Счастливого дня смерти 2. Убийственный карнавал
Шрифт:
– То есть вы хотите, чтобы Хайна не ела Юрару.
Юрири нахмурилась и, не говоря ни слова, опустила голову. Выдержав паузу, я сказал:
– Юрири. Юрара уже мертва. Сейчас то, что лежит перед комнатой Ан, – просто груда мяса. «Это» уже не ваша сестра.
Я не стал погружаться в разговоры о душе и прочем.
– Вы можете принять такой образ мыслей: если она послужит кому-нибудь пищей, то непременно останется в памяти, а если ее закопать, то тело всего-навсего вернется в землю, бактерии начнут разлагать его, и оно будет медленно гнить? Оно никому не принесет пользы. Выходит, что Юрара умерла напрасно.
–
– Это определение как нельзя кстати нам подходит, вам так не кажется? Но это самое обычное правило, которое человек навязывает домашнему скоту.
Ради еды можно и убить – такое вот слишком уж эгоистичное правило.
«Будем есть и благодарить жизнь». Это вполне можно заучивать в младшей школе на уроках нравственного воспитания. Убивая по своей прихоти, не извиняйся, но благодари. Дерзость, достойная восхищения. В человеческом гуманизме есть на что поглазеть. В таком случае, нам, людям, стоит жить дерзко и благодарить за то, что кто-то умер ради нас.
– Людей и скот не...
– Не сравнивать, да? Юрири, что для вас жизнь, кроме человеческой? Все мы живем. Нет ни одной жизни, которую можно забрать. Однако, если мы не будем убивать, то не сможем жить. Поэтому все кого-нибудь убивают и живут. Поэтому Хайна убивает людей. Она ест людей.
Я продолжал:
– Юрири. Вы все равно хотите, чтобы тело вашей сестры не ели?
– …
Юрири все также молчала, склонив голову, и сжимала подол юбки. Затем:
– Да, все равно... – она подняла голову. – Я все равно... против того, чтобы тело моей сестры съели. Я против...
В ответ на ее дрожащий заплаканный голос я кивнул: «Ясно».
– Хорошо. Я не дам Хайне съесть Юрару.
– Э? – удивилась Юрири. – Вы согласны?..
– Да. Хайна сейчас не очень голодна.
Ожидаемый результат. Сколько доводов не приводи, а смерть члена семьи – это тяжело. Вооружившись теорией, нельзя совладать с отрицательными эмоциями, нахлынувшими, словно прорвавшими плотину. Можно понимать головой, что труп – это всего лишь груда мяса, но сердце этого не примет. И, возможно, именно поэтому в этом мире существуют могилы.
– Тогда давайте поскорее организуем погребение. Нехорошо надолго оставлять ее там.
– Да... Простите...
– Что?
– Спасибо...
– …
Я растерялся. Не думал, что меня благодарить будут. Человек всего лишь не дал съесть другого человека – самое обычное дело для обычного человека.
Мы завернули тело Юрары в простыню и похоронили в лесу за особняком.
Юрири сказала, что вернется к работе. Либо это я ее приободрил, либо она таким образом решила отвлечься.
Когда я вернулся в комнату, Хайна сказала: «Я еще в саду не была, хочу сходить, посмотреть», и мы вышли в сад. Как и вчера, Канари сидела на краю фонтана и читала мангу. Похоже, ей нравится это место. Я присел рядом с ней, а Хайна прогуливалась неподалеку.
– Ан – необычная девушка. Ее невозможно ненавидеть, нет причин ее ненавидеть, – стал я роптать вместо приветствия.
Она виновата в убийстве Юрары Канасавы, но, несмотря на это, можно сказать, что Юрири абсолютно не питает к ней злобу. Каждый человек в этом особняке бессознательно принимает это как факт. «Ничего не
поделаешь», – думают все, махнув на это рукой. Включая меня. Я опасаюсь Ан, но антипатии к ней не испытываю.– Сдохни. Она как стихийное бедствие, – все с тем же бранным катализатором ласково ответила Канари. – Девственник. Людей пугают тайфуны и землетрясения, но никто не питает к ним злобы. То же самое в случае с Ан. Мне кажется, что в той угрозе, что она собой представляет, заложена боевая мощь. Наверное, все считают, что нет смысла ее ненавидеть.
Как ни странно, но я с ней согласен. Стихийное бедствие. Лучше и не придумаешь.
Ан, как бы это получше сказать, открытый человек. Она по-настоящему радуется и с живостью убивает людей. У нее нет какого-то побуждения к убийству или психического расстройства, она такая, какая есть, просто убивает людей.
– Но, Канари, даже если и так, тот факт, что она преступница, остается неизменным, верно? В таком случае, можно ли ее оставлять в живых? Она ведь и дальше продолжит убивать, – сказал я и пожалел, ведь это относилось и к Хайне.
Канари предотвращает преступления – убивает преступников или их предков, которых видит в своих вещих снах. А все-таки странно. Почему эта лже-борец за справедливость ничего не делает с убийцами в этом особняке?
– Ничтожество. Все очень просто. Я не видела ее во сне, – ответила Канари равнодушно и перевернула страницу. – Маразматик. Я не должна убивать тех, кого не видела в своих вещих снах. Я убиваю лишь тех, кого видела во сне. Это мое правило, а также моя гордость.
– Понятно. Однако в Японии существование экстрасенсов не признано. А с точки зрения мировой общественности вы – всего лишь серийный убийца. Это так, даже если вы стараетесь ради справедливости. Вас это не огорчает?
– Блоха. Все, чего я желаю – мир во всем мире. Только и всего. Ради этого я готова замарать руки. Я ненавижу бездействие при наличии возможности что-то исправить. Мои вещие сны – это сила, дарованная богами, ради спасения мира. Убивать людей... тяжело, но бросить это я не могу.
Это были сильные слова. Ее глаза за очками были полны благородной решимости.
– …
Но сколько бы мне не говорили таких слов, я все равно не поверю в экстрасенсорику.
По-моему, эта девушка – крепкий орешек.
Глава 3. Голодать и грызть/Добро пожаловать
Анкетирование
Ваше имя?
– Сайлент.
Вам доводилось убивать людей?
– Да.
Зачем Вы убиваете?
– Работа такая.
Вы помните, скольких людей Вы убили?
– 139.
Вы помните свою первую жертву?
– Помню, но не могу рассказать, поскольку должен соблюдать конфиденциальность.
Вы согласны с тем, что людей убивать нельзя?
– Да.
Почему?
– Есть вещи, которые просто нельзя делать. Вот и все, что я могу сказать. Да.
Что Вы думаете о других убийцах?
– Среди коллег по цеху есть люди, которых я уважаю... А что касается любителей – не особо жалую.
Что Вы думаете о себе?
– Трудоголик. До сих пор не понимаю, как же так получилось. В загробной жизни хотел бы заняться сельским хозяйством.