Счастье по наследству

Весь вечер я прорыдала на руках Фло. Остаток ночи мы составляли план дальнейших действий, а утром вместе поехали к Сеймуру.

Представляю, какое впечатление мы произвели на деда. Опухшие, бледные, с красными воспалёнными глазами в обрамлении тёмных кругов.

Он как-то быстрой всё понял и задал всего один вопрос:

— Ну, и кто из вас?

После того разговора в учительской Сеймур стал относиться к Фло как к ещё одной внучке и всячески её привечал. Вероятно, понимал, что подобное родственное участие для живущей в роскоши брошенной девочки куда важнее той самой роскоши. Иногда я даже его ревновала, но быстро отходила, понимая, насколько мне повезло жить с человеком, который никогда не пытался мной управлять. Хотя, может, и стоило.

— Я, — юлить и выкручиваться было не в моём стиле ни в пять, ни в восемнадцать.

— Что намерена делать?

— Рожать.

— Парню сказала?

— Да.

— А он?

— Трусливо слился, — вступила Флоренс. О том, что Эрик женат, мы благоразумно решили умолчать.

— Ты здесь в качестве адвоката, что ли?

— Ага. Вдруг вы Эмму из дома выгоните.

— Это с чего такие выводы?

Фло с победным видом повернулась ко мне:

— Я же говорила, что дед у тебя мировой.

— Да я как-то и не сомневалась.

— И всё же притащила подружку, — буркнул Сеймур.

Вот и всё недовольство.

С другой стороны, а чего я ожидала? Скандала и ссор? Это с такой-то женой, дочерью и старшей внучкой?

Когда Флоренс ушла, мы с Сеймуром, почти так же, как накануне с Фло, занялись планированием. Дед настаивал на том, чтобы учёбу я не бросала, и пообещал помочь с оплатой второго курса. Рожать мне предстояло в сентябре, пропущу неделю почти в самом начале учебного года — это не страшно. Другое дело, надо решать что-то с сиделкой для малыша, и тут очень пригодились связи Сеймура, как владельца знакового заведения в районе. Его завсегдатаями были мужья настоящих и бывших учительниц, медсестёр, социальных работников. Кого-нибудь точно найдём. Можно даже особо не спрашивать, достаточно повесить яркую листовку на доску объявлений и в витрину. В моей комнате решено было сделать ремонт, освободить пространство для кроватки и пеленального столика. Но всё это после. После. После того, как я почти полдня проплакала в объятиях деда.

Гормоны.

Несчастье случилось в апреле. Мучащие меня два дня боли в пояснице я списала на длительную ходьбу. Погода стояла хорошая — почти неделю без дождей — и я много гуляла. А на следующую ночь проснулась от спазматических болей в животе. Пока ждала скорую, пошла кровь. Бурые сгустки на белье — вот и всё, что осталось от моей малышки.

Неделю я провела в больнице и вышла оттуда другим человеком.

Глава 15

Soundtrack Ghost by Charlene Soraia

Как быстро меняются приоритеты. Быстрее, чем дорожная обстановка на гугл-картах. Ещё недавно моей главной задачей было получение хорошего образования. Потом мечталось никогда не расставаться с классным парнем. После расставания с этим классным парнем — стать классной мамой ребёнку, которого он не захотел, но которого хотела я.

У меня получилось бы. Правда. Я бы смогла. Более того, я чувствовала в себе силы для этого. Не слепая вера в себя, а именно уверенность, что всё у нас получится: у меня, Сеймура и моей крохотной девочки.

Не вышло.

Надо было понять почему, и время в больнице я посвятила именно этому.

Мне предложили помощь больничного психолога, специализирующегося на женщинах, потерявших ребёнка, но я отказалась. Доктора в самом начале предупреждали, что я должна быть готова к любому развитию событий, но моя страусиная позиция себя не оправдала. Но только ли в ней дело?

Надо было за что-то уцепиться, и я начала обратную перемотку: потеря ребёнка, беременность, отношения с Эриком, встреча с Эриком, работа у деда, поступление в колледж, зацикленность на учёбе, отсутствие отношений с парнями.

Неопытность. Неопытность. Неопытность.

Меньше чем за год моя жизнь прошла через множество фаз, которые у других девчонок сменяют друг друга, а не сваливаются в кучу. Конечно, я запуталась. Конечно, много на себя взяла. И организм, и природа, и высшие силы таким вот образом показали, что не в своей я фазе. Ничего бы я своему ребёнку не дала. Нечего было давать, потому что я и сама ещё была ребёнком. У героя моего любимого фильма «Большой» с Томом Хэнксом был игральный автомат Золтар, и он снова вернулся в детство, попав ему в рот четвертаком. В моём случае всё оказалось намного сложнее. Мне девятнадцать, за плечами выкидыш, неудавшиеся отношения и отсутствие понимания как жить дальше. Может, просто начать с того, на чём остановилась, и побыть для разнообразия беззаботной девятнадцатилетней девчонкой? У меня же получится быть беззаботной? Точно получится. Должно получиться.

Так себе план. Но он, по крайней мере, был.

Его воплощению неожиданно поспособствовало очередное возвращение в мою жизнь матери. Я уверена, что не Сеймур надавил ей на совесть: дед не хуже меня знал, что утешительница из его дочери та ещё. Может, мама всё же что-то почувствовала, маячок внутренний сработал — тот, что во мне смыло разрушительным цунами, и она вернулась в Сиэтл из очередной погони за хорошей жизнью. Просто возникла на пороге дедовой квартиры на второй день моего возвращения из госпиталя, увидела меня бледную, валяющуюся на диване в спортивном костюме и носках, и сразу кинулась обнимать.

— Бедная моя девочка! Что же с тобой приключилось?

Беззаботность откладывалась. Паны рушились. Горе брало верх. Горе и желание, чтобы пожалели.

Никогда в жизни этого не требовалось, а здесь…

Фло я сочувствовать не позволила. Позвонила ей из больницы, сказала о том, что произошло, и когда она начала реветь в трубку, отключила связь. После. Всё после.

А вот Сеймур сочувствовать не мог. Не в силу душевной чёрствости, а потому что сам еле держался. Я видела, как он за меня испугался в ту страшную ночь. Видела красные воспалённые глаза, когда приходил навещать в госпитале. Дед садился рядом, брал меня за руку и молчал. Я тоже ничего не говорила. Не было таких слов, что мы могли бы друг другу сказать, не начав плакать. Поэтому и дома вели себя, как ни в чём не бывало. Будто я перенесла какой-нибудь вирус и теперь иду на поправку. Он даже стены в моей комнате покрасил в тот же цвет, что и до ремонта, и мебель расставил так же, как до него. Вот так Сеймур проявлял заботу и сочувствие. Для меня и этого казалось много. Однако появление матери показало, что это не так.

Я всё ей рассказала: и о ребёнке, и об Эрике, и каким именно оказался этот Эрик. Как женщина, не единожды пережившая мужское предательство (мнимое или нет — не важно), мать не давала мне никаких советов. И это было правильно, потому что от неё я их не приняла бы. Она просто слушала — этого уже было много.

Мама провела рядом со мной всю неделю, что я восстанавливалась. Сеймур её поведение не комментировал, лишь просил звонить, если что-то понадобиться, пока он будет на работе. Я не звонила. Она тоже. Мне кажется, мама стеснялась деда, по крайней мере, она никогда не оставалась с ним наедине.

Исчезла она так же внезапно, как и появилась, и моя копилка детских воспоминаний дополнилась её мягкой рукой, осторожно перебирающей мои волосы. Я понимала, что это всё, на что способна моя мать, и не обижалась. Нельзя же обижаться на ветер, что в один день он дует сильнее, чем в другой. Ветер есть ветер, а попутный он или нет, решать тебе.

Я пробыла на вилле Николь три дня, пока она решилась на тот важный разговор, из-за которого и пригласила меня в Лос-Анджелес.

Начала, как всегда, неожиданно и сразу с основного вопроса.