Сценарий фильма "Кин-дза-дза"

– Дядя Вова! Чужая скрипка!

– Спокойно, скрипач! И Машков зажал скрипку подбородком, нещадно фальшивя, запиликал нехитрую песенку, которую разучивают в начальных классах детских музыкальных школ.

– Тихо!
– остановила его артистка. Взяла “кофемолку” и приказала: - Давай сначала.

Машков заиграл. Девушка крутанула ручку “кофемолки” и из невидимых динамиков полилась музыка, по отвратительности звучания сравниваемая лишь со звуком бритвы, проводимой по стеклу.

– И пой, - велела девушка.

– Сейчас! Как там? Ага, вот: - Машков запел, подыгрывая себе на скрипке:

Мама, мама, что я буду делать?

Мама, мама, как я буду жить?

У меня нет теплого пальтишки,

У меня нет теплого белья.

– Ы-ы-ы, - хрипло взяла девушка и затряслась.

Машков перестал играть.

– Сойдет?
– робко спросил он.

– Ты садись, - сказала ему актриса.
– А ты… - она посмотрела на Гедевана, задумалась.

Я барабанить могу, - пробурчал Гедеван и покраснел.

Железная дорога № 2.

Оранжевое солнце висело над горизонтом, косыми лучами освещая пурпурные пески Плюка. Платформа бесшумно, как во сне, катилась по рельсам. Девушка сидела в клетке на подушке, земляне, - перед ней на курточке Гедевана. Голову Гедевана украшала пилотка из газеты.

Машков мастерил вторую.

– Цан, а можно еще на скрипке, как на мандолине сыграть.
– предложил Гедеван. Он взял скрипку, проверил пальцем строй, - Дядя Вова дайте спичку, пожалуйста.

Машков посмотрел на него.

– Извините, забыл, - вздохнул Гедевай.
– Ничего, я ногтем.

Гедеван заиграл “Сулико”.

– Не надо. Отсебятина. Маму будем петь, - сказала Цан и улыбнулась Машкову.

Машков закончил шапку. Надел.

– Цан, посмотри, а вот Батуми, - Гедеван показал пальнем на фотографию на сгибе газетной пилотки Машкова. На фотографии был запечатлен колхозник на фоне чайной плантации. Бату-у-ума, - мягко повторила Цан, глядя в глаза Машкову.

– Нет, Батуми - это город. А это, - Гедеван похлопал Машкова по плечу, - Владимир Николаевич.

– Дядя Вова, - нежно сказала девушка.

– А меня зовут Гедеван, - сказал Гедеван.

– Ты говорил, скрипач, - напомнила Цан и подмигнула Машкову.

– Цан, у тебя воды не найдется?
– спросил Машков.

– Найдется, - ласково ответила девушка.

– Угостишь?

– Угощу потом. После выступления.

– Ясно.
– Машков открыл портфель, вынул пучок травы и нож.
– Высушим, покурим. Не возражаешь?
– спросил он Гедевана.

– Что вы?! Пожалуйста!
– Цан, это грузинская трава киндза.

– Кин-дза-дза, - поправила Цан.

– Нет, Цан, - улыбнулся Гедеван.
– Кин-дза-дза - это ваша галактика, а киндза - это наша трава. Вах! Как я раньше не додумал? Владимир Николаевич, а может это не совпадение, а? Может кто-то из наших когда-то в древности уже прилетал сюда и отсюда это название? А что? Почему нет?

– Из Батуми прилетал, - сказала Цан и снова подмигнула Машкову.

– Нет, почему обязательно из Батуми… Это ж так… Гипотеза…

Машков положил траву на футляр и стал нарезать ее на узкие полоски.

– Цан, извини, а вот такие, с хоботками, это кто?
– спросил Гедеван.

– Никто. Фитюльки.

– В какой смысле?

– Во всех. Болтают, что они тут раньше до плюкан жили.

– Но это так… Треп.

– Цан, а еда у тебя есть?
– спросил Машков.

– У меня все есть, дядя Вова, - многозначительно сказала Цан.

– Дядя Вова, шлюпка!
– сказал Гедеван.

Впереди на песке полусгнившая шлюпка.

– Скоро будем выступать.
– Цан прикрепила колокольчик к носу.

Машков и Гедеван последовали ее примеру.

– Цан, если тут раньше море было, почему ракушек нет?
– спросил Гедеван.

– Из них луц сделали.

– Чем думали эти плюкане, когда все уничтожили. Как тут можно жить? – возмутился Гедеван.

– Лично я довольна, что меня сюда занесло, - сказала Цан.

В этой галактике Ки лучше, чем Плюк планеты нет.

– А что на твоей Зетте еще хуже было?

– Воздух.

– Воздуха не было?

– Был, Но не у всех.

– Как это?
– поднял голову Машков.

– А так. У кого есть чатлы, тот покупает кусок воздуха.

– И это его воздух. А если я подышала его воздухом, то мне надо платить, - Цан выразительно посмотрела на Машкова.
– Вот так-то.

– Катер!
– воскликнул Гедеван.

– Впереди из-за бархана показался катер.

– А как определить, где чей воздух?
– спросил Машков.

– Ну вот, смотри. Вот твой участок воздуха. Вот его. А между ними безвоздушное пространство. Элементарно.

– А у кого денег нет, тот чем дышит?

– А тот не дышит. Тот последний выдох в шарик выпускает.

– Ну ладно, приехали… Приготовились!
– Цан взяла кофемолку, встала.
– Играем, как репетировали.

– Буксир, - сказал Гедеван.

Машков аккуратно собрал нарезанную траву, спрятал ее в нагрудный карман и взял у Гедевана скрипку и смычок. Гедеван поднял футляр.

Катер.

Платформа остановилась у катера.

Это был ржавый большой буксир со свежевыкрашенной оранжевой рубкой. Поломанная мачта, упиралась в фальшборт, лежала клотиком на песке. К фальшборту был привязан большой серый шарик.

– Заходите, ребята, - позвала Цан, освобождая место в клетке.

– Цан, в клетке мы петь не будем. Это унизительно, - твердо сказал Гедеван.
– И тебе не позволим! Выходи! Пусть попробует кто-нибудь что-то сказать. Я с ним поговорю!

– Кю!
– раздался истеричный вопль и их рубки на палубу выскочил взъерошенный, небритый мужик, с лицом помятым, как привокзальный пирожок.

– Кю! Кю! Кю!
– завизжал Пирожок, поглядев на артистов. Он двумя руками содрал привязанный к борту серый шар и сжал его руками. Шар с шумом лопнул. Пирожок бросил на палубу остатки и скрылвя в рубке.