Счастливое число Кошкиной

Глушу двигатель, короткой перебежкой перемещаюсь в подъезд, чтобы не застегивать куртку. Через две ступеньки поднимаюсь на пятый этаж по лестнице. И как всегда на третьем, вспоминаю, что иду один, а не с Лукой. Вызывать лифт сейчас, когда осталось четыре лестничных пролета — бред. Просто у супергероя Бармена сотни приятелей и знакомых, но друг один. И его клаустрофобия давно воспринимается как своя. А вот квартира за глухой дверью не особо. Хотя по документам очень даже моя.

Ключ в замочную скважину, два оборота. Понеслась!

В коридоре два чемодана и поверх них объемная сумка. О да, мы снова съезжаем. Мы ж обиделись.

Прыскаю в кулак. Заезженная до дыр комедия с порога сбивает весь настрой не ржать, а силуэт Крис, застывшей на диване с выражением вселенской скорби и печали, окончательно сметает остатки. Пальцем подцепляю выложенные на тумбочку ключи, заглядываю в комнату и спрашиваю, пролетая полтора часа монолога про "ты меня не слышишь, а я для тебя лучшие годы своей жизни":

— С сумками помочь?

Сейчас психанет, проорется, что я сволочь. Потом вспомнит, что грехи не озвучены, и отмотает назад.

— Сама справлюсь, Денис, — Крис поднимается на ноги, проходит в коридор и надевает свою шубку. — Позвонишь, когда поймешь ЧТО ты натворил. Сейчас нам говорить не о чем.

— Ух!

Привалившись плечом к косяку, наблюдаю за сборами, слушаю уже не раз слышанное “Дербенникова десять, третий подъезд” и ржу на выразительный взгляд, в котором читается немое:”Я ведь сейчас уйду.” А после уже злое:”Я что сама потащу всё, осел?”

Подхватываю чемоданы и сумку, вызываю лифт и игнорирую презрительное фырканье за спиной. Да-да-да, я знаю и помню, что тебе не нравится Лука и особенно его фобия. Только это мой друг. Мой. И у него такая вот болячка. У твоих подружек Инстаграмная зависимость, у тебя — непереносимость “Бронко”. Но продавать его я не буду. Как и менять друга.

Закидываю чемоданы в багажник, достаю из пачки сигарету и мысленно считаю до пяти.

— Денис, тебе стоит подумать о том, как мы будем жить дальше.

Йу-ху-у-у! Ровно пять.

— А если я не хочу об этом думать? — спрашиваю, а мужик-таксист — свидетель ночной “разборки” показывает мне большой палец.

— Что? В смысле, не хочу? — Крис взрывается, сжимая губы в плотную линию.

Ну же, детка, мы все это проходили. Хочешь поиграть в серьезный разговор, тогда я тоже выскажу все серьезно:

— В прямом. Прямее некуда, Крис, — взглядом показываю на такси. — Езжай, если решила.

— Я ведь уеду, Денис, — угрожающе, но не пугающе ни разу.

— Вперед, — улыбка сама ползет на губы и от нее Крис сдувается из злой обиженки в наивную:

— Пообещай подумать, Денис.

— Я не обещаю того, чего не могу сделать.

— Ради меня.

— Даже ради тебя нет, — жму плечами — такая вот я сволочь. — Пока-пока? Или встретимся через неделю?

— Не дождешься! — снова вспыхивает. Садится в машину, грохает дверями, что и у меня и у таксиста вызывает гримасу боли и зубовный скрежет. Приопускает стекло — не, ну последнее слово всегда должно остаться за Крис, — и зло выплевывает. — Позвонишь, когда поймешь!

— Не уверен. Пока-пока. До встречи через неделю, — машу рукой вслед отъезжающему автомобилю и срываюсь в ржач.

С неделей я, конечно, борщанул. Через три дня напишет первая, что нам стоит обсудить произошедшее. Я отморожусь еще на два, но потом все повторится в обратной последовательности. Чемоданы поедут вверх, экономия электроэнергии и кастрюлька супа на плите… Бр-р-р-р. Вот нахрена готовить, если это не твое?

6. Хитрая рожа

По возвращении домой меня снова ждали в коридоре. Но на этот раз я опустился на корточки и улыбнулся без всяких издевок или попыток зацепить своим весельем.

— Привет, хитрованка! — почесав за ушами корги Текилу, решившую не отсвечивать во время человеческих и непонятных ей разборок, скормил ей косточку-печенье, которые были неизменным и самым любимым лакомством хитрой рожи с лисьим хвостом, и поманил за собой на кухню. — Пойдем, посмотрим чем нас кормят?

Вопрос, мягко говоря, странный. А с учетом поварских способностей Крис — попахивающий идиотством. Хотя, нет. Запах обнаруженного на плите супа отозвался болезненным спазмом внутри желудка. Задержав дыхание, я перетащил пятилитровую кастрюлю отвратного даже на вид варева в туалет и без капли сожаления перевернул над унитазом. Вот на кой хрен портить продукты, если решила уходить? И не лень ведь варить свою зожную отраву. Женская логика — отсутствие логики.

Ароматы “здоровой” пищи после небольшого забега с туалетным освежителем по квартире, сопровождающегося цоканьем коготков Текилы, поутихли, но не исчезли полностью. Поэтому я переглянулся с довольной Текилой, занявшей свое излюбленное место на кухонном диванчике, с которого ее постоянно гоняла Крис, достал из холодильника неприкосновенный запас пельменей и показал собаке:

— Мужская еда?

— Гав!

— Будешь ночью пердеть, пойдешь дрыхнуть в коридор. Договорились?

— Гав-гав!

Как и говорил, стоило лишь немного перевернуть ситуацию, и она начинала играть совсем другими узорами. Пересыпав в кипящую воду пельмени и добавив пару листиков лаврушки, открыл форточку и испытал что-то сродни пьянящего ощущения очень желанного и наконец начавшегося отпуска. Целая неделя, семь дней, сто шестьдесят восемь часов отпуска от Крис и ее "не кури в квартире", "объясни собаке, где ее место" и "с Лукой встречайтесь в баре". Последнее подбешивало больше всего, а так как Лука полуночничал у себя в гараже, предпочитая возиться с тачками, чем слушать нотации маман об отсутствии личной жизни, я недолго думая отбил ему сообщение.

Ден: Отметим?

Галочка о прочтении и сразу же ответное.

Люк: Говно вопрос! Цапну по пути пельменей, которые ты, сволота, сожрал с Теклой. С тебя бухло.

Я сфоткал все свои запасы, с которыми проводил эксперименты дома, отправил другу, добавив к фотографии один знак вопроса, и заржал, увидев ответ в виде восклицательного. Понеслась!

Спонтанный мальчишник под запись матча женского американского футбола, компания лучшего друга и храп обожравшейся пельменями Текилы, окончательно убедили меня в том, что отпуск от Крис подарила мне сама судьба. Наши с ней отношения очень хорошо представлялись и объяснялись, если представить перед собой график синусоиды. Вверх, вниз, вверх, вниз. Через плюс-минус равные промежутки времени. И на вершине каждого взлета обыкновенно случалась какая-нибудь малозначительная жопа, после которой Крис паковала вещи и грозилась съехать. Будем честными, раз пятнадцать даже выходила на площадку со своими чемоданами и пять или шесть “всерьез” съезжала. На несколько дней. Потом в ее “жопе” наступало озарение, телефон оживал входящими сообщениями, в которых она мирилась сама с собой. Дальше обратное чемоданное настроение, пара недель полета вверх по кривой отношений, где мои минусы не казались ей минусами, и первые звоночки, больше похожие на очередную попытку установить диктатуру. Не кури, объясни собаке, где ее место, с Лукой встречаетесь в баре.