Счастливое число Кошкиной
Шрифт:
— Три новых из пятидесяти семи. Очень неплохо, — улыбнулся отец, продемонстрировав мне Валентинки, аккуратно вложенные в альбом. Поставил его на полку, а остальные, повторяющиеся, открытки убрал в коробку.
Если бы кто-то в мире озадачился вопросом праздника письменных признаний в любви и захотел посмотреть вживую на самую большую коллекцию Валентинок, то ему однозначно стоило заглянуть в кабинет отца. Такая вот немного странная направленность в филокартии, а совсем не коллекционирование охов и ахов, как иногда называла увлечение папы мама. Хотя слова по поводу влюбленных в Кима Яковлевича студенточек и имели под собой почву, притом основательную — отец в свои пятьдесят при желании с легкостью мог вскружить голову любой женщине, — но для него существовала одна единственная — моя мама.
— Любушка, душенька моя, а вот и мы, —
— Ровно так же задирал нос, — рассмеялась мама. Переставила в центр стола суповник и притворно заворчала, когда отец приобнял ее и мягко коснулся губами виска. — Ким, хватит! Остынет.
— Пускай. Главное, чтобы наша любовь не остыла.
— С тобой остынет, как же.
— Понеслась, — хохотнул я и кашлянул, привлекая к себе внимание родителей. — Очнитесь, влюбленные. К вам пришел сын и он голоден, как волк.
— А что же случилось, что волка не кормят дома? — тут же поинтересовалась мама.
— У волка очередной кризис в личной жизни и перерыв в гастрономических извращениях в виде брокколи на пару, — произнес я, кривясь от одного только упоминания этой зожной еды. — А все потому, что ваш отпрыск плохо воспитан и не умеет сдерживать свои эмоции.
Переглянувшись, родители критично посмотрели на меня, словно примеряли озвученное, и рассмеялись.
— Любушка, солнышко мое, у нашего отпрыска на лицо острая нехватка мяса, — вынес свой вердикт папа.
— Полностью с тобой согласна, Кимушка. Больший бред себе представить сложно, но, слава Богу, это легко поправить, — мама до краев наполнила мою тарелку солянкой и вложила в ладонь ложку. — Денис, ешь! Как чувствовала, что сегодня без лечебной солянки и запеченного мяса не обойтись. И не вздумай заниматься самолечением пельменями! С собой положу.
— То есть варианта остаться на стационар нет? — спросил, поднимая взгляд на родителей.
— Я же говорю, острая нехватка мяса, — подмигнул, обнимая маму, отец. — Разве невоспитанные дети ведут себя так?
— Не знаю, Ким. У нас таких не было, — родительница с любовью провела ладонью по моей шевелюре и вздохнула. — Лопай уже, голодайка.
После крайне плотного и вкусного ужина, закончившегося маминым пирогом с вишней, я кое-как дополз до своей комнаты и аккуратно упал на кровать. Щелкнул выключателем ночника стоящего в изголовье, наощупь взял книгу, которую начал читать в прошлый раз и сдвинул ноги ближе к стене — отдувающаяся и закормленная не меньше моего Текила запрыгнула следом, вытянулась колбасой и блаженно выдохнула, когда у нее под боком свернулся клубочком Гумперт. Два рыжих и хвостатых попугая неразлучника, стоило им только встретиться, не отходили друг от друга ни на минуту, в пух и прах разбивая теорию непереносимости кошками собак и собаками кошек. Эти двое мало того, что играли вместе, так еще и ели из одной миски. Сперва хрустели кормом Гумперта, потом трескали еду Текилы. Опустив пальцы на холку собаки, почесал ее, решая стоит ли начинать читать перед сном или лучше раздеться и просто поваляться, ни о чем не думая. Стянул с себя футболку и джинсы, бросил их на стул и вырубился раньше, чем укрылся одеялом.
10. Пердимонокль. POV. Геля
Честно говоря, выходить на смену после того, что отчеблучил в своей машине Таракан, было немного страхуевенько. Но то ли в его головушке что-то, наконец, щелкнуло в сторону адекватности, то ли ему резко наскучило до меня докапываться — не знаю. Одно точно, в последнее время присутствие Таракана у раковин свелось к минимуму, а спустя неделю его персона и вовсе перестала наблюдаться поблизости. Вот только этот факт сегодня почему-то добавлял мне нервозности, а не счастья. Ещё и пятая точка с самого утра подсказывала, что светит мне жопа таких эпичных размеров, что реши я найти на нее трусы, придется расчехлять пару Боингов — по одному чехлу на каждое полужопие. Ну и ко всему этому "счастью ожидания не пойми чего" Софочка, второй администратор, по секрету сказала, что мой личный тиран оказывается внезапно захворал и сел на больничный, а Нафталинка с утра приперлась раньше всех и кружила коршуном, выискивающим одну вечно опаздывающую Кошкину. Только я, к слову, не опаздывала ни разу, но это разве докажешь? Плохо быть подчинённой,
у которой из прав лишь перчатки и фартук, а обязанностей вагон и две тележки прицепом. Вроде пришла, как всегда, минут за пять до начала смены, переоделась и просто чуточку зависла в телефоне, мониторя объявления о сдаче квартир. И похоже хорошо, что зависла. Когда я вышла из подсобки, через служебный вход на панике влетела владелица "Прованса", сгребла понятно кого ждущую у раковин Нафталинку под локоть и потащила ее за собой решать свои начальственно-вселенские вопросы. И пердимоноклевый пердимонокль надвигающейся задницы уже не просто зашкрябал, предупреждая, а заголосил во всю свою глотку. Взгляд Беллы Антоновны очень недвусмысленно намекнул мне, что ее персона еще объявится и исключительно по мою душу. Думаю, даже Сморчок со всеми своими портубертатными проблемами допенькал бы, что когда через два часа меня пригласили в кабинет бухгалтера, то явно не для того, чтобы обрадовать выписанной премией. А могли бы.— Гелечка, присаживайся, — елейно пропела Нафталинка, сдвинув по столу лист бумаги, на котором красивым росчерком красовалась подпись Дианы Семёновны, владелицы "Прованса". — Прочитай и подпиши.
Я честно прочитала первый абзац про какую-то оптимизацию расходов, а на втором — там, где рядом со словом “уволить” поставили мою фамилию, подняла глаза на бухгалтершу. И ой зря она так гаденько улыбнулась и протянула мне ручку. Знаете ведь, когда терять больше нечего, внутри просыпается такая стерва, которой только дай повод, ответочка прилетит мама не горюй. А Нафталинка, дура, не смогла сдержать своей радости:
— Будешь знать, проститутка… — начала она и поперхнулась, когда я бросила свои перчатки ей на стол и кровожадненько улыбнулась в ответ:
— Так-то по Трудовому кодексу за две недели уведомить об увольнении должны, Белла Антоновна.
— Не умничай! — вспыхнула бухгалтерша, пальцем-сарделькой ткнула в место, где очень хотела увидеть мою подпись, и поторопила. — Подписывай и выметайся!
— А с какой радости? — спросила я, хлопнув ресницами а-ля идиотка. — По закону я имею право отработать две недели с момента уведомления об увольнении, а тут даже не увольнение, — придвинув к себе приказ, процитировала дословно, — “сокращение штатной единицы”, - подняла глаза на багровеющую женщину и поинтересовалась. — А на счет сокращения за сколько должны предупреждать? — снова глянула в текст и заулыбалась шире. — Ой! Так я могу еще два месяца работать, если не согласна? А я не согласна, Белла Антоновна. Поэтому хрен вам, а не моя подпись!
Внутренняя стерва с гордостью посмотрела на кукиш, который я скрутила и показала бухгалтерше, а она почему-то побелела, потом снова побагровела и замахала руками, хватая воздух:
— Ты! Ах ты! Шалашовка! Шлында! Шлюха! — разродилась Нафталинка для пущего эффекта грохнув кулаком по столу и срываясь в визг. — Подписывай!
— Выплатите зарплату за те два месяца, которые я имею право отработать, подпишу. Или пойду в комиссию по трудовым спорам, — припечатала я и достала из кармана мобильный. — Вы же не против, что я сфоткаю?
Судя по тому, что приказ испарился со стола раньше, чем я навела на него объектив камеры, Белла Антоновна была очень против. И такой поворот только убедил меня в правильности и законности своих требований. Хотите уволить? Увольняйте. Но по закону! Или на моих условиях. За два месяца я себе точно новую работу найду, вот пусть и выплачивают, если так не терпится свою оптимизацию провести.
— Так, значит? — прошипела Нафталинка, и я кивнула:
— Только так, Белла Антоновна, — разблокировала смартфон, включила приложение диктофона и нажала кнопку записи, продиктовав в микрофон, — Я, Кошкина Ангелина Ивановна, уведомляю Беллу Антоновну Пуцкину, что все разговоры буду вести исключительно под запись…
— Убери, шлю… — прохрипела Нафталинка, но увидев мою расползающуюся улыбку, резко захлопнула рот и для верности запечатала его ладонью, зыркая на индикатор записи, который я любезно ей продемонстрировала.
— Шлю-у-у, — протянула, делая приглашающее движение рукой договаривать до конца. — Ну же, Белла Антоновна. Шлю-у-у…
— М-м-м, — промычала она, сверкая разъяренным взглядом.
— Белла Антоновна? — спросила и, не выпуская телефон из рук, написала на верхнем листочке стопки стикеров размер своей зарплаты за три месяца. Показала бухгалтерше и пояснила, — За февраль, который я отработала, март и апрель, которые имею право отработать.