Сборник рассказов
Шрифт:
– Слава Богу, – вздыхаю я и чувствую, что сейчас расплачусь. – Заботливая моя.
Танечка прижимается ко мне совершенно по-кошачьи. Я глажу волосы дочки, мягкие такие, каштановые, очень похожие на волосы мамы ее умершей.
– Не переживай, папочка, – говорит Мишенька и обнимает меня за плечи. – Я ведь теперь не маленький, а Танька и совсем уже взрослая.
– Как же я могу за вас не переживать?! – говорю я строго, но улыбаюсь. Ей ведь только пятнадцать, а тебе всего лишь десять. Постоянно я вас бросаю, оставляю. Тяжело ведь вам, маленьким, одним справляться.
Дети смотрят на меня с любовью и укором.
– Мы ведь все понимаем,
– Ага, – добавляет в подтверждении сестриных слов Мишка.
Так мы сидим вместе и болтаем до самого вечера.
– Завтра к маме поеду, на кладбище, – говорю я перед сном на прощание и смотрю на детей.
Сынок и дочка молчат, со мною не просятся. Знают они, что один я к Мариночке езжу, целый день у могилки ее проводя. Знают они, что плачу я у могилки родной и не хотят смущать меня слезами этими.
– Цветов отвезу я маме завтра, ее любимых – ландышей серебристых и лилий королевских.
Детки мои притомились и спать отправились. Я же долго сидел еще на кухне под форточкой. Курил. Думал над словами Антона Борисовича.
«Да пусть и так даже! Что же из этого?! Пускай это правдой будет натуральною! Не брошу я их никогда, не оставлю! Все я сделаю для них, кровь свою по каплям выцежу, жизнь отдам по частям или в целости, душу заложу в ломбард дьявольски, не задумываясь ни на секунду! В девятый раз мне ложиться в больницу придется? Да хоть в сотый! Хоть в тысячный, хоть в миллионный! Ведь после каждого раза домой я возвращаюсь, к ним, к деткам своим ненаглядным! Каждый раз обнять их могу, приласкать, приголубить. Пусть на неделю, на день, на час. Да хоть бы и на миг… Как бы плохо мне не было, в какие бы чернушные глубины не забрасывало меня сознание мое уставшее и организм больной. Детей я не брошу никогда…
Тушу я сигарету очередную. Встаю. Иду в детские комнаты. Беззаботно спят детки мои. Знают, что папа их дома и ничего не случится плохого или неположенного.
«Хороший все-таки человек Антон Борисович, – думаю я и целую спящую дочку. – Смелый он очень, мужественный. Правду жестокую сказать не побоявшийся…»
«Прав он, доктор этот», – думаю я и глажу по голове разметавшего на кровати сына.
Знаю я, что надолго дома не задержусь. Пройдет день, три, пять, неделя. Аллергические позывы вновь потянут меня в лекарственные недра больниц и госпиталей.
«В девятый уже раз, – думаю я, но не пугает меня эта цифра. Ведь смысл в ней есть и цель у меня присутствует.
И пусть это не поможет в очередной раз. Но ведь когда-нибудь поможет?! А даже если и нет. Ведь позволяет мне лечение обратно домой возвращаться, к своим детям, которых люблю больше, чем жизнь собственную.
«Пусть валятся на нас несчастья. Что ж с того?! Ведь на дне этого глубокого короба страданий, что дарует человеку жизнь, всегда остается надежда.
Аллергия моя вернулась через три дня…
Паразиты
Доктор неврологии Семен Андреевич Дельский очень волновался. Эта черта была для Дельского характерна, но сегодняшнее волнение выходило за рамки «волнения обыкновенного».
Еще бы! Именное приглашение на гербовой бумаге, врученное вежливым юношей с тонкими усиками, исходило от самого академика Снежницына! Дельский не представлял для чего он – скромный работник рядового НИИ понадобился руководителю Международной Неврологической Лаборатории, но открыв конверт едва не бухнулся в обморок.
Взяв
себя в руки Семен Андреевич перечитал приглашение семь раз. Отложил, включил телевизор. Открыл журнал «Основы самокопания», заварил чай и уставился в окно, временами прикасаясь к заветному конверту. Лег рано, но сон никак не шел. Проворочался всю ночь, лишь под утро провалившись в сумбурные сновидения.Встал он опухший и взвинченный, с насморком и блуждающей на губах улыбкой. Почистил зубы, вырвал торчащие из носа волоски, в очередной раз помечтав о новой щетке. Выпил на завтрак чашку купеческого чая, закусил сушкой. Повязал желто-синий галстук в крупный горох мало гармонировавший с серыми тонами престарелого костюма и вышел из дома в неначищенных ботинках.
Семен Андреевич не утруждался мелочами. Он служил Науке и прибывал в убеждении, что фаворитами строгой дамы модники и франты не становятся.
Вызов в Международную Неврологическую Лабораторию! Что может быть значимее для ученого, чьи сердце и разум брошены к нестройным ногам Царицы рационального?! Для того, кто спустя десятилетия исканий наконец-то обрел желанное признание?! Семен Андреевич не понимал, чем вызвано долгожданное приглашение, но не сомневался в его заслуженности.
За то время пока металлическая колбаса вагонов метро дотащила Семена Андреевича до нужной станции, докторское воображение нарисовало целую галерею радужных полотен. На одном Дельскому вручали медаль с выступающим профилем президента Никарагуа. На другом он читал лекцию в древних стенах Сорбонны. На третьем получал поздравления от коллег-иностранцев и игривые подмигивания молоденьких девушек из научных сообществ…
Последний образ заставил Дельского покраснеть.
Жил Семен Андреевич в одиночестве двухкомнатной квартиры, чем-то напоминая монаха, в чем-то аскета. Бывшая жена Маргарита Ульяновна, бухгалтер по образованию и образу мысли, человек практичный, приземленный и от науки далекий ушла одиннадцать лет назад. Во времена Союза женщина мирилась с отсутствием денежных излишек, но девяностые годы с их оголтелой коммерцией расставили все по местам.
Образ бухгалтерского мышления способствовал успеху. Маргарита Ульяновна продавала женское белье и аксессуары. Много белья и много аксессуаров. Сеть фирменных бутиков «Трусс э ль» расползалась по стране как моровое поветрие.
Семен Андреевич по поводу развода не переживал. Работал больше обычного. Пить не начал, даже курить бросил. Жизнь холостая немногим отличалась от времен женатости.
Добрая Маргарита Ульяновна, чувствуя вину, навещала бывшего мужа. Гладила рубашки-брюки и лохматую докторскую шевелюру. Приносила что-нибудь вкусненькое.
– Нашел бы ты работу, Сеня! – говорила она тепло и скармливала Семену Андреевичу очередной капустный пирожок. – Не надоело играться в институты? Хочешь, к себе возьму, директором по научным вопросам?
К приготовлению пищи бывшая жена была неспособна генетически. Дельский давился, но ел. Приходы Маргариты по большей степени раздражали, но он терпел. Когда-то Дельский любил эту женщину.
Здание Международной Неврологической Лаборатории занимало старинный особняк времен Николая I. Несмотря на возраст выглядело оно молодцевато и отремонтировано. Семен Андреевич постоял перед массивной дверью, удивленно рассматривая промокшие ботинки с кусками налипшей грязи.
«Когда умудрился?», – подумал он и нажал на кнопку звонка.