Счастливый рыжий закат

Поклон – и мужчина исчезает.

– Милорд Журавлев, вы чем-то недовольны? – спрашивает у невысокого император, замечая, что тот задержался специально, чтобы что-то сказать.

– Да все я понимаю. И что этот мальчишка – лучший, и что империя под ударом, и что именно он быстрее всего найдет виновных и зачистит. Только… он же женился только что. А его…

– Я помню про его срыв, – тихо сказал император. – Но что ты предлагаешь делать мне?

– Прости, – опустил голову милорд Журавлев.

– Свободны, – распорядился император.

Мужчины удалились.

– А теперь – займемся змеями, – повернулся его величество в мою сторону. – Попробуйте.

– Ваше величество! Это – артефакт рода Тигвердов! – сделала я последнюю попытку достучаться до императора.

– Скорее, Моранов, – улыбнулся он мне. – К тому же, чтобы его использовать, надо уметь общаться с живыми существами. Как умеете это делать вы. И как этого не умею делать я.

– Вы меня разыгрываете! Вы же очень сильный маг!

– Если бы надо было что-то уничтожить или кого-то защитить – это одно. Количество магической силы имело бы значение. А тут – работа тонкая. И… скорее, женская. Расколдовывайте змей, Рене! Это приказ. У вас получится.

Я взяла дудочку, повертела ее в руках. Села на землю. Постаралась отрешиться от всего: от тревог, страхов и сомнений. Лишь одна мысль раненной птицей билась в голове: помочь. Помочь живым существам, которые из-за чьей-то злой воли оказались не властны сами над собой.

Дудочка в холодных, липких от страха и волнения ладонях задрожала, ожила, и…

Я вдруг поняла, что знаю, что нужно делать! Поднесла черное, до блеска отполированное дерево к губам.

И земля задрожала, потому что жизнь вернулась в лес! Я чувствовала биение каждого сердца. Я была в вышине, под самыми облаками, я была под водой, в глубине – в самом центре земли.

Тело стало гибким – оно извивалось, ползло – туда, куда не ступала нога человека, туда, где родилась самая первая Магия… И открылась тайна Вселенной, я глядела в глаза Пустоте, я ползла между мирами, я в огне не горела, в воде не тонула, дышала землею, тысячами частиц растворяясь в воздухе, и это было прекрасно!

Не знаю, сколько прошло времени, не знаю, слышали ли мою песню те, что были рядом, но в какой-то момент поняла – все.

Все, что могла, я сделала.

…

Я возвращалась домой. С тех пор, как я выехала за банками для варенья, прошло пять дней.

Доехала на вороном коне (его звали Тюльпан, и мы с ним очень подружились) до дома, ведя на поводу Снежинку. Тюльпан теперь мой! Военные подарили, взяв с меня честное слово, что Снежинка уйдет на заслуженный отдых. Теперь Мелани придется присматривать за обоими.

– По крайней мере, в галоп он хорошо срывается, – сказал мне один из моих охранников, имени которого я так и не запомнила.

Услышав слово «галоп», вздрогнула. Как мы уходили от засады, я вряд ли когда-нибудь забуду…

Отвела лошадей в конюшню, расседлала. Покормила, принесла воды.

И пошла в дом. Обнаружила на террасе упакованные банки для варенья. Покачала головой, представив себе, какой, должно быть, в доме запах от явно прокисшего за эти дни варенья. А еще и мармелад…

Зашла.

Странно. Ничем не пахло. Совсем.

Я подошла к печке. С подозрением посмотрела на тазы и их содержимое. Все выглядело точно так, как в тот день, когда я покинула дом. Огляделась. На разделочном столе, рядом с печкой, лежали две золотистые металлические пластины, со сложной вязью гравировки. Рядом – конверт.

«Миледи Агриппа!

Простите за вторжение, но мне стало жаль ваших трудов. Я применил заклятие стазиса, чтобы ягоды не испортились.

Если бы все, кто заказал вам варенье и мармелад знали о моем поступке, уверен, я стал бы национальным героем! Но скромность моя не позволяет рассказать об этом. Надеюсь, что вы сохраните мой поступок в секрете.

Пластины на столе – это артефакты стазиса, они многоразовые. Для того, чтобы их активировать или, наоборот, снять заклятие, нужно просто приказать.

Кроме того, я позволил себе заказать для вас еще один артефакт. В случае опасности, он перенесет вас в безопасное место. Даже без вашего участия.

Милорд Швангау»

Действительно, под письмом лежал крохотный золотой кулон в виде лисьей мордочки.

22

Часть третья.

Солнечный зайчик

Пришел сказать солнышку

Доброе утро.

Кицунэ Миято

– Любимая! Прости меня…

Букетик лисьих лапок. В руках Генри они должны были, видимо, символизировать жгучее раскаяние и трепетную любовь.

А я… Я стояла – и злилась. Очень.

Яркие, задорные, бархатные лепестки. Мои любимые цветы. Пышный, роскошный букет из них не сделать. Только вот такой. Трогательный и… настоящий. Как хорошо было бы поставить его в лаборатории. В пробирку. Или у кровати. На тумбочку. Чудная вышла бы картина с утра! Россыпь золотистых звездочек рядом с огненной шерсткой Чуфи.

И вот этот мерзкий, подлый предатель все испортил! Я не могу взять лисьи лапки из рук этого… мужчины. А цветы… они не виноваты. Теперь погибнут, так и не порадовав никого.

Я думала о цветах, потому что думать о том, что мой бывший жених, нарвав с утра пораньше букетик, пришел помириться – не было сил. Да и время для размышлений не подходящее.

Начать с того, что я не знала, где меня разместят. Больно об этом вспоминать, но мою квартирку уничтожили. Привратник, насмешливо поглядывая на меня и мой обоз, сообщил, что комендант на совещании у ректора университета – герцога Морана.

Что за обоз? Сейчас расскажу.

Сгорело все – от постельного белья до чайных ложек. Следовательно, решено было все это купить. Но стоило лишь заикнуться об этом в первом попавшемся магазинчике городка – как в мой маленький, нелюдимый домик в лесной глуши, гадюками кишащей, пошли люди. Лесники, военные и их жены, матери вылеченных мною когда-то детей и их мужья. Коллеги-целители. Маги… И каждый мне что-то нес.