Сборник рассказов
Шрифт:
Следом движется толпа «сынов гор». Похотливая алчность или алчная похоть. Любая из данных формулировок полностью отражает их сущность. Вон, повернули головы вслед милой молоденькой девушки, чей взор, на радость, оказался приятен: легкая грусть вперемешку с искорками нежности. Хорошее сочетание. Быть может, она влюблена?
Кто-то толкнул его в спину, сбив приближающуюся мысль. Обернувшись, Андрей наткнулся на целящие взгляды молодого парня и красивой девки. Именно девки, вежественное обращение «девушка» неприменимо к подобным кобылам. Глаза парочки излучали насмешку и наглую самоуверенность.
– Че встал, деревня? Дай пройти, а то укушу! – пробасил парняга,
Его подружка хихикнула, и ее взгляд преисполнился гордостью за своего героического спутника.
Неприкрытое хамство позволяло драться или грубить, но Андрей подвинулся. Сладкая парочка, чеканя шаг, почапала своей дорогой. До его слуха долетела их прощальная фраза:
– Понаехали всякие! Уже и прогуляться негде! Сидели бы в своих колхозах да коров доили!
Говорила бабенка, что было вдвойне обидно, но он сдержался. Ему ли, потомственному графу Вяземскому обижаться на разное плебейское быдло? Пытаться что-то им разъяснить и доказать?! Неужели всем и каждому необходимо предъявлять документы, подтверждающие его дворянское происхождение?
Бумаги действительно имелись. Перед смертью мама рассказала ему о подвигах предков, нарисовала генеалогическое дерево и передала, чудом сохранившиеся, царские грамоты. В их роду были и храбрые воины, и ловкие дипломаты, и предприимчивые дельцы. Разные были, но он – последний из оставшихся в России. Да и вообще последний.
Прапрадед Андрея – молодой гвардейский офицер Петр Николаевич Вяземский не покинул Родину во времена революционного беспредела и погиб на колчаковких фронтах. Он до конца был верен императору и не запятнал свою честь предательством. Узнав о случившемся, его жена, Анастасия Михайловна, схватила в охапку детей, старшего Николая и младшего Алексея, и попыталась бежать в Париж, но…
На поезд с беглыми аристократами, напала ватага отважных красногвардейцев. Как же, драгоценности вывозят за пределы Родины! Немедленно экспроприировать!
В адской мясорубке, устроенной красными, в живых остался только Алёша, прадед Андрея. Так началась самостоятельная жизнь новоявленного графа, имевшего за душой лишь пять лет отроду. Годы скитаний и лишений оборвались в 43-ем на Курской дуге. Извлеченному из подбитого танка обгоревшему трупу капитана Вяземского посмертно присудили звание Героя Советского Союза.
Так его восьмилетний сын Коля стал наследником родового титула. Воспитанный в духе советского тоталитаризма он, тем не менее, помнил последние слова уходящего на фронт отца:
«Помни, сынок: ты – последний Вяземский. Если я погибну, наш род продолжать тебе. Никогда не забывай об этом! Честь нашей фамилии в твоих руках!»
Геройская гибель родителя в одночасье превратила мальчика Колю в юношу Николая…
Андрей хорошо помнил своего деда, этого сильного, честного и справедливого человека. Николай Алексеевич не перенес смерти дочери и через две недели после трагедии, скончался от обширного инфаркта. Так Андрей стал круглым сиротой…
Хотя где-то и существовал его отец – запойный водитель автобуса. За всю жизнь они встречались дважды, и данные встречи оставили в душе Андрея лишь горечь и непонимание. Как его мать могла сойтись с таким … Отца нет. Он умер. Точка.
И вот последний граф Вяземский стоит на шумной московской улице. Никому во всем свете ненужный, с тремя сотнями рублей и дипломом выпускника Волоколамского Детского Интерната №7. Стоит, униженный парой человекоподобных существ и не знает,
что предпринять. Тем не менее, злость отсутствовала, и только жалость, липким харчком, вклеилась в сознание.«Почему все так?! За какие великие прегрешения? За что я наказан?»
«Хватит ныть! Соберись, тряпка! Придет время, ты отомстишь и займешь достойное тебя место в обществе!»
Верный внутренний голос! Друг, соратник, советник. Пожалуй, единственный настоящий друг. Сколько интереснейших бесед произошло между ними в тяжелые моменты детдомовского одиночества! Это походило на сумасшествие, но Андрей пинками гнал подобные мысли. Внутренний – друг, вторая половинка его существа. А по поводу раздвоения личности и прочей врачебной лабуды… Лучше на себя посмотрите! Сейчас же Внутренний прав, пора идти.
Прокаленный лучами солнца тротуар подобно помоечной крысе бросился ему под ноги. Из-за жары и голода кружилась голова, а мокрые от пота носки исторгали ароматную вонь.
«Сейчас бы в пенную ванну или на худой конец под прохладный душ. Нет, пусть лучше морозно-ледяной! И схарчевать чего-нибудь вкусненького! Мечты, достойные тех обезьян, но не меня».
А город жил, не обращая ни малейшего внимания на мысленные потуги голодного сироты. Громады магазинов приветливо распахивали двери-пасти и жадно заглатывали людские толпы. Яркие вывески баров, кафе и ресторанов обещали вкусно и недорого накормить, напоить и развеселить. Прям сказка какая-то, чтоб их всех в извращенных формах! Казино предлагали в одночасье стать «миллионщиком» или выиграть эксклюзивный, дорогой приз.
Москва предстала перед Андреем в образе старой и ненасытной шлюхи, которой всегда и всего мало: людей, денег, машин, развлечений… Она отторгала и притягивала, душила и давала глоток свежего воздуха. Отнимала желание жить и тут же бросала зыбкий призрак надежды.
И люди подстраивались под ее ритм: то прилежно-неторопливый как классический полонез, то элегантно-веселый как добрый венский вальс, то эротично-жгучий словно вечернее аргентинское танго, а то и бездумно-стремительный как танцы современной молодежи. Последнего не в пример больше, что и дураку понятно: ведь так проще.
Найдет ли он в этом муравейнике свое место? Или будет проглочен, пережеван и высран, подобно тысячам молодых людей, съехавшихся в столицу из разных уголков России? Сколько их было: ищущих лучшей доли и переполненных чрезмерными амбициями? Сколькие сгинули в дебрях и подворотнях этого города-монстра? Кто-то в наркоманском притоне, с посиневшими губами и «телегой» в вене, кто-то в бессмысленной пьяной драке, а кто и просто по своей глупости и нежеланию работать.
Думали, попадут в Москву и сразу станут богатыми и знаменитыми?! Хер вам на блюде, дорогие мои малыши! Везде надо пахать подобно проклятому богами Сизифу! Либо головой, либо руками, либо как продажные девки и всяческие пидоры, интимными местами. И тебе воздастся сторицей!
«Да! Я сильнее, умнее и лучше! Я добьюсь, не просто благополучия, но поставленной цели! И не загнусь раньше отведенного срока!» – словно мантру проговорил про себя граф.
«Да, несомненно! Я не такая, я жду трамвая!»
Ирония Внутреннего раздражала, но Андрей прекрасно понимал правоту своего невидимого собеседника.
Без действия мысль пуста. Ничто. Абсолютный ноль. Можно всю жизнь проваляться на диване, генерируя гениальные идеи и новые философские направления, не делая, ровным счетом, ни черта. Лежать, поплевывая в потолок и ругая других за совершенные ошибки и глупые просчеты. Считать себя хорошим и правильным, а других – ничтожествами и идиотами.