Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)
Шрифт:
– Что с тобой, глупый? Где ты?
Отец говорит Соне:
– Что у тебя такое испуганное лицо? Что ты тут делаешь?
Соня:
– Я ищу своего щенка.
К счастью, дверь из буфетной была открыта, и в надежде, что густая темнота и выступы сундуков, покрытых ковровыми дорожками, и углы платяных шкафов, пахнущих пылью, с паутиной у стен, его охранят, и даже жестяные листы, набитые под дверцами печек, под когтями не звякнут, щенок пробирается по длинному коридору мимо закрытых дверей. Возле каждой он останавливается, прислушиваясь. Когда он подошел к третьей, его охватил ужас воспоминания. Ему представилось, что вытянутая шея и опущенная морда, то, как стоят лапы, и то, как рисуется угол сундука и движение в глубине за дверью, и то, что он сейчас поднимет голову и побежит дальше, – все это в точности происходило в той же связи, как и теперь, хотя этого не было, и что в то время, как это происходило в первый раз, он знал, что это будет второй раз. И
Портрет дочери. 1943. Б., графитный кар., акварель. 27,5x30,8
Он простаивает по минуте у двери, и чем тише за ней, тем больший страх вызывает притаившееся присутствие. Когда он, поднявшись на задние лапы, хочет толкнуть одну, он видит за порогом пол сарая и отпрыгивает к следующей. Добежавши до тупика, он ждет у последней двери.
Густая темнота смежает веки. Несмотря на чуткий страх, тишина распинает и удерживает ожидание. Шорохи под полом, само постоянство света, вслушиванье и всматриванье в неизменные и неподвижные очертания недостаточно оживляют их движением. Щенок полудремлет и забывает о секунде опасности. Усталость успокаивает его оцепенением и сном. Он говорит себе: «Мне сейчас хорошо – то, что будет, может не быть». Это он повторяет несколько раз. «Я не знаю. Значит, то, что я спокоен, – это вполне статочное дело». Все вещи поворачиваются неожиданностью, а немногие приносят радость догадками. Потому что он желает только неподвижного покоя. Это его окрыляет. «Там, где я искал, мне было плохо. Так буду же я сидеть неподвижно и буду безопасен». Эта сонная недолгая хитрость совсем успокаивает его, и он оживает. Его глаза заблестели, и, как только он уверился в покое, его тело напряглось и он обеспокоился надеждами. Он обратил глаза на двери и почувствовал, что проголодался.
Когда в конце коридора он услышал шаги Сони, он ожидал в ее руках хлеба и отозвался.
– Чего же ты хочешь? Выходи ко мне из угла, пойдем со мной в кладовую.
В темноте надежно бежать за розовым платьем, широким внизу и узким вверху, быстрыми шагами и цепкими когтями. Соня подходит к узкой двери в закутке за ситцевой занавеской, достает с полки большое красное деревянное яблоко в полосках и, скрипнув створками, открывает его. Там лежит ключ от кладовки. Она это делает тихо, чтоб никто не услышал, и, внося керосиновую лампу, пускает щенка. Он поднимает голову и видит ее открытые плечи под черными косами и голые ноги. Они в коротких белых карпетках. Когда она поднимает ногу на табурет, она потеряла туфель и раздвинула широкое платье. Щенок следит за тем, как оно открывает белую кожу все выше, и нагибает голову. Он хочет, чтоб это длилось и чтоб платье ползло еще дальше. Соня влезает на табурет и тянется за миской с холодными перцами, которая стоит высоко. Это ее любимое блюдо. Пока она, запустивши руку, достает для себя один зеленый с просачивающимся в трещины красным фаршем и ест его, щенок видит, как платье, натянувшись складками на пояснице, еще всползло, обнаживши ноги. Там под ним темно. Он удерживает ее глазами. Она спрыгнула и бросает ему на пол перец. Он жадно съедает его и давится. Горло жжет, он кашляет и, облизываясь, поднимает голову за пищей. Он хочет, чтоб она снова стала на табурет. Но она достает ему снизу мяса и, севши на корточки и подернув платье на колени, следит за тем, как он ест. Он опускает морду и поднимает глаза. Когда, соскучившись, она уходит, он, забегая, старается ее вернуть и провожает ее по коридору. Оставшись, он ждет два часа, прячась и выходя. Но она не приходит. Он возвращается, скребется, выслушивая Соню и, не отрываясь от кладовки, проклинает запертую дверь.
Решив протанцевать, щенок едва не сбился с ног. «Заплывшие зеленым жиром щеки у всех живущих и до земли без складок руки, выпростав в бока, – они меня наблюдают».
Щенок устремился по движущимся доскам – скользко-холодные без заноз – на кончиках пальцев, обмотавши хвост вокруг вытянувшихся ног. Над ним по балкам потолка в дыры глядели каменные змеи. По потолку легко, без ног катился, следовал комок.
Глотая жадно теплый пар от жареных в траве горячих камешками в воде в свернувшейся сметане
бородами сдвинувшись завидуя смертельно из щелей негодуя подглядывали гады уползали в балки в дыры в дерево и плакали. А он и Соня близко в кладовке вдоволь ели горелые голени хрустели без остатка обматываясь сладко слюной по подбородку голубей по углам.V. Сон об игрушках
Вошедший Саша улыбается Тане и спрашивает:
– Ну как? Наконец пришли в себя?
«Обратиться к торопливым поискам в тысяче лиц – вот ее затененное лицо, мелькнувшее навстречу и неподвижное. Щелкающие каблуками шаги остановились. Она принесена в дар – вся ее прелесть мгновенному взгляду и мысли, унесшей крупицу. Она так же отдана мне, как другие, а не я ей. Все торжествует, быстрый розовый блеск из-под нависших волос и торопливые изменения… Ловля черт и насмешка – пустое утешение бессильных. Я не слышу, кстати, упреков и толчков, корчащейся земли подо мной. Крысиная беготня и крысиные вспышки, острые глаза, царапающие мне подошвы, все с шорохом уступает глухим шагам, и я торжествую. Мне скучно».
Таня: Я сейчас уеду в город. Вы дадите мне двуколку, на которой меня привезли?
Балан: Не надо. Да. Мы вас не пустим.
Таня: Почему?
Балан: (добродушно смеясь и проводя по усам): Нам вас жалко.
Таня: Зачем я вам?
Балан: Нет, видите ли, барышня, сейчас опасно. В лесу босяки. И, кроме того, по ночам Сова таскает девушек. Разве вы не знали?
Саша: Гм, и много она натаскала?
Балан: Будь уверен. У этой птицы страсть к бесконечной жизни.
Саша (смеясь): Приятно послушать о вечной жизни.
Таня: Мне нужно в город.
Саша: Кто вас ждет?
Балан: Сейчас мы вас не повезем.
Таня: Я хорошо правлю.
Балан: Нет, нет. Да и лошадей жалко. Вчера ограбили нашу подводу. Сейчас война.
Таня: Что же мне терять?
Саша (вяло): Прекрасный вопрос. Нужно Сову, чтоб это перечислить… Во всех видах… Вас искала Дона. Я пришел сюда на шум, думал, что она здесь.
Таня: А я заблудилась.
Саша: Идемте к ней. Мне кажется, у вас волосы гораздо темнее, и я хочу посмотреть рядом.
Таня: И тогда вы меня отпустите?
Саша (удивленно): Я думал, что вы заняты своими мыслями?
Таня (улыбаясь): Все, что к этому относится.
Они нашли Дону в спальне. Она встает им навстречу и говорит Саше:
– Смотри на меня в этом новом платье – как я изменилась.
Теперь они стоят рядом. «Хорошо, что я ее сюда привел. Безо всякого сомнения, Дона гораздо лучше. У нее красивые волосы. Я не затем привел ту, что ее волосы не распущены. Я бы не думал о Доне, а это, конечно, нужно. Если не будет Доны, не будет никого, потому что она лучше всех. Но ее волосы разъяты. У нее ноги стройнее и плечи белее и грудь выше и руки жарче. К сожалению, это платье подчеркивает все. Я легко узнаю под ним и узнал бы из тысячи. Она не права. Она похожа на себя. Но как же и чем мне может помочь та, если я и теперь вижу, что Дона лучше? А у этой нет ничего, кроме желтых длинных щек и чудных глаз, которые закрыты… Но я не любопытен. Я не любопытен…»
Он уходит. Пройдя по темному коридору мимо белых печек, он, не зажигая света, ложится у себя на клеенчатый, покрытый ковром диван и дремлет. За окном почернело. Ему сначала мерещится беготня его дочки за щенком. Вдруг он представил себе, что это тот щенок, которого убили на сгоревшем хуторе. Потом он засыпает. Ему приснилось, что Дона – его сестра и что они оба – дети. И их комната полна игрушек.
«Первые самые детские игрушки. Следы пальцев на покрытых лаком плоских боках деревянных петухов и кур, мутные жилки и следы дыхания, как на стекле. Озабоченно склоненная девочка, укутывающая их в одеяльца и качающая на груди – моя сестра – мы с ней живем в мире. Спускается вечер. Она не хочет заснуть; комнаты за коридором пустуют. Взрослые ушли, мы остались одни.
Я ухожу туда. Испугавшись одиночества и темноты, она бежит за мной. Нет, сестричка, не мешай мне. Там просторнее разложить рельсы. Мне недавно привезли из города новую забаву – складные рельсы и поезд.
Тут мы поссорились из-за игрушек. Из темного угла я выкатываю паровозик. Под насыпью за складом известняка медленно вращается паровозный круг. Я раскладываю рельсы, но они не помещаются в комнате и выходят в темный коридор. По ним катятся, царапая руки и блестя железными частями, вагоны. Вот в котле сверкнул огонек, как от зажженной в третьей комнате спички. Вдруг ударила серая струйка света, и вот тяжелые рельсы сами тянутся вверх по коридору и гремят. Сестры не слышно, но она следит издали, видимо, завидуя новой игрушке.