Счастливое число Кошкиной
Шрифт:
— Хочется, — кивнула я, отвечая раньше, чем спросит. — Очень хочется, Совунчик.
— Да? В смысле??? — отшатнулся и тут же снова вернулся обратно, поднимая ладонь к моей щеке. — Я же все… к херам… — коснулся на мгновение, одернул руку и вновь задел, скрипя зубами так, словно малейшее прикосновение ко мне жжет ему кожу. — Я… Гель… у меня… и ты… уйдешь… а я… — дернул подбородком, наклонился к моим губам, осторожно тронул их своими и обреченно выдохнул. — Не уходи.
— Нет, — ответила осторожному поцелую. — Нет, — повторила, боясь пошевелиться.
— Я… — прихватив
Не знаю кто из нас боялся больше — я или Совунчик. Он едва касался моих губ, замирая на мгновение. После отстранялся на вдох и снова целовал. Чуть смелее. Чуть напористей. Чуть тревожнее. Будто привыкал ко мне и моим губам, новым для него ощущениям, тому, что отвечаю ему той же робостью. Целовал, но никак не мог поверить, что я едва дышу, потому что рядом со мной он и я боюсь его потерять.
Только с каждым новым поцелуем меня все сильнее колотило от их неторопливости и осторожности, которые никак не вязались с той жаждой и напором на кухне. Я одновременно ждала их и боялась. Боялась, что слечу с катушек раньше, чем Совунчик поймет — я люблю его поцелуи, люблю его губы, люблю его руки… Люблю его.
Новый вдох. Новый поцелуй. Пьяный дурман, от которого подкашиваются ноги.
Я едва стою, но боюсь обнять первой. Боюсь, что все испорчу.
— Не уходи, Гель, — заклинание.
— Не уйду, Совунчик.
Выдох.
Взгляд.
И поцелуй.
Так похожий на тот, которого ждала и боялась. И так не похожий на него, что я, осмелев, тянусь к Совунчику первой.
Трогаю его скулы, черчу по ним пальцами и целую чуть напористее — умру, если не поцелую по другому.
На мгновение его губы сжимаются, и я опускаю руки. Закрываю глаза. Так легче прошептать его губам, что люблю их. Без слов, ласковыми прикосновениями. Так проще попросить поверить и разрешить мне поцеловать так, как чувствую. Так, как хочется целовать.
Выдох.
Сперва его, а следом мой. Когда ладонь Совунчика, едва касаясь, находит мои пальцы и скользит по ним выше, поднимаясь к плечу.
Моя повторяет. С опаской. И отставая.
Я тянусь к его губам. Снова грею их, едва дыша. Снова прошу поверить мне.
— Поцелуй меня, Совунчик, — шепчу, — Ты же хочешь поцеловать. Так поцелуй.
POV. Денис.
Удар в груди.
Чувствую каждый свой нерв и мускул.
Новый удар.
Слышу лишь гул от все растущего напряжения, которое почему-то до сих пор не порвало меня в клочья.
Снова удар и тихий шепот ласкающий мои губы. Я не слышу ничего, но чувствую, что мое тело тянет к нему. Оно забыло обо всем на свете. О том что было и есть. О том, что будет если…
Я тянусь к шепчущим губам, пробую их раз за разом.
"Я соскочу. Только почувствую где эта грань, за которой уже не получится остаться собой, и сразу же соскочу…"
По позвоночнику росчерком тепло. Сперва осторожное, словно прикосновение ветерка, после — чуть теплее и больше. Как облако. Только внутри. Нежное. Ласковое облако.
Оно наполняет меня и греет. Кажется, оно мурчит. И мне не хочется назад. Я хочу
вперёд. Вдохнуть ещё капельку этого тепла, ведь от него под пальцами искрится и, кажется, вспыхивает воздух.В груди снова удар. Губы чертят по губам, ища подвох.
"Я соскочу. Только ещё немного…"
Вдох.
Нет ни слов. Нет ни мыслей. Только все растущий гул и такое приятное тепло. Оно появилось где-то внутри. Слишком внутри, чтобы понять от чего. Можно лишь чувствовать. И я хочу его почувствовать. Ведь я успею понять и соскочить. Я успею…
Под пальцами давно закончилась ткань куртки. Под пальцами искрятся мурашки. Каждая что-то мне шепчет. Что-то неслышное и дурманящее. Так же, как шепчут губы, и я прихватываю их снова и снова. Пробую их нежность. Пробую их услышать. Ведь я успею соскочить. Только пойму что именно они шепчут и почему от этого шёпота внутри расцветает теплое облако.
— Поцелуй меня, Совунчик… Ты же хочешь поцеловать… Так поцелуй…
Шепот.
Сквозь гул.
Куда-то глубже чем в грудь.
Прямиком в эпицентр тепла.
И от этого шёпота сердце ударяется громче. Так сильно, что меня толкает вперёд. Навстречу этому шёпоту. Ближе к шепчущим мне губам.
"Поцелуй… Всего один поцелуй… Я соскочу… Я успею соскочить до того, как все пущу под откос… Я успею."
И я целую. Целую, дурея от того, как под подушечками пальцев вспыхивают мурашки на шее Гели. Глохну от гула нервов и мышц. Вспыхивая от раздувающегося и наливающегося огнем облака. И оно шпарит сильнее, раздуваясь под кожей так, что мне становится мало чувствовать мурашки кончиками пальцев, а губам уже не хватает того мгновения, которое я им отвел. Оглушающий удар сердца и голодное, урчащее:
"Поцелуй! Да! Поцелуй! Ещё поцелуй!"
Мой жадный вдох. Следом такой же вдох Гели.
Пьяная поволока в ее серо-зеленых глазах и еле слышное, но такое дурманящее:
— Ещё, Совунчик…
Приоткрытые губы.
"Хочу."
Трепещущие ресницы.
"Хочу!"
И ревущее пламя внутри:
"Ещё? Да! Ещё! Ещё! Ещё!!!"
Снова целую.
Нет, не целую.
Я пью ее губы. Уже без оглядки на то, что сорвался. Наплевав, что перешагнул ту грань, за которой уже не получится остановиться и захочется только большего. Ведь я хочу этого большего. Да хочу! Пусть будет это большее, а с филофобией что-нибудь придумаю. Как-нибудь вылечусь, чтобы она не порушила все к чертям, а я смог снова и снова целовать эти пьяные губы. Чтобы мог вдыхать их тепло, от которого внутри рвутся нервы и мышцы.
Гулкий удар. Жадный вдох. Рваный выдох.
Чей? Мне не важно. Все мысли давно исчезли. Кроме одной. Той, что шепчу перед тем как снова сорвусь в пьяный угар поцелуев:
— Не уходи… Кошка, только не уходи…
38. Бессмертная. POV. Геля
Яркий росчерк света мазнул по стене и пригвоздил нас с Совунчиком в самый неподходящий момент. Я не особо понимала что произошло, лишь жадно вдохнула воздуха, чтобы снова с головой нырнуть в омут поцелуев, как бац, меня ослепило и губы опалило не голодым поцелуем, а злым шипением, в котором только и смогла разобрать: