смутно надеясь найти какое-нибудь завалящее пособие по предсказанию будущего, я зашел внутрь.

– У вас есть черная магия?
– спросил я продавщицу.

Она подняла на меня глаза и, увидев мое перепачканное в крови и грязи лицо, пискнула и, кажется, обмочилась.

Истерически, не обращая на нее внимания, я начал копаться в книгах. Случайно мне подвернулся справочник по диагностике для фельдшеров Курской области.

Разобравшись в нужном разделе, я пробежал глазами страницу и вскрикнул: против моего симптома, который шепнул мне на ухо Собачкин, вместо зловещего слова "рак" стояло слово: "запор". Ошалев от радости и еще не веря своему счастью, дрожа от нетерпения и страха, бормоча: "Все равно не поверю, все равно не может быть, чтоб так везло", я стал рыться в толстых академических справочниках. И везде против моего симптома стояло радостное, сияющее слово: "запор".

Шатаясь, я отошел в сторону. Продавщица, забившись в угол, расширенными от ужаса глазами смотрела на меня и бормотала, очевидно в качестве молитвы, слова песенки: "Ах, хорошо на белом свете жить..."

– Теперь я готов все простить Собачкину, - ликовал я, выйдя на улицу.

Но после первого приступа радости пережитые страхи и тревоги дали реакцию: я готов был долго, целыми днями, плакать.

Измученный, ввалился я домой.

– На кого ты похож!
– заорала жена.

Сначала слегка припугнув ее тем, что у меня мог быть рак, рассказал я ей, как тяжело я это перенес и как открыл, что ошибся.

– Пожалей меня, я убил беременную кошку, - заскулил я, упав в ее руки.
– Теперь меня замучает совесть.

– Только и всего. Какая ерунда, - бодро провозгласила жена.
– Ну сделал глупость, другой раз так делать не будешь.

– Везде ужасы, - лепетал я.
– Одному дяде с нашей работы хулиганы отрезали ухо...

– А тебе-то что, - прервала жена.
– Если только это дядя, а не тетя, и она внимательно посмотрела на меня.

– Конечно, дядя. Большой такой, - покраснев, увильнул я.

Жена принесла ведро воды.

– Я не вернул раздатчице лишние деньги; у нее детишки, они будут голодные, - не выдержав, горько всхлипнул я.

– А вот это ты молодец, - обрадовалась жена.
– Не зря страдал, что болел раком. Сколько же она тебе передала?

– Десять рублей, - опять покраснел я и, не переставая всхлипывать, мельком подумал, с каким удовольствием я пропью завтра оставшиеся пятнадцать рублей.

– Ну все хорошо, что хорошо кончается, - заключила жена.
– А ведь намучился ты так потому, что тебя Бог за меня наказал. Не хотел принести мне сегодня утреннюю любовь...

– Я больше не буду, - еще горше заплакал я.

– То-то, милок, слушайся меня впредь, - окончила жена и стала меня отмывать. Временами, умиленный, как поросенок, наслаждаясь своим спасением, я целовал ее голые руки.

Сморчок

Сморчок возрос где-то между Тридцать шестой и Сороковой улицей. По нему - или, скорее, около него - ходили бесчисленные толпы людей, свежеоскаленные, бодрые, скрыто депрессивные, а в общем, нормальные люди.

Еще до рождения в его досознании отпечатались следующие клише:

– How are you? [Как поживаете? (англ.)]

– I am OK [Всe отлично. (англ.)]

– Вы профессор русской литературы?

– Yes.

– И я тоже.

– Is it nice weather? [Погода хорошая, не так ли? (англ.)]

– Погода хорошая.

– Вот встреча коллег!

– I am OK.

Сморчок слышал эти разговоры в подземелье, до своего появления на свет. А теперь он появился и возрос: в основном на свет появилось что-то маленькое, убогое, но жизненное - некий лепесток.

Лепесток - на выжженной, оплеванной, обмоченной нью-йоркской улице. Как отмечалось, к нему стали ходить - душегубы, убийцы, бизнесмены, маньяки и обычные средние люди. Один из них упал на лепесток. Его, оказывается, выгнали с работы, и он знал: никогда уже не возвратят.

Он рыдал в лепесток.

Сморчок (в грусти подсознания своего) вообще не понимал, как такие существа могут быть, но сам он настойчиво произошел.

Нью-йоркское солнце било в лицо.

Однажды рядом с ним лег дегенерат.