Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка
Шрифт:
– А вот не выйдет у тебя ничего, - с внезапной непримиримостью объявил он.
– Знаю, чего добиваешься: водоотводную зону под себя подмять. Катера да дебаркадеры всяка разно вонючие понаслать, мальков стремных в воду понапускать, да и засрать всё вокруг. Вотушки у меня! Думаешь, напоил, так купил? А я и пьяный за мать-природу постою. Не отдам, понимаешь, землю на растерзание.
Телохранители набычились, остальные принялись недобро переглядываться. Все, кроме Листопада.
– Вот это так молодец! - он любовно потрепал ершистого егеря по полированной лысине.
– Жаль, мало таких осталось, неподкупных. Один против всех
Кравчук упрямо смахнул поглаживающую ладонь, грозно поднялся.
– Не на планах! По жизни!
– прорычал он.
– Мне народ озеро доверил. И я его не предам ни за ради таких хоть как ты!
– Та не принимай в голову, - беззаботно утешил распалившегося правдоруба Иван.
– Лучше скажи спасибо, что отбил твою землю от немца поганого. А уж меж собой порешаем полюбовно. Как русак с русаком. Найдем консенсус. Не о том думаешь, друг Петрович. Вижу теперь, что не районного уровня ты человечище, чтоб на мелких чиновных сошек себя разменивать. Для больших свершений созрел. Правильно тебя народ в Верховный Совет двинул. Вот где будет размах, раздолье! На всю Россию твой непримиримый глас прогремит!
– Прогремит, как же, - Кравчук закручинился.
– Кто ж меня туда пропустит? Спасибо, конечно, мужикам за доверие, но... Знаю я этих шустриков. Затравят, обоврут по самое не балуй и выплюнут. Хорошо если не назад в тюрьму.
– Вот ведь человек - маловерище!
– Иван укоризненно нахмурился.
– Ты меня в этой жизни держись. И всё срастется. Скажи, я тебе врал когда? - Да вроде...
– Та-ак! Я тебя из тюрьмы вытащил?
– Ты?
– А кто своего другана на выручку прислал? Антон поспешно убрал глаза.
– И в Совет так же протащу. Потому как достоин. Ты цены себе, Петрович, не знаешь. Вот скажи, сидел за народ?
– Так э...всего сутки.
– Да, маловато, - огорчился Иван.
– А, с другой стороны, кто там за тобой считает? Главное, факт. Нынче кто сидел, тот и страдалец. Да я тебя с такой выдающейся биографией не то шо просто в Совет, сразу в комитет по экологии турну. Там и возвысишь свой голос за природу! Мать ее так.
Кравчук, затихнув, с детским мечтательным выражением слушал витийствующего Ивана. Кажется, он и впрямь видел себя на всесоюзной трибуне, произносящим громокипящую природоохранную речь.
– Большие дела тебя ждут, Петрович, - объявил Иван.
– А пока сил набирайся. Сходи вон попарься, расслабься с барышнями. Елда, она ведь тоже нам от матери-природы дана. Он подмигнул заждавшимся девушкам.
– Это да, - охотно согласился Кравчук, вновь пришедший в согласие с собственной совестью. Глаза его похотливо заблестели.
– Дикий все-таки народ в провинции, - пророкотал Иван, глядя, как обмякшего, любвеобильного егеря увлекают в сторону сауны.
– Чуть кто мешает, - сразу сажать, резать, топтать. А всего-то и надо - учитывать человеческий фактор.
Антон заметил подобравшегося поближе Фомичева.
– Как там День Никиты, все еще празднуете?
– с улыбкой спросил он, надеясь, что по вопросу этому Фомичев припомнит его. Увы! Председателю было не до него.
– У нас теперь круглый год День Никиты. Работы-то нет, - невнимательно отреагировал Фомичев. Он робко
потянул за рукав Листопада.– Это, Иван Андреевич!... Вы вроде завтра уезжаете. А как со мной?
– Шо с тобой?
– Так...Ваши обещали, если подпишу, - Фомичев кивнул подбородком на опьяневшего Маргелова. Робко потер пальцы.
– Деньги, что ли?
– догадался Иван.
Фомичев кивнул.
– Обещал?!
– Листопад требовательно посмотрел на Маргелова, улыбающегося своему отражению в осушенном хрустальном бокале.
– Да пошел он! Козел!
– непонятно ответил тот.
– Слыхал?
– Иван повернулся к Фомичеву.
– Говорит, ничего не знает. Так чего ж ты ко мне лезешь?
– Но как же? Ведь всё было оговорено. И сумму называли. Я уж и шиферу закупил - крышу перекласть, - Фомичев беспомощно сглотнул. Взгляд его наполнился отчаянием.
– Так вот вы как? С вами как по-людски, а вы, значит, в обманки?
– Цыц!
– оборвал его Листопад. Разочарованно покачал головой.
– Да ты, оказывается, негодяй! Я думал, он для людей хлопочет. А он только б свой карман набить! Вот погоди, Петровичу расскажу. Он тебя перед всем районом осрамит. Вымогатель! А ну!..И шоб больше на дух не видел!
Он кивнул ближайшему охраннику. Тот без усилий приподнял брыкающегося председателя колхоза под мышки и вынес из помещения.
Иван заметил холодно-недоуменный взгляд Антона, хитровато подмигнул:
– А шо делать? Таковы суровые законы бизнеса. Скурвился. Сегодня нам собственный колхоз запродал, завтра, случись, нас продаст. Больше не надежен.
Он ткнул в посапывающего над тарелкой Маргелыча:
– Организуй, шоб переизбрали.
Не поднимая головы, тот понятливо свел большой и указательный пальцы в кольцо.
Как украсть комбинат
"Мерседес" в сопровождении джипа с охраной мягко несся по шоссе в сторону областного центра. Утомленный ночными возлияниями и прелюбодеянием, Листопад покачивался с полузакрытыми глазами, благодушно слушая старого дружка.
Антона, махнувшего на дорожку двести грамм стремянной, слегка развезло и, как в таких случаях бывает, потянуло на разговор о наболевшем. Он как раз рассказывал о своем рапорте с предложением срочно внести изменения в уголовный кодекс.
– Куда пойдешь, когда из ментовки попрут? - не размыкая глаз, поинтересовался Листопад.
– Почему собственно?..
– Потому что блаженным был, таким и остался. Умник выискался, - законы ему срочно подавай. Фишку надо рюхать, Антоша! Щас шо происходит? Страну дербанят на части. Так?
– Так я и хочу!..
– Так, - констатировал Иван.
– И ещё, по моим прикидкам, года два-три будут пилить. И, скажи на милость, какому вору у власти нужен закон, по которому его же и посадят? Вот поделят, огородят, - мол, це моё, а це твоё. Тогда и про кодекс вспомнят, и враз всё примут. Потому шо натибренное надо будет от других, новых воров защищать. Наивняк же ты. Вот уж воистину - херувимчика могила исправит!
Иван от души зевнул.
– А ты, выходит, фишку рюхаешь. Тоже торопишься от других не отстать, - отхватить своё, - уязвленный Антон похлопал по дорогой мерседесовской коже.