Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

Она зарыдала.

– Тогда перебирайся ко мне, - предложил Антон. Собственно с этим он и приехал.

Плач оборвался. Лика вскинула головку, жадно всмотрелась.

– А что? Места для двоих хватит, - Антон сделал разудалый жест.
– Все равно ни тебя, ни меня такая жизнь не устраивает. Попробуем, что получится. А надоем, тогда уж и бросишь. Как говорится, - свободное решение. В ее радостно оживших глазах оставался только один, главный вопрос, - о дочери. Но ответить на него Антон не был готов. Сказать ей напрямую, что боится появления в своей холостяцкой квартире чужого ребенка, Антон, конечно, не решился. Малейшее подозрение, что восхитительная Гуля может кому бы то ни было показаться обузой, оттолкнула бы от него импульсивную Лику.

– Насчет Гули. Наверное, пусть пока с отцом поживет, - пробормотал он.

– Не бросать же школу. В выходные будет у нас гостить. Заодно и ко мне попривыкнет. А там определимся. Но если вовсе не попробовать, ведь оба пожалеем. Так что скажешь, Ликушка?

– Что ж, попробуем, - Лика водрузила головку на плечо Антона.

На другой день она перебралась к нему.

Мы живем, под собою не чуя страны

То, что на "Возняковские минеральные удобрения" наскочили трейдеры Балахнина, Иван Листопад узнал сразу по приезде на завод. И известие это оказалось не из приятных.

За время, прошедшее после встречи в Сочи, куда преследуемый Иван примчался в 1988 году за защитой, Юрий Павлович Балахнин сильно заматерел.

В восемьдесят девятом он сделал то, от чего отказался "самостийный" Листопад, - создал один из первых в стране кооперативных молодежных банков - "Конверскредит".

С начальным капиталом помогли родные комсомол и партия. Они же не оставили своего первенца заботой на первых шагах, когда началась лихая распродажа державы. Те, кто еще недавно радел о сохранности общенародной собственности, первыми бросились ее расхватывать. Взахлеб, за бесценок, торопясь отхватить хоть что-то. Зажмурившись от собственной удали, ожидая тревожно по ночам, - когда же придут.

А вот Балахнин спал спокойно. Знал: кто мог бы придти, тот сам в доле. И - делился честно. Не крысятничал. За это получал новые возможности заработать.

Он поучаствовал в составлении первых внешнеэкономических контрактов, по которым в страну хлынул западный "неликвид", зато на счетах "Конверсии" осели внушительные суммы; в дисконтном списании долгов третьих стран в счет поставок оборудования, которое границ России так и не пересекло; в демпинговой распродаже оборонной техники.

Ни одна из громких операций на сломе восьмидесятых-девяностых мимо Юрия Павловича не прошла.

И пока другие делали первые робкие шаги, оступаясь и разбивая носы, банк "Конверскредит" стартовал стремительно, легко обставляя менее удачливых конкурентов.

Но самой рисковой операцией, за которую, если б вовремя спознали, Балахнин и впрямь мог поплатиться головой, стала финансовая поддержка затравленного и, казалось, уничтоженного Ельцина. знал, кто в доле.м - когда казалось, уничтоженного Ельцина, поддержав его финансово.

Что тогда толкнуло на сумасшедший риск благоразумного Юрия Павловича? Привычка не складывать яйца в одну корзину или спинной мозг, который для прожженного аппаратчика, что барометр для метеоролога?

Скорее, второе. Во всяком случае именно эта некоммерческая сделка стала самым удачным его вложением. В чем-в чем, а в неблагодарности будущий президент замечен не был. С его приходом во власть Балахнин стал замом в первом российском правительстве, сумев за короткое время значительно укрепить позиции своего "Конверскредита". Но и после того, как на смену Силаеву пришли "молодогвардейцы", Юрий Павлович сохранил кремлевские и правительственные связи, предоставив голодным реформаторам "Конверскредит" в качестве безотказного кошелька. А к собственному кошельку мы, как известно, относимся трепетно, - льготы и субсидии посыпались, как мелочь в получку. Стремясь не упустить благоприятную обстановку, Балахнин принялся отстраивать вокруг банка промышленную империю. Среди прочих нарождающихся холдингов "Конверсия" отличалась редкой всеядностью. Остальные избирали какой-то сегмент рынка повкуснее и с урчанием его обгладывали. У "Конверсии" тоже образовалось свое стратегическое направление - металлургия. Но и остальные секторы экономики Юрий Павлович вниманием не оставлял. Скупалось всё, что подворачивалось, по принципу "бери, что плохо лежит". Бойкие рейдеры Юрия Павловича шлындали по всей стране в поисках "бесхозных", то есть не защищенных влиятельными интересами предприятий. Обнаружив, набрасывались. Методы захвата использовались соответствующие. Если владельцы не соглашались уступить по дешевке, включался властный ресурс и применялась "зачистка". То есть на интересующий объект с проверкой направлялись милиция и ОМОН, против особо упертых возбуждались уголовные дела. Завладев предприятием, вычленяли самые лакомые куски, безжалостно выплевывая весь неликвид, после чего с выгодой перепродавали по частям, оставляя на месте прежнего городка или поселка пепелище.

Должно быть, за это учтивейший Юрий Павлович схлопотал на рынке кличку "пиранья".

Листопад и Балахнин в девяностые связи друг с другом не потеряли. Изредка Иван обращался с просьбами пролоббировать что-то в правительстве. Балахнин обычно не отказывал. Но к желанию Листопада создать собственный, не зависимый от кого бы то ни было агрокомплекс относился снисходительно, словно богатый барин к потугам безобидного чудака соседа. Самолюбивого Ивана это унижало. Да и чувствовал он себя в балахнинском окружении эдаким стариком Дубровским среди троекуровских холуёв. Потому лишний раз старался не обязываться и общение с радушным хозяином свел к минимуму.

Так что на переговоры в "Конверскредит" Листопад отправился чрезвычайно неохотно.

* Балахнин, и, прежде осанистый, теперь, в сорок три, изрядно погрузнел. Поредевшие волосы на загорелой макушке выглядели пообтершимся плюшем. К привычной руководящей сановности добавилось нетерпеливого хозяйского напора.

Впрочем встретил он гостя с неожиданным гостеприимством. А, узнав о поводе для визита, весело удивился:

– Эк куда моих мальчиков занесло. Извини, не знал!

Он даже озадаченно помотал головой, так что у Ивана отлегло от сердца.

– Теперь знаешь.

– Теперь знаю. Да ты присядь. Давно не заглядывал. Наслышан, - преуспеваешь, - снисходительно похвалил Балахнин.
– Неординарный ты человек, Иван. А уж комбинации, что умеешь проворачивать, - просто классика. Ребята в правительстве аж иззавидовались. А они на подобные номера тоже горазды.

– Про то вся страна в курсе.

– Да, неординарный. Хотя чересчур колюч, - Юрий Павлович добавил голосу строгости.
– А колючему да одинокому трудно на свете. Потому - хочу тебе предложить объединиться со мной. Листопад напрягся.

– В смысле - под тобой?

– Но на хороших условиях.

Взгляды их жестко скрестились.

– Ты ж знаешь, я не человек стаи, - напомнил Иван.

– Как же, как же. Только время теперь такое - в стаи сбиваться. Помнишь, в восемьдесят восьмом, в Сочи, когда всё только намечалось, я тебя предупредил, что процесс из-под контроля не выпустим. И что? Где теперь твои кооперативы? Поднялись те, кто и должен был подняться. А сейчас, Ваня, наступает время нового передела. Крупные рванут еще выше. Ну а мелочь, как перед тем кооперативы, в ничто изойдет.

– Я тебе не мелочевка, - Листопад оскорбленно набычился.

– Уже нет, - согласился Балахнин - больше, впрочем, чтоб польстить самолюбию собеседника.
– Упертость твоя вызывает уважение, - решил сельское хозяйство под руку подобрать, и - идешь себе, куда наметил. Хотя на этом больших вистов не наработаешь. Нефть, газ, - вот шматы. Кто их отхватит, тот наверху и окажется.

– А что, есть перспективы отхватить?
– пытливо вскинулся Иван.
– Я что-то не слышал, чтоб месторождения в программу приватизации включили.