Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)
Шрифт:
Пришедший мальчик вздыхает:
– Значит, Балан схитрил.
– Как схитрил? – спрашивает Вася Буга.
– Очень просто. Вы скажите мне, с Воронкова на хутор одна дорога?
– Конечно одна, через местечко. Вон, видишь?
Тут пришедший мальчик протягивает руку и спрашивает:
– А это что?
– Где?
– А там под самой горой, под обрывом.
– А то старая дорога. По ней никто не ездит.
– А ну-ка, пойдем наверх, посмотрим.
Мальчики поднимаются вверх по откосу насыпи и разглядывают открывшуюся местность. Пришедший мальчик, влезший последним, спрашивает:
– Это чьи овцы?
Коля отвечает:
–
– Где же эта старая дорога?
– А вот – поднимается наверх коло пакгауза, а потом идет по-над самым полотном.
– А что за домик там за пакгаузом?
– Это полустанок.
– А кто в нем живет?
– Сторож.
– Куда ж идет эта дорога?
– А тут раньше были карьеры, она туда и ведет.
– Ну а дальше она идет?
– Дальше? Да, идет.
– Куда?
Вася Буга, подумавши, говорит:
– Она и идет до самого Воронкова. Только по ней не ездят.
– Почему?
– Потому что она долгая, а ездят по той вон, видишь – она идет прямо через гору.
– А вот в пакгаузе, который около дороги, что сейчас?
– А ничего, там Балановы службы.
– Ага! Вот что, хлопцы, пойдем со мной на полустанок.
– Зачем?
– Увидите.
– Нет, ты скажи, а то ты и так обещал повести нас к разбитой подводе и что там можно пошукать чего-нибудь. Ты опять обманешь? Скажи, что там будем делать?
Мальчик, показывая пальцем в сторону полустанка, говорит:
– Там и будет подвода.
– Какая подвода?
– Как какая – настоящая, с добром, которую везет еврей Ицик. А кто там идет?
Коля смотрит вниз на тропинку:
– Управляющий. Иван Степанович.
Мальчик быстро говорит:
– Ну, я скоро вернусь. Вы не говорите ничего. – И он сбегает с другой стороны насыпи. Коля спускается на эту сторону. К нему подходит перевозчик и спрашивает:
– Почему не гонишь овец?
– Я зараз, Иван Степанович.
– Постой, слушай… Это что за байстрюки наверху, приятели?
– Да, Иван Степанович.
– Мне показалось, что там вас было больше.
– Не, это с местечка.
– Ага! Завтра ты стадо уже не гони домой.
– А как же?
– Гони в пакгауз рано, к полднику. Знаешь, где карьеры? Теперь помещение будет там. Я тебе покажу.
– Хорошо, Иван Степанович.
– Да, вот что. Прихвати с собой своих байстрюков, человек трех. Пусть они помогут тебе устроить все как следует. Там завтра будет праздник. Наварят мамалыги. Напекут плацинд. Хозяин угощает новых рабочих, которых наняли. Уже наготовили колбасы и две бочки моченых кавунов там. Батраки не будут работать, а хлопцев и тебя там накормим.
– Добре, Иван Степанович, и плацинды будут?
– А как же! Значит, ты приведи с собой их штук пять. Как погонишь стадо через местечко, так и захвати их.
Перевозчик уходит. Коля машет рукой стоящим на насыпи, описывая круги. Вместе с ними сходит снова явившийся мальчик. Коля собирает овец в кучу. Маленькие овцы держат в мягких губах мокрую траву. Их розовая кожа под мягкой шерстью движется в складках, и жир трясется над сухими подобранными ножками. Им холодно. Останавливаясь, сбиваясь и снова двигаясь, они одеваются низким облаком редкой пыли и тесной кучкой заворачивают под мост. Когда Коля рассказал об завтрашнем угощении, Степа и Вася спрашивают:
– А нас возьмешь?
– Хорошо, возьму.
А третий, задумавшись, ковыряет и царапает в носу и говорит:
– Ладно, и я пойду. От полустанка до пакгауза
близко. Только мы сперва пойдем на полустанок.– А куда ж девать овец?
– Куда хочешь, туда и девай. Не хочешь, не ходи и подводы не увидишь. Мы сами пойдем, – и он толкает Васю Буга.
Вася говорит:
– Да, пойдем. Так куда же стадо?
– Ничего, придумаем. Овец у тебя кот наплакал. Смотри.
Колька глядит и видит ушедших вперед овец, завернувших вдоль мура.
– Смотри, какие они!
Действительно, овцы тесной кучкой проходят под бузиной в тени, потом между большими лопухами и полностью скрываются в плотнеющей темноте за кучкой выбитых из бруковки камней.
Степа говорит:
– Пока мы будем искать подводу, там на полустанке есть под лестницей вроде кладовки для кизяка. Мы их туда всех и всадим.
* * *
«Мы бежим до полустанка. Под рельсами, под костылями растут шампиньоны. Ветер упирается в босые ноги. Мы высоко над местечком, на него наползает туча. Базар завонял гнилым арбузом. Здесь трава почернела в ожидании дождя. Мы подбавляем ходу и прыгаем через шпалу, а которые быстрей и мельче перебирают ногами, те шпарят между рельс по всем. Капли бьют по спинам, приклеивая рубашки. Вокруг полустанка бузина. Он обнесен зеленым забором-пилой, во дворе под белой шелковицей сарай и навес для сена. Занавески окон задернуты, и оттуда слышен звук разговора. К нам выбегает сторожихина дочка. Когда мы убираемся от дождя под навес, Вася Буга толкает нового голодранца и спрашивает:
– Хочешь увидеть птичку?
Тот новый и засматривает ей под юбку. Она рассказывает, как хорек душит у них кур. Вдруг мы расслышали придушенный храп. Когда мы обошли сено справа и слева, осторожно выглядывая хорьками, мы увидели семь пар обутых ног в солдатских сапогах. Солдаты спали. В это время во двор вошло стадо маленьких промокших овец, которых пригнал пастух Колька. Они съежились в прилипшей белой шерсти и стали посреди двора, с блеянием поматывая головами и глядя во все стороны. Голодранец, который спрятался подальше от дождя, замахал им руками из сарайчика для кизяка из темноты, и Колька вогнал туда стадо. Но шорох и плеск по лужам разбудил солдат, и мы попрятались.
Голодранец нам говорит:
– Ну, теперь скоро будет подвода.
– Откуда ты знаешь?
– Спросите у нее, кто сидит у сторожихи в доме?
Девочка говорит:
– У нас сидит поручик.
– А еще кто?
– Балагула.
Голодранец нам объясняет:
– Это сын балагулы».
В то время, как балагула в брезентовом пальто с капюшоном правит под горой парой лошадей, его старший сын Моня бежит по горе, поглядывая, нет ли чего-нибудь вокруг. Но никого не было. А младший сын Нема наоборот, забежав вперед, сидит на полустанке у сторожихи.
Подвода везет вапно для побелки, а под вапном было пять ящиков с вещами из Кишинева. Туча проползла через базарную площадь и закрыла тенью местечко. Жена балагулы услала прислугу а сама кончает уборку выносит ведро с арбузными корками, дынными потрохами и окровавленными гусиными перьями и опорожняет его у стены под лестницей. Ночные туфли шлепают, сбиваясь с тонких ног, а поднявшееся толстое лицо на короткой шее покраснело. Поставив пустое ведро на место, она глядит на косые часы в резном футляре, раскачивающие маятник между двумя портретами, и ожидает приезда подводы. Услышав стук шагов по ступенькам, она выбегает, но это прислуга Фаня, хромая, принесла с базара продукты.