Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)

– А где же, между прочим, ваше ведерко?

Ведерников хлопает себя по лбу и выскакивает на кухню. По дороге он ощупывает карман кожаного Митиного пальто. Раздвигая оглядывающихся на нее круглыми плечами, Анна Михайловна наклоняется над столом и разливает водку по стопкам. Мужчины намазывают икру на ломти халы, чокаются и выпивают. Ведерников, не садясь, заводит патефон:

– Тост! Выпьем за молодых техников с высшим инженерным образованием!

Зотов перебивает:

– За инженеров! За ИТР!

Все пьют, обращаясь к Мите, который сидит неподвижно, опустив голову и как будто нюхая. Анна Михайловна придвигает ему рюмку. Ведерников опять говорит:

– А самое главное, выпьем за тех, у кого душа наружу.

Зотов прибавляет:

– За тех, кто свой в доску!

Холодай говорит:

– Совершенно ясно, тут все люди прямые.

Ведерников привстает и, перемигнувшись с обоими, хочет увести Митю на кухню, но, присмотревшись к нему, видит, что тот спит. Не отвечая на разговоры Анны Михайловны, Митя держит во рту недожеванную халу с икрой и не проглатывает. Анна Михайловна говорит:

– Неужели же вы поверили, что я их познакомила? Это она наябздила на меня…

Но тут она тоже видит, что Митя заснул. Он прислонился головой к ее плечу, слабо пережевывает халу, но все-таки не глотает.

– А, черт, – говорит Ведерников. – Спит. И сколько он выпил, что его так развезло! Что же теперь делать? Надо взять у него инструменты, а то он их еще растеряет. А ну, давайте!

Все выходят, оставив Митю с Анной Михайловной за столом. Ведерников тревожно оглядывается. Оба сидят неподвижно. Повернувшийся во сне Митя начинает слюнить крепжоржетовый рукав. В сенях они вытаскивают пакет из кармана Митиного пальто и уносят его на кухню.

Когда за ними закрылась дверь, Анна Михайловна беспокойно поворачивается к Мите и с изумлением встречается с его открытыми вылупленными зеленовато-серыми глазами. Она отдергивает руку, но не вскрикивает.

Аркашка, присев у шифоньера, тихонько тянет ручку нижнего ящика и без шума выдвигает его. Он думает про себя: «Посмотрим. Интересно, что они от меня здесь прячут». Он засовывает руку, щупает и вытаскивает у самой стенки из белья пакет. «Завернуто в газету и перевязано шпагатиком». Задвинув ящик и прикрыв пакет «Тарзаном», он рванул, замедляя любопытство, напрямик через коридорчик в уборную, нырнул туда и заперся на крючок. Он тычет «Тарзана» в сетку для бумаги и развязывает пакет.

Ведерников стоит, наклонившись возле Зотова и Холодая, которые, стараясь не шуршать, тихонько разматывают пакет. Он думает: «Жаль, линолеум по всему полу. Придется его снимать. Пять комнат или на Казачьем, иль на канале. А где достать цельное стекло? Шесть зеркальных окон, одно разбито и другое тоже, правда, не разбито, а с трещиной. Очень просто, ничего особенно сложного. Ведерко икорки, черт с ним, я ему предоставлю, а пару барж на дрова я тоже буду иметь… как негодные. Около самого дома. А там дальше посмотрим. Там у меня тоже пакет в ящике. В своем роде. Она сидела у буфета одна, спиной. Ну и тяжелый зад у моей жены, не столько тяжелый, как пухлый. Поднять нижнее, чтоб были видны ноги, потом она нагнется. Да, в пяти комнатах будет место и гостей принять. Цельное стекло я, конечно, достану, хотя бы из Гостиного, там все равно полстенки разбито, но дело не в этом, а дело в инструментах. Ширмы из крепдешина со щелками. А линолеум? Содрать. Пожалуй, все-таки надо содрать для ванной весной. Огонек в избе. Все спокойно, все спокойно. Инструменты мы сейчас спрячем. Она там сидит с Митей. Не очень-то приятно. Даже к лучшему. С Митей надо поговорить отдельно. Одному, без них. А может, без него… Ни к чему столько народа. Нет, Митя простой парень, и он техник, человек со средним техническим образованием. Покупать только хорошие вещи. Просто повыбросить все это дерьмо, когда будем переезжать. И диванчик с медальонами. Нет, диванчик, пожалуй, не так уж плох. Диванчик – стильная мебель. Хорошо, что мы его держим под чехлом. А покупать в комиссионных – один в Гостином, один на Невском у Адмиралтейства, один на Невском у канала. Есть и на Васильевском, тот самый интересный. Аркашку отправить на Чернышев в техникум, пусть учится играть на пианино. Чтоб он меня уважал. Аркашка весь в меня. Ничего, спокойно. Все это мы имеем в руках. Держим».

Развернув пакет, приятели вынимают инструменты и ключи, связывают пустую тряпку и засовывают обратно в Митин карман, а инструменты прячут в кухонный столик.

Аркашка вынимает из пакета пачку фотографий. На первой из них он видит Анну Михайловну, свою мать. Она в перманенте, устроенном по-незнакомому, сидит на диванчике с медальонами без чехла, спустивши одну босую ногу на пол. Она совершенно голая. Волосы у нее в шестимесячной завивке, но убраны не как обыкновенно, а как-то иначе. Правая нога поднята на диван и отставлена широко. Тень от нее падает на круглый живот. Левая рука протянута к этой ноге и держится за нее, а правая опирается о диванчик. С быстро бьющимся сердцем Аркашка рассматривает фотографию и, не зная, что делать с ней, выхватывает вторую. От неверного движения вся пачка вылетает у него из рук и рассыпается по полу уборной. Нечаянно задетая доска стульчака громко стукает. Трое в кухне вздрагивают и делают движение, один из инструментов выскакивает из рук Холодая и звякает. Холодай шепчет: «Епси-мопси!» Они прислушиваются. Аркашка слышит движение в кухне и, съежившись, сжимая наскоро завернутый пакет, в растерянности, с сузившимися сосудами, с похолодевшими ногами, некоторое время не может двинуться. Он приоткрывает дверь и видит спину отца в светлом костюме, входящего в столовую. На неосторожный скрип двери уборной Ведерников поворачивается и видит Аркашку.

– Ты чего? Еще не спишь? Опять с книжкой! Марш в постель!

Аркашка делает движение спрятаться.

– Ну? Чего? Давай!

Покрасневши как вареный рак, он успевает левой рукой запихнуть пакет в сетку под бумагу и, схвативши «Тарзана», выходит из уборной боком, но, выйдя в коридор, останавливается с подкатившимся сердцем, надеясь вернуться и взять пакет. В это время Ведерников, который хотел было вернуться, поворачивается опять к столовой и, пропуская оттуда Митю, отвечает ему:

– Курим? Пожалуйста, можем угостить «Зефиром».

Выйдя в прихожую, Митя, покачиваясь, шепчет ему:

– Нет… мне, между нами говоря, отлить… А?

– Это тоже можно. Пожалуйста сюда.

Аркашка не успел выключить свет. Через некоторое время, когда Митя выходит из уборной, ожидавшие в кухне окружают его и все вместе возвращаются в столовую. Аркашка из темного коридорчика влетает в уборную к сетке и запускает руку. Но кроме мятой бумаги для подтирки там ничего нет.

Проводив гостей и проверив запоры, Ведерников наскоро просматривает инструменты и удерживает себя от торопливости, стараясь продумать кое-какие занятия на время, пока жена убирает со стола. Он заводит патефон и ставит, по своему вкусу, широкую русскую народную песню-попурри. Но он передумывает. Сбитый беспорядочный стол еще уставлен грязной посудой, которая звенит от патефона.

– А может, Анна, бросишь? Пожалуй, пора спать.

Она пожимает плечами:

– Куда торопиться? Не в театр, успеем.

Ведерников: Очень удалось платье. Как говорится – смерть мужьям.

Анна Михайловна: Надо еще оглядеть днем, а то на последней примерке обузили, а потом прострочили на глазок, так я боюсь…

Ведерников: Чего бояться, платье, прямо сказать, культурное.

Анна Михайловна: Гм, пожалуй, сходить бы в фотографию в этом платье и засняться.

Ведерников: Я и сам фотограф. Давай-ка посмотрим… как будет лучше. Если вот так…

Анна Михайловна не торопясь отставляет посуду и становится в спальне у зеркала.

Ведерников: Подожди-ка, я сейчас попробую.

Он снимает абажур с настольной лампы, она бросает режущий свет. Задвинув кассету в аппарат «Спорт», он прощелкивает и делает выдержку.

Ведерников: А что если поставить тебя у стенки – так, вполоборота.

Анна Михайловна: Ну какие там еще обороты – я сегодня слишком выпила, от вина качает и спать хочется.

Ведерников: Подожди-ка, я тебе сделаю художественную фотографию, как будто ты примеряешь платье и в это время надеваешь его за ширмой. Ты его стяни – так, через голову.

Анна Михайловна: А лицо как же?

Ведерников: Ну что лицо? Это ничего, лицо пусть будет закрыто. Нет, только ты прихвати и комбинацию…

Анна Михайловна: Подожди, я отстегну чулки.

Ведерников: Нет, чулки пусть пожалуй остаются.