Счастливое число Кошкиной

— Не понимаю о каких проблемах может идти речь, господа. Небольшое недопонимание на фоне пропасти в уровнях интеллектуального развития…

— Что ты сказал, сучара!? — взревел Демид.

И не успел он даже дернуться в сторону Таракана, как охранники тут же скрутили его, заломав руки за спину, и без лишних слов потащили на выход. Кажется, никто толком не успел понять что произошло — так быстро сработали подчинённые Гурия. А он посмотрел на потягивающего пиво Таракана и покачал головой:

— Мужик, ты видимо не въезжаешь, что нарываешься и вынуждаешь меня пожалеть о том, что пропустил тебя.

— Я пообещал вести себя спокойно, но не могу отвечать за всех остальных посетителей, — Павел Николаевич показал Гурию на свой бокал и спросил, — Могу я спокойно допить пиво и извиниться перед девушкой? Нет, если вы настаиваете, я могу это сделать и при вас, но все же попрошу проявить каплю уважения. Не ко мне, а к вашей сотруднице.

Честно говоря, услышав такое заявление от Таракана, я подвисла и не сразу поняла за что именно он хочет извиниться — тем более передо мной, но для подстраховки кивнула в ответ на предложение Гурия постоять рядом.

— М-да, крайне нелепая ситуация, но видимо в этом я виноват сам. Что ж, пусть будет так, — усмехнулся Павел Николаевич. Снял и убрал очки во внутренний карман, посмотрел на меня и неожиданно мягким, несвойственным ему тоном произнес, — Геля, я догадываюсь, что своей выходкой в машине напугал тебя и мне стоило извиниться за свое поведение сразу же. Я имел неосторожность сделать неправильные выводы о том, чем и как можно привлечь к себе твое внимание, и искренне об этом сожалею. Как и о том, что случилось уже здесь на парковке. Я собирался всего лишь извиниться, но твой коллега видимо неправильно меня понял, — взгляд Таракана лишь на мгновение мазнул по Совунчику, но этого хватило, чтобы Денис заиграл желваками. — Я искренне сожалею о том, что случилось, Геля. Надеюсь, ты не будешь против, если я иногда стану заходить в бар?

— Эм-м-м, — растерялась я, не представляя какая муха могла укусить Таракана и куда она его укусила, чтобы в мой адрес прозвучали извинения и просьба разрешить приходить в "Feelings". — Наверное… Я же не охрана, чтобы решать кого впускать, а кого нет, — съехала, лишь бы не озвучивать никакой конкретики, и показала на паренька, который замер с пустым бокалом в руке и не решался вклиниться в наш разговор. — Павел Николаевич, я все же на работе… Добрый вечер, вам повторить?

— Конечно-конечно, Геля, — кивнул он. Сдвинулся в сторону, освобождая парню место у стойки, а потом, к моему удивлению, попрощался и ушел.

И честно говоря, я безумно обрадовалась этому событию. Как и тому, что на пареньке, который так вовремя подошёл и спас меня от продолжения разговора, закончилась кега светлого пива — замечательнейший повод ускользнуть в подсобку, чтобы там хотя бы пару минут побыть наедине со своими мыслями и не улыбаться вечно счастливой дурой.

По закону подлости те кеги, что стояли у подсобки, оказались пустыми и за полной мне пришлось топать к холодильной камере у кухни, а потом и поиграть в тетрис, переставляя ящики с бутылочным пивом друг на друга и куда придется, чтобы хотя бы добраться до первой полной, которая все по тому же закону “порадовала” не тем названием на этикетке. Зачем и кто упихал ходовые кеги в самую задницу холодильника и ещё завалил их так, что я взмокла, как мышь, пока просто добралась до нужной и выволокла ее в узкий проход, не знаю. Одно точно — выбесило меня это очень сильно. Поэтому я дернула кегу со всей дури и заорала, как резанная, когда она краем врезалась в нагроможденную пизанскую башню из ящиков и обрушила ее. Верхние, полетев вниз, чудом не приласкали меня по голове. Просвистели буквально в двух сантиметрах от моего виска, громко хрустнули ломаемым пластиком об пол, а потом шарахнули во все стороны, окатывая все вокруг и меня с головы до ног пивом.

— Бля-а-а-а-адь!!! Бля-а-а-а-адь!!! Бля-а-а-а-адь!!! — выоралась я, оценив масштаб устроенного бухлокапца и примерную его стоимость. Смахнула ладонью текущее по лицу и шее пиво и потопала в сторону раздевалки для поваров, где, кажется, должен был быть душ.

Чем он мог помочь, когда из сухого на мне остался лишь один носок? Да ничем. Только выходить в таком виде к Совунчику, чтобы обрадовать его свалившимся на голову счастьем, или идти искать Фила и признаваться ему первому в своей рукожопости я бы не пошла. В голове очень отчётливо звучали слова Ванлавочки про ответственного за мои косяки, а накосячила я сегодня очень и очень сильно — на одну только уборку в холодильнике предстояло угробить часа два, если не больше. И ползать по нему с тряпкой в пивной пене показалось мне далеко не самым приятным занятием. Поэтому схватила с вешалки первый попавшийся халат и чьи-то тапочки-шлепки, скинула сырые вещи, подхватила скатерть из стопки чистых, чтобы вытереться ей вместо полотенца, и потопала отмываться в душевую, рыча на всех и себя криворукую.

Единственное, что меня порадовало после душа — тапочки. Они оказались моего размера, чего нельзя было сказать о халате. Я едва смогла застегнуть его на груди, но после первого же вдоха пуговица отлетела куда-то, открывая всем желающим попялиться такой вид, будто они пришли не в бар, а на съемочную площадку фильмов для взрослых. С моим непосредственным участием. Я попробовала прикрыть “декольте” распущенными волосами и этим лишь усугубила образ порноактрисы.

— Да пофиг! — прошипела я, посмотрев в зеркало.

Собрала два хвоста по бокам — ну такая вот я дура на всю голову, — и пошла в бар, решив сперва признаться в маленьком хаосе Совунчику, а уже потом, подумав сообща, идти на казнь.

36. Преступление и наказание. POV. Денис

— Совунчик, кажется, у меня проблема.

— Одну секунду, Гель, — опустив в бокал пару трубочек, отдаю заказ и поворачиваю голову. — Что у тебя-а-а…

Кажется проблемы не у Кошки, а у меня. Со зрением. Я тру глаза, с каждой секундой все больше охреневая от того, что вижу и как это на меня действует. А меня бросает то в злость, то в пульсирующее до боли возбуждение. И последнее шпарит по мозгам, отключая их напрочь. Глупо отрицать факт, что большая часть парней сможет ими думать, когда напротив окажется девушка в ничего не скрывающем халатике, который только номинально можно считать одеждой. Только злость от того, что Кошке пришло в голову вырядиться в такое сейчас, хлестанула по мозгам плетью, и я прохрипел, едва ворочая языком:

— Это… это что?

— Совунчик, я тебя очень прошу давай попозже, а? — подойдя вплотную, Кошка заглянула мне в глаза и покашляла, пытаясь отвлечь меня от прикрытого руками крайне откровенного выреза на груди, из которого я при всем своем желании не смог вынырнуть. — Совунчичек… Давай ты попозже попялишься, если очень хочется.

— Ч-чего? — я рывком поднял взгляд и без особой уверенности констатировал, — Не очень-то и хотелось.

— Да ладно? — выгнув бровь, Геля вдохнула и довольно хмыкнула, когда мои глаза снова нырнули в ложбинку между ее грудей. — Глазоньки поднять не хочешь?

— А я и не смотрю! — попытался взять себя в руки. Скрипнул зубами, понимая, что нихрена не получается, и со злостью процедил. — Ты на что рассчитывала, когда нацепила это!?

— Ни на что! Голову включи, Совунчик! Стала бы я по пустякам без трусов и лифчика перед тобой красоваться?

— Что!? В смысле без трусов? — голос предательски сел, а взгляд проскользил по натянувшейся на бедрах до предела ткани и подтвердил услышанный факт отсутствия белья. — Кошка… ты… Ты хоть понимаешь как вот это все на мужиков действует? Ты так мне мстишь что ли? Или приключений на задницу поискать решила? Не все себя в руках держать могут!

— Хочешь сказать, что на тебя не действует? — будто издеваясь, она тряхнула хвостиками, игриво провела ноготками по моей шее и томно спросила. — Совунчик? Ни капелюшечки?

— Геля! — отшатнулся я, ища взглядом хоть что-нибудь, чем можно было бы замотать этот концентрат порнографии в чистом виде.

— А ты скажи действует или нет? — снова приблизилась вплотную, загоняя меня в угол и потянулась повторить царапок. — Совунчик, как я на тебя действую, а? Ну хоть немножечко возбуждаю?